Скандал в семействе Уопшотов

- Вы вспоминаете этот случай, доктор Камерон?

- Вы полагаете, что при тех ответственных задачах, которые на меня возложены, я могу хранить в памяти подобные события?

- Так вы не помните, что наказали мальчика?

- Если я и наказал его, то сделал это только для того, чтобы он понял, что хорошо и что плохо. - Он говорил по-прежнему резко и в повышенном тоне, но ни в ком уже не вызвал сочувствия.

- Вы не помните, что заперли сына на два дня в чулан и не давали ему ни пить, ни есть?

- Воды я ему дал.

- Значит, вы помните этот случай?

- Я только хотел, чтобы он понимал, что хорошо и что плохо.

- Вы навещаете сына?

- Время от времени. - Что-то его развеселило, какая-то мысль. Он улыбнулся.

- Вы помните, когда вы последний раз навестили сына?

- Не помню.

- Было это десять лет назад?

- Не помню.

- Вы узнаете своего сына?

- Конечно.

- Папа, папа!

Человек, который произнес эти слова, стоя в дверях зала, казался на вид старше, чем его отец. Волосы у него были седые, лицо одутловатое. Он плакал; он прошел по залу заседаний, неуклюже, так как уже не был ребенком, опустился на колени перед сидевшим отцом и положил голову ему на колени.

- Папа, - воскликнул он, - о папа! Идет дождь.

- Да, дорогой.

Это были самые проникновенные слова из всех сказанных доктором. Он больше не видел ни зала заседаний, ни допрашивающих его сенаторов. Казалось, он погрузился в состояние какого-то человечного, какого-то беспредельно человечного равновесия любви и опасений, словно его чувства были циклоном с периферией и центром, а он находился в центре, в оке циклона, где царил покой.

- Папа, идет дождь, - сказал сын. - Останься со мной. Не выходи на дождь. Хоть раз останься со мной. Они говорят, что ты меня обижал, но я им не верю. Папа, я люблю тебя. Я всегда тебя любил и буду любить, папа. Я все время писал тебе, папа, но ты никогда не отвечал на мои письма. Почему ты не отвечал мне, папа? Почему ты никогда не отвечал на мои письма?

- Я не отвечал на твои письма, потому что я стыжусь их, - хриплым голосом ответил доктор, но не таким тоном, каким разговаривают с ребенком или с сумасшедшим, а таким, каким говорят с равным, с сыном. - Я посылаю тебе все, что нужно. Я посылаю тебе хорошую почтовую бумагу, но ты писал мне на оберточной бумаге, ты писал мне на квитанциях прачечной, ты писал мне даже на туалетной бумаге. - Его голос звенел от гнева и отражался эхом от мраморных стен. - Как ты, черт возьми, мог ожидать, что я стану отвечать на письма, если ты писал их на туалетной бумаге? Мне стыдно получать их, мне стыдно видеть их. Они напоминают обо всем, что я ненавижу в жизни.

- Папа, папа! - громко взывал мужчина.

- Пойдем, Филип. Нам пора. - Больного сопровождал санитар. Он взял сына доктора под руку.

- Нет, я хочу остаться с папой. Идет дождь, и я хочу остаться с папой.

- Идем, Филип.

- Папа, папа! - кричал он, пока его вели к двери, и, когда дверь закрылась, его все еще было слышно. Так много лет назад миссис Хеннинг, наверное, слышался его голос из чулана.

- Я предлагаю, - сказал старый сенатор, - чтобы мы, если это в пределах наших полномочий, ходатайствовали о временном лишении доктора Камерона допуска к секретной работе.

Такое ходатайство, видимо, находилось вполне в пределах их полномочий. Предложение было принято, и на этом заседание закончилось. Камерон остался сидеть на свидетельском месте, а Каверли вместе с остальными вышел из зала.

23

Эмиль и Мелиса намеревались встретиться в Бостоне. Мелиса сказала Мозесу, что ей надо съездить на север и повидать свою тетю. Тетя жила во Флориде, но Мозес не стал расспрашивать.

Она и Эмиль летели на разных самолетах. Он прибыл на час позже ее и пришел к ней в номер, где они и провели весь день. Вечером они вышли погулять. Выло очень холодно, и, глядя на фасады и колокольни Копли-сквера, Мелиса расчувствовалась при мысли о том, что некогда Бостон мнил себя братом Флоренции, этого чудесного уголка цветов. Ветер жег Мелисе лицо. Эмиль остановился посмотреть кольцо в витрине ювелирного магазина. Это было мужское кольцо, крупный сапфир, оправленный в золото. Мелису кольцо не интересовало, но Эмиля оно словно притягивало. Она дрожала от холода, пока он любовался камнем.

- Интересно, сколько оно стоит. Зайду спросить.

- Не надо, Эмиль, - сказала она. - Я замерзла. И вообще, такие вещи всегда ужасно дорогие.

- Я только спрошу. Это не займет и минуты.

Мелиса ждала, укрывшись за дверью.

- Восемьсот долларов! - воскликнул Эмиль, выйдя из магазина. - Подумать только! Восемьсот долларов.

- Я же говорила тебе, что оно дорогое.

- Восемьсот долларов. Но ведь оно такое красивое, правда? И, думаю, его всегда можно продать, если понадобятся деньги. Я хочу сказать - на такие вещи цена постоянная, как ты думаешь? Это что-то вроде вложения капитала. Знаешь, будь у меня восемьсот долларов, я, пожалуй, купил бы такое кольцо. Точно, купил бы. Люди увидят его и всегда будут знать, что ты стоишь восемьсот долларов. Например, официанты. Или кто-нибудь в этом роде. Я хочу сказать, если ты носишь такое кольцо, тебя будут уважать.

Мелисе казалось, что Эмиль умышленно огрубляет характер их отношений и ставит ее в унизительное положение, вынуждая купить ему кольцо, но она ошибалась, такая мысль и в голову ему не приходила.

- Хочешь, чтобы я тебе купила это кольцо, Эмиль?

- Нет, нет, я об этом вовсе и не думал. Оно просто бросилось мне в глаза. Знаешь, бывает, что вещь просто бросается в глаза.

- Я куплю его тебе.

- Нет, нет, забудем об этом.

Они пообедали в ресторане и пошли в кино. Возвращаясь в гостиницу, Эмиль купил газету и читал ее, сидя в номере у Мелисы, пока та раздевалась и причесывалась на ночь.

- Я голоден, - вдруг сказал он. В его голосе звучало раздражение. Дома я перед сном всегда съедаю миску кукурузных хлопьев или бутерброд. Он встал, положил руки на живот и крикнул: - Я голоден. В этих ресторанах мне еды не хватает. Я еще расту. Мне нужно хорошенько поесть три раза в день, да и в промежутках чего-нибудь перехватывать.

- Ну так спустись в ресторан и поешь.

- Ладно.

- Тебе нужны деньги?

- Вроде бы.

- Вот, - сказала Мелиса, - вот немного, денег. Ступай вниз и поужинай.