Статьи и речи

Если лондонская почта не работает в воскресенье, то почему же, вопрошает лорд Эшли, должна работать почта в провинции? Да именно потому, что Лондон - не провинция, осмелимся возразить. Потому, что Лондон величайший деловой и торговый центр мира. Потому, что в Лондоне бывают сотни тысяч людей всех возрастов, оторванные от своих семей и друзей, потому, что прекращение доставки писем в понедельник утром приостановит естественный приток крови из каждой артерии в мире к сердцу мировой столицы на много драгоценных часов и обратный поток от сердца по всем этим каналам. Потому что резкое различие между Лондоном и любым другим центром Британской империи вызвало необходимость в таком предпочтении и увековечило его.

Оставляя в стороне все прочие петиции, заметим, что в Ливерпуле двести коммерсантов и банкиров образовали из своей среды комитет, "для того чтобы споспешествовать продвижению данного законопроекта". Во имя всех фарисеев древнего Иерусалима! Почему бы этим двумстам коммерсантам и банкирам не учредить комитет, чтобы обязать самих себя не читать и не писать деловых писем по воскресеньям и оставить в покое почту? Правительство ввело почтовую монополию, и тем самым пересылать письма другими способами сделалось не только хлопотно и накладно, но и просто противозаконно. Да какое право имеют все банкиры и коммерсанты в мире налагать запрет на письмо, которое мне понадобится или вздумается послать? Если любому из этих двухсот ливерпульских банкиров и коммерсантов придется лежать на смертном одре в воскресенье, неужто он откажется от услуг почты, чтобы вызвать сына или дочь из другого города, пока почтовая связь в воскресный день еще существует? И как смеют эти господа уверять нас в том, что в воскресной почте нет необходимости, когда прежде чем стрелка часов передвинется на несколько минут, с любым из нас может произойти одни из миллиона непредвиденных несчастных случаев, который сделает помощь почты срочно необходимой. "Нет необходимости"! Да неужто эти господа серьезно думают, что среди воскресной корреспонденции в любом из больших городов нет писем, продиктованных самой острой и неотложной необходимостью? С таким же основанием я мог бы утверждать, возгордясь завидным здоровьем, что уменье лечить, переломы отнюдь не необходимо для хирургов, поскольку у меня лично все кости целы.

Есть в палате общин мудрец такого же сорта, который считает, что полиция по воскресеньям необходима, а почта - нет. Скажем так: если в каком-нибудь доме в Лондоне или в Вестминстере лежат серебряные ложки с фамильным гербом, изображающим воинствующего святошу, то этим ложкам не миновать быть похищенными, если на посту не окажется полисмена. Но тот же мудрец не предвидит такого случая, когда накануне воскресенья ему понадобится отправить в провинцию письмо - или, может быть, в случае настоятельной необходимости он собирается воспользоваться услугами электрического телеграфа? Такова неприглядная логика заведомых язычников, подавляющих своим богатством тех, у кого нет ни грота за душой, и ставящих свои корыстные интересы выше нужд всего общества в целом! Уж кто-кто, а даже член парламента от Бирмингема удручен этой слепотой эгоизма, потому как он "устал читать письма и отвечать на них по воскресеньями", и он не может понять, как это другие могут оказаться в таком положении, когда воскресная почта будет для них несказанным благодеянием.

Непоследовательность точки зрения лорда Эшли можно лучше всего продемонстрировать с помощью выдержек из его, же собственных высказываний. "Говоря о приостановке почтовой связи, я имел в виду только почтовые мешки, но отнюдь не пассажиров". Вот как? Поразмыслите-ка еще разок, лорд Эшли!

Когда достопочтенный член парламента от округа Гробов повапленных * вносит резолюцию о прекращении движения почтовых, а следовательно, и всяких поездов по воскресеньям и когда сей почтенный муж говорит о парнях-кассирах, продающих билеты, о париях-машинистах, о париях-кочегарах, о париях-носильщиках, о париях - железнодорожных полисменах, о париях-извозчиках, ожидающих на париях-станциях париев-пассажиров, чтобы отвезти их в парии-гостиницы, где им будут прислуживать парии-лакеи, то что же остается делать лорду Эшли? Голос зависти шепчет на ухо: ведь мальчик с пальчик сам породил своих великанов и сам же их уничтожил. Но у вас так с вашими париями не выйдет. Вы не можете присвоить себе исключительное и монопольное право производства и уничтожения марионеточных париев. Другие достопочтенные джентльмены также имеют бесспорное право на эти занятия, и когда уважаемый член парламента от округа Гробов повапленных превращает всех этих людей в париев, то у вас, лорд Эшли, нет никаких оснований не признавать их подлинности.

Если на железнодорожный транспорт и всякие иные средства передвижения в воскресные дни будет наложен, но настоянию достопочтенного члена парламента от Гробов повапленных, запрет, то сей почтенный муж не замедлит обнаружить, что этот транспорт в воскресенье вечером вносит немалую ленту в дело выпуска газеты "Таймс" в понедельник и что приостановка транспорта превратит в парию все это огромное предприятие. Ибо в том-то и кроется большая опасность производства париев: стоит только начать, и парии будут расти, как грибы после дождя. Расти в таком изобилии, что тут уж как ни верти, а вскорости во всей стране не сыщется ни одного уголка, начиная с королевских чертогов и кончая последней хижиной. что не кишел бы париями. Упразднить почтовые мешки и оставить почтовые поезда? Остановить лоток этих безмолвных вестников любви и заботы и в то же время оставить говорящих путешественников, требующих неизмеримо больше обслуживающего персонала, чем письма? Это значит полагать, что все люди - глупцы и что достопочтенный член парламента от Гробов повапленных даже больший головотяп, чем он есть на самом деле.

В подкрепление своего проекта лорд Эшли огласил некую напыщенную и опасную рацею, якобы написанную рабочим человеком, гордиться которой, по нашему разумению, рабочий люд не имеет никаких оснований. В этом послании много говорится о том, что лишить рабочего его священного права на воскресный отдых - значит ограбить его. Однако, отдавая должное несомненной благонамеренности и гуманности побуждений лорда Эшли, мы с сокрушением сердечным должны признать, что нет грабителя, которого рабочему человеку, стремящемуся оградить свой воскресный отдых от посягательств, следовало бы страшиться больше, чем самого лорда Эшли. Ведь каждую неделю лорд Эшли ставит свой авторитет и свои благие намерения на службу тем, кто стремится превратить воскресенье из дня отдохновения от трудов, восстановления сил на свежем воздухе и разумных развлечений в день умерщвления плоти и траура. И заметьте, это затрагивает интересы не только одного класса. Это касается всех классов общества. Если в палате общин не нашлось ни одного джентльмена, у которого было бы достаточно мужества напомнить лорду Эшли, что напыщенная чушь насчет рабочего класса, повторенная им с чужого голоса, есть не что иное, как перепев абсурднейшей социалистической доктрины, признающей существование лишь одного-единственного класса тружеников на земле, то слава богу, что об этом можно сказать всю правду в другом месте. Не подлежит сомнению, что три четверти населения Англии добывает свой хлеб в поте лица. Так же бесспорно, что люди всех занятий и профессий живут и трудятся - в большей или меньшей степени - точно так же, как и те, кого мы привыкли называть рабочими. И в буржуазной среде глубоко укоренилась потребность в неустанном, обязательном и жизненно-необходимом труде. Есть несметное множество выходцев из аристократии и сыновей и дочерей аристократов, которые трудятся неустанно и имеют не больше шансов составить себе состояние своим трудом, чем рабочий - трудами своих рук. Есть бесчисленное множество семей, для которых воскресенье - единственный день недели, когда им доступны невинные развлеченья и отдых в семейном кругу. Если мы, из жалкого пристрастия к ложному аристократизму, пристрастия, принесшего такой вред обществу, стремясь отгородиться от рабочего человека, самодовольно решаем, что воскресные пригородные поезда и сады-чайные ему ни к чему, поскольку мы-то не пользуемся ими, то этим мы можем обмануть лишь самих себя. Мы не можем урезать столь необходимые ему отдых и развлечения, не урезав и наших собственных и не обманывая его самым бессовестным образом. Мы не можем отдать его на христианское попечение достопочтенного члена парламента от Гробов повапленных и самоустраниться. Мы не можем опутать его ограничениями, сохранив свободу действий только для себя. Наши воскресные потребности почти такие же, как и у него, только у него они скромнее. Наши вкусы и пристрастия тоже почти одинаковы, и было бы неумно, да и нечестно, если бы мы, представители среднего класса, вели бы себя в этом отношении как двуликий Янус.