Аллах не обязан

Он сказал маме, что ее болезнь - не болезнь белых, это болезнь черных африканских дикарей. Медицина белых, наука белых не может победить такую болезнь. "Только колдовство африканского целителя может излечить твою рану. Если капитан будет оперировать тебя, ты умрешь, совсем умрешь, умрешь собачьей смертью", - сказал военный фельдшер. Фельдшер был мусульманин, он не мог лгать.

Дед договорился с погонщиком ослов. Ночью, при свете луны, погонщик и целитель Балла отправились в больницу и похитили маму, словно разбойники. Еще до рассвета они увезли ее в лес и спрятали в непроходимой чаще, под деревом. Капитан рассердился, он пришел в нашу деревню в военной форме с нашивками и привел с собой гвардейцев. Они искали маму по всем хижинам. Но не нашли: никто в деревне не знал, что ее спрятали в лесу.

Когда капитан и гвардейцы ушли, целитель Балла и погонщик вышли из леса, и мама вернулась в свою хижину. И опять стала передвигаться на ягодицах, рывками. Фафоро (клянусь членом моего отца)!

Теперь все убедились, что мамина язва была болезнью чернокожих африканцев, которая не поддастся ни одному белому врачу, а только местному снадобью колдуна-язычника. Родные приготовили орехи кола, двух цыплят, белого и черного, и быка. Они хотели пожертвовать все это добро сыну колдуньи, который вместе с матерью из ревности поразил мамину ногу злым заклятием, коротэ. Хотели попросить у него прощения, уговорить его снять с мамы злые чары, джибо. Они решились сделать это.

Но вот однажды рано утром, ко всеобщему удивлению, явились три старика из деревни, где жила колдунья. Эти старики были настоящие язычники, немусульмане. Их одежды были ветхими и зловонными, сами они были гадкими и грязными, словно дырка в заднице у гиены. Они сгрызли столько орехов кола, что десны у двоих стали совсем голыми, словно ягодицы шимпанзе. У третьего десны тоже были голые, только на нижней торчали два клыка, зеленых, словно фетиши. Они нажевали столько табаку, что бороды у них сделались рыжими, словно шерсть у большой крысы, которая жила в маминой хижине, а не белыми, как у стариков-мусульман, которые молятся пять раз в день. Они ползли, как улитки, опираясь на палку. Они принесли орехов кола, двух цыплят, белого и черного, и привели быка. Они пришли просить прощения у моей мамы. Потому что сын колдуньи, злой, жестокий охотник, умер тоже. Он зашел далеко в лес и хотел убить из своего ружья буйвола, который был духом. Буйвол поднял его на рога, раскачал, бросил на землю, потоптал копытами, убил его совсем, так что кишки и внутренности вывалились в грязь.

Это было так ужасно и так удивительно, что люди пошли за советом к гадателям и ясновидящим, чьим словам можно было доверять. И все эти гадатели и ясновидящие сказали, что свирепый буйвол был не кем иным, как аватарой (то есть иным воплощением) моей мамы Бафитини. Иначе говоря, это моя мама перевоплотилась в свирепого буйвола. Это моя мама убила и сожрала души колдуньи и ее сына (сожрать душу означает извести человека, поглотив его жизненную силу, - так объясняет "Словарь лексических особенностей"). Моя мама была самая могущественная колдунья в наших местах: ее чары оказались сильнее чар колдуньи Муссокорони и ее сына-охотника. Она была главной у всех колдунов и пожирателей душ в нашей деревне. Каждую ночь она вместе с другими колдунами пожирала души людей, а также язву у себя на ноге. Вот почему язва никак не заживала. Никто на свете не мог вылечить эту зловредную язву. Это мама сама так захотела: захотела всю жизнь ползать на ягодицах, держа правую ногу на весу, потому что ей нравилось пожирать по ночам души людей и грызть язву на собственной ноге. Валахе (клянусь Аллахом)!

Когда я узнал все это, узнал, что мама занимается колдовством, когда я узнал, что она сама пожирает свою больную ногу, я был так изумлен и потрясен, что принялся плакать и проплакал четыре дня и четыре ночи подряд. Утром пятого дня я вышел из хижины, решив никогда больше не есть вместе с мамой. Такой мерзкой и отвратительной она мне казалась.

И я стал уличным мальчишкой. Настоящим уличным мальчишкой, который спит среди коз и таскает еду на чужих участках и полях.

Балла и бабушка нашли меня в зарослях и привели домой. Они утерли мне слезы; они велели мне охладить сердце (охладить сердце - значит унять охватившие меня гнев и страдание) и сказали, что моя мама не была колдуньей, никак не могла ею быть. Потому что мама была мусульманкой. А старики бамбара, не верившие в Аллаха, были бесстыжими лгунами.

То, что сказали Балла и бабушка, не очень-то меня убедило; было уже слишком поздно. Если кто-то пукнул, обратно в задницу это не загонишь. Я по-прежнему смотрел на маму искоса, со страхом и недоверием в животе, как говорят африканцы, или в сердце, как говорят французы. Я боялся, что однажды она съест мою душу. Когда кто-то съедает твою душу, ты не можешь больше жить и умираешь от болезни либо от несчастного случая. От любой напасти, ньямокоде (паскудство)!

Когда мама умерла, Балла сказал, что это не колдуны ее сожрали. Потому что он, Балла, был мудрец, заклинатель фетишей, он издали чуял колдунов, он знал все их повадки. Бабушка объяснила мне, что маму убил Аллах и никто больше, убил зловредной язвой и слезами, которых она слишком много пролила. Он, Аллах, пребывает на небе и делает что хочет; он не обязан быть справедливым во всех своих делах на земле.

В тот день я узнал, что причинил горе моей маме, большое горе. Причинил горе калеке. Мама так ничего и не сказала мне, но она умерла с обидой в сердце. Надо мной тяготело материнское проклятие. Никогда мне не сделать ничего хорошего на этом свете. И никогда из меня не выйдет ничего хорошего.

Позже, может быть, я расскажу вам, как умерла мама. Но нет никакой причины или необходимости говорить об этом тогда, когда мне не хочется. Фафоро (клянусь членом отца)!

Я еще ничего не рассказал вам о моем отце. Его звали Мори. Я не люблю говорить об отце. У меня от этого болит сердце, болит живот. Потому что он не дожил до белой бороды, какая бывает у мудрых старцев. Я не могу много рассказать о нем, потому что я мало его знал. Мне недолго пришлось с ним видеться, потому что он убрался с этого света, когда я еще ползал на четвереньках. Целитель Балла - вот с кем я часто виделся и к кому был привязан. К счастью, заклинатель фетишей Балла знал уйму всяких вещей. Он был сведущ в колдовстве и, как охотник, много путешествовал, побывал в Кот-дИвуаре, в Сенегале, даже в Гане и в Либерии, где живут чернокожие американцы, и все местные говорят на пиджин инглиш. Так у них там называется английский.