Меделень

- Ты рассердился, папа?

- Нет. Я, может быть, нахмурился, сам того не желая.

- Папа, я не хочу тебя огорчать. Мне хочется, чтобы ты был прав... А почему плакала мама?

Рука господина Деляну ласково коснулась ее руки.

- Тебе ведь тоже не по себе, папа. Я уверена.

- И тебе, Ольгуца! И вообще всем родителям! - грустно пошутил он.

- Вот видишь, папа! А меня вы и не спросили!

- Ольгуца, а ты знаешь, что Дэнуц хочет ехать? Он сам решил, никто его не принуждал... Ну, что же, в конце концов...

- А я знаю: он поступает так, как хочет Герр Директор.

- Дядя Пуйу любит Дэнуца так же, как и все мы. Он желает ему добра... иначе, нежели мы... но, я думаю, он прав.

- Ты говоришь правду, папа?

- Да, да!

- Разве ему плохо у нас?

- Хорошо, Ольгуца... Но мальчику лучше расти среди мальчиков... в определенной строгости.

- Лучше бы я была мальчиком.

- Почему, Ольгуца?

- Да так!.. И мама тогда бы не плакала.

- Ты ошибаешься, Ольгуца. Мама вас обоих одинаково любит.

- Я знаю, папа, я и не говорю, что не любит!.. Но я не хочу, чтобы мама плакала.

- Значит, ты бы оставила папу, если бы была мальчиком?

- Ведь ты мужчина, папа!

- И что же?

- ...Я бы никогда не оставила тебя, папа, - горячо сказала она, потому что я девочка.

Господин Деляну поцеловал ее.

- У тебя прошло плохое настроение?

- Если ты прав, то конечно.

- Прав, Ольгуца. Адвокаты всегда правы!

- И родители, папа!

- Вот и умница! Такой я тебя и люблю: веселой. Пойдем в столовую.

- Папа, ведь Герр Директор строже, чем ты: правда?

- Мне кажется, нетрудно быть более строгим, чем я... Что ты на это скажешь?

- А, правда, ты совсем не строгий!.. И не должен быть!

- Да? Ты так считаешь?

- Да, папа. Если бы ты был строгим, я...

- Ты?..

Ольгуца лукаво посмотрела на него.

- Я бы спрыгнула с крыши... и ты тоже, если бы ты был маленьким и тебе было бы не по себе!

- Неужели?

- Но ты не строгий. Ты ведь даже сердиться не умеешь, папа.

- Ну?!

- Не умеешь. Это я тебе точно говорю! Тебе всегда смешно, когда ты сердишься, и поэтому тебе еще больше хочется рассердиться...

Господин Деляну весело рассмеялся.

- Ты похож на меня, папа.

- Да, Ольгуца. Тебе следовало бы поставить своего папу в угол за то, что он не умеет быть серьезным.

- Ну что ты, папа! Я-то ведь тебя слушаюсь. Ты знаешь, как-то раз я тебя обидела, и ты мне ничего не сказал, и тогда я сама поставила себя в угол... Видишь! И мне не стыдно! Я тебе об этом говорю... Но я хочу знать, строгий ли Герр Директор?

- Ровно столько, сколько нужно, Ольгуца. Григоре вас любит.

- Я знаю, папа... Ну, ничего, я сама поговорю с Герр Директором... Зачем ты пришла? Почему ты не стучишься в дверь, Аника?

- Барыня велела спросить, почему вы не идете...

- Пойдем, папа... Я рада, что ты пришел меня проведать. Я научусь варить кофе. И когда ты в следующий раз придешь ко мне, я угощу тебя черным кофе.

- Ах ты, чертенок, ведь мне достанется от Алис!

- И вареньем, папа.

- А у тебя есть варенье?

- Конечно. Смотри, папа... Только не выдавай меня!

Глаза у господина Деляну искрились от смеха при виде банок с вареньем, спрятанных в печке.

- Там у тебя буфет!

- Да, папа, там же я буду прятать кофе и кофейник.

- А где ты возьмешь кофе с кофейником?

- Ты мне купишь, папа... чтобы я могла принимать гостей.

- А если нас обнаружит мама?

- Она тоже попробует кофе... и увидит, что я хорошая хозяйка!

- А если она рассердится?

- Она поставит нас обоих в угол!

- Куда вы запропастились? - встретила их госпожа Деляну, выходя из задумчивости.

- Тишина! - провозгласил Герр Директор. - Тот, кто боится шума, пусть заткнет уши!

- Григоре, не разбей зеркало.

- Будь спокойна, Алис! Пробки от шампанского представляют большую опасность для твоих ушей! Впрочем, не волнуйся...

Госпожа Деляну и Моника заткнули уши. И все же праздничный выстрел заставил их испуганно вздрогнуть. Пробка птицей вылетела из бутылки вместе с целым букетом цветов, внезапно распустившихся и так же внезапно уронивших все свои лепестки в хрустальные бокалы.

- Безупречно! - похвалил себя Герр Директор, наполняя бокалы... - Пейте на здоровье! Самый полный бокал - Ками-Муре.

- Налей мне еще, Герр Директор, не обижай меня! - потребовала Ольгуца, пальцем указывая на истинный уровень шампанского по отношению к декоративному, - пене.

- Алис, что ты на это скажешь? Твоя дочь жаждет возлияний!

- Бог с ней, Григоре! За счастье Дэнуца!

- Повремени, Ольгуца... Не беспокойся, ты непременно захмелеешь!

- Ты произнесешь речь, Герр Директор? - спросила Ольгуца. Губы у нее были в пене шампанского.

- Не прерывай меня! Ты всегда в оппозиции... Мои дорогие, - начал Герр Директор, поднимая бокал, - сегодня я навсегда утратил племянника и обрел сына при тех же обстоятельствах, что и Дева Мария. Прежде всего я пью за новоиспеченного отца - весьма достойного! - который своего сына крестит не в воде, а в шампанском... И в каком шампанском! - добавил он, касаясь губами светлой пены. - Gaugeamus igitur*.

______________

* Итак, будем радоваться! (лат.)

Все чокнулись, бокалы пропели свою чистую нежную арию.

- Ну же, Алис, не будь мачехой! Чокнись с отцом вашего сына!

- Наполни мой бокал, Григоре.

- Как? Ты уже все выпила! Ты, Алис!

- Я.

Герр Директор наполнил весельем бокал, в котором его явно было слишком мало. Пена с шумом поднялась вверх. От этого бокал сделался высоким и трепещущим, словно балерина, окутанная легкой дымкой и стоящая на пуантах.

- А теперь, дорогие мои, - продолжал Герр Директор, чокаясь с госпожой Деляну, - выпьем за здоровье приемного сына. Мое самое горячее желание чтобы лет через десять, собравшись за этим уютным столом, мы все снова выпили шампанского. И чтобы ты, Дэнуц, посмотрел на меня сквозь монокль как я сейчас смотрю на тебя - и сказал: "Этот жалкий безумец, который за всю свою жизнь не удосужился родить собственного сына... сумел создать человека". В ожидании этого дня, выпьем за сегодняшний день, выпьем за матерей!

- У тебя хорошее настроение, Герр Директор! - сказала ему Ольгуца, держа в руке бисквит.

- По-моему, мы с тобой оба в хорошем настроении... Хорошее шампанское! Что ты на это скажешь, Ольгуца?