Башня на краю света

Игра показалась Пребену несколько детской, тем не менее он расчертил поле и разместил на нем корабли. Бросили жребий, кому начинать. Повезло Эрику.

— А-семь, б-восемь, в-девять. — Он скороговоркой перечислил ряд клеток. Первый получал право на семь выстрелов.

— Есть попадания? — спросил Эрик, отстрелявшись.

— У меня нет, — ответил Пребен.

— Одно, в подводную лодку, — пробормотал Петер.

— Ага, добрался я до тебя, — торжествовал Эрик.

— Одна лодка еще ничего не значит, — возразил Петер.

Теперь настала его очередь. Он попал в один из кораблей Пребена, а флот Эрика остался невредим.

— Тебе что, неясно, в чем смысл игры? Ты должен попадать в корабли, понимаешь, попадать, — разъяснял ему Эрик.

— Заткнись!

После залпа Пребена оказалось, что один из кораблей Петера поврежден в двух местах (к великому удовольствию Эрика, у которого было лишь одно попадание в подводную лодку).

Игра продолжалась. Петеру пришлось совсем туго, наконец он потерял свой последний корабль и вышел из игры.

— Ты никогда не научишься играть, — сообщил ему Эрик.

— То, что я проиграл, меня не удивляет. Вы же вдвоем играете против одного. — Петер не скрывал раздражения. — Думаешь, я не знаю, о чем вы тут договаривались, пока меня не было?

— Молчал бы уж. Чтобы тебя обыграть, и договариваться не надо.

— Ладно, кончайте скорее. Такие два гения должны в момент разнести друг друга.

Игра закончилась победой Эрика.

— Что я говорил! — заорал он. — Я недосягаем!

— Ура-ура! — с презрением сказал Петер.

Как потерпевший поражение, Петер имел право на реванш. Когда же он и в самом деле его добился, пришлось играть еще раз, чтобы окончательно выяснить, кто все-таки лучше играет, он или Эрик. А поскольку этот тур совершенно уж неожиданно выиграл Пребен, сыграли еще раз.

В конце концов решили устроить настоящий турнир, который занял остаток дня. Когда турнир, уже вечером, подошел к концу, Петер взглянул на часы.

— О небо! — ошеломленно пробормотал он. — Рабочий-то день давно закончился… Мы переработали!

Так оно и было. К счастью, в министерстве сверхурочные часы оплачивались, и, чтобы получить законную доплату, они записались в соответствующем журнале на проходной. Теперь к первому числу они должны получить неплохую надбавку — сверхурочные шли по двойному тарифу.

— А как же моя работа? — почувствовал угрызения совести Пребен. — Вы так и не ознакомили меня с ней!

— Это дело до утра потерпит, — ответили Петер и Эрик. — Не сидеть же нам тут всю ночь!

С таким доводом Пребен не мог не согласиться.

Момберг ткнул сигару в пепельницу.

— Ну что ж, надо браться за анкеты, — вздохнул он.

— Что поделаешь, отец, надо — значит надо, — взглянула на него фру Момберг. — Сядь-ка лучше за письменный стол.

Момберг перенес бланки на стол. Затем внимательно просмотрел первый из них. Он представлял собой четыре страницы сплошных вопросов. Со вздохом Момберг достал авторучку.

«Фамилия» — графа первая. Затем: «Все имена в принятой последовательности (повседневно употребляемое подчеркнуть)». Потом шли «Дата и год рождения», «Дата крещения (метрику приложить)».

— Я что-то не пойму, зачем им все это, — сказал Момберг.

— Да что тут непонятного. Должны ведь они кое-что знать о человеке, которому выдают патент. Нельзя же раздавать их кому попало!

— Это верно, нельзя.

Момберг старательно заполнял графы анкеты. Остальные вопросы касались его предприятия, отрасли, к которой оно принадлежит, его самого — не является ли он членом какой-либо организации, что он намеревается производить, что выпускал до этого и т. д. Момберг с исключительной добросовестностью ответил на все вопросы, а внизу расписался в том, что ему известно — в случае сообщения неверных сведений он подлежит наказанию в соответствии с законом № 437 от 23 ноября 19.. г., § 288, пункт 4. Он надеялся, что в указанном параграфе речь идет по крайней мере не о смертной казни.

После первой осталось заполнить еще три такие же анкеты, поскольку, согласно инструкции, он должен был представить ее в четырех экземплярах. На это ушло много времени, так что отправить письмо он смог лишь поздно вечером. Пока фру Момберг варила кофе, он сходил к почтовому ящику. Протолкнув тяжелый пакет в щель, Момберг облегченно вздохнул. Ему казалось, что главные трудности теперь позади.

4

По-прежнему стояла непривычная жара. На улицах города было нечем дышать, крестьяне тоже жаловались — из-за этой засухи урожай наверняка будет неважный.

Эрик встретил после работы Тове — они договорились вместе где-нибудь пообедать.

— А денег у нас хватит на обеды в городе? — спросил Эрик.

— Ничего не поделаешь, чистые тарелки все кончились, — ответила Тове.

— Кошмар какой-то, и почему они так быстро кончаются, — устало вздохнул Эрик. — Недели ведь не прошло, как мы их мыли.

— Маловато у нас все же тарелок, — сказала она. — Лучше бы на свадьбу больше посуды подарили.

— Ну да, вместо всех этих дурацких ваз. Только место занимают.

— Никто никогда не знает, что нужно дарить, — заметила Тове.

Они поели в домовой кухне, где за вполне доступную цену можно получить дрянную еду, именуемую «обедом».

— А у меня есть сюрприз для тебя, — сообщила Тове за этим так называемым обедом.

— Какой?

— Придем домой — увидишь.

— Могла бы и сейчас сказать.

— Подождешь!

Эрик доедал обед с невероятной скоростью. Каждый раз, когда Тове покупала ему что-нибудь, он буквально изнемогал от любопытства. В трамвае он несколько раз пытался выведать тайну, но Тове упорно сопротивлялась. До самого дома.

У них была однокомнатная квартирка в пригороде. Не бог весть что для двух человек, но все же они радовались, когда ее удалось снять. По действовавшему положению нужно было иметь одного ребенка, чтобы получить разрешение на жилплощадь в столице. Бездетные же не смели и надеяться на это. Так что Эрик с Тове благодарили судьбу.

— Ну, скорее показывай, что у тебя там такое! — не утерпел Эрик, едва они вошли.

— Подожди в комнате, я сейчас.

Он послушно пошел в комнату и освободил себе место. Для этого, сняв пачку старых газет со стула, он положил ее на другой, где уже лежала груда мятой одежды.

Наконец Тове вернулась с небольшим свертком в руке. Она переложила газеты и одежду со свободного стула на стол и села, не спуская глаз с лица Эрика, разворачивавшего пакет.

Он сорвал шпагат и бумагу и бросил их на пол. Внутри оказалась коробка с автомобильчиком.

— Вот это да, — прошептал Эрик, рассматривая игрушку с неподдельным восхищением.

— Прелесть, верно? Теперь смотри. — Тове поднялась. — Им можно по-настоящему управлять.

И она показала ему, как с помощью длинного стального тросика и рулевого колеса разворачивать машину.

— Потрясающе! Дай-ка мне! — Его голос прерывался от восторга.

Он снова завел автомобильчик и вставил тросик с баранкой. До чего увлекательно!

Эрик так и не вышел из возраста, когда нравятся детские игрушки, и это в свое время было причиной глубокой скорби его родителей.

— Займись ты чем-нибудь серьезным, — говорил ему отец, — видя, что пора детства миновала, а Эрик по-прежнему проводит все свое свободное время, забавляясь игрушечными паровозиками и автомобильчиками.

— Но ведь это тоже серьезно, — возражал тот.

— Вздор! Ты дождешься, что я отберу у тебя все это и раздам малышам!

Под нажимом отца Эрику пришлось записаться в скауты — тот считал, что лучше уж так проводить свой досуг. Эрик подчинился ему без охоты, хорошим скаутом он так никогда и не стал. Но он продержался там целый год, научившись за это время разжигать костер двумя спичками, вязать узлы четырнадцатью способами и многим другим нужным вещам. Он усвоил законы скаутов и проявлял чудеса стоицизма, неуклонно следуя им. Он избегал по возможности употреблять неприличные выражения, стремился уважать отца и мать и, не ожидая просьбы, помогал престарелым дамам переходить на другую сторону улицы, где им совершенно нечего было делать.