Английские юмористы XVIII века

В этих письмах Гэй предстает перед нами как живой - ленивый, добрый, поразительно праздный, и боюсь, довольно неряшливый; он вечно что-то жует и бормочет любезности; он похож на маленького, круглого французского аббата, прилизанного, с мягкими руками и мягким сердцем.

В своих лекциях мы поставили перед собой цель показать главным образом самих писателей, а не их произведения или, во всяком случае, касаться последних лишь в той мере, в какой они выявляют характеры своих авторов. "Басни" мистера Гэя, написанные в назидание любезному принцу, герцогу Камберлендскому, доблестно сражавшемуся при Деттингене и Каллодене, я, признаться, не имел случая перечитать со времен ранней юности; и надо сказать, они не принесли слишком много пользы знаменитому юному принцу, чей нрав они должны были смягчить и чью природную жестокость наш добросердечный сатирик, видимо, предполагал обуздать. Но шесть пасторалей, озаглавленных "Неделя пастуха", и поэму-бурлеск "Тривия" всякий, кто любит поэзию праздности, сочтет восхитительными и сегодня и непременно прочитает с удовольствием от начала до конца. Они в поэзии то, что очаровательные дрезденские фарфоровые статуэтки в скульптуре: изящные, изысканные, причудливые; им всегда сопутствует красота. Милые маленькие герои пасторали, с золотыми стрелками на чулках и новехонькими атласными лентами на посошках, жилетах и корсажах, танцуют любовные танцы под звуки менуэта, наигрываемого на органчике, приближаются к прелестнику или грациозно убегают от притворщика на носках туфелек с красными каблучками и умирают от отчаянья или восторга с самыми трогательными улыбками и влюбленными взглядами; или они предаются отдохновению, жеманно улыбаясь друг другу, в беседке из желтовато-зеленого фарфора, или же играют на свирелях премиленьким овечкам, только что вымытым лучшим неапольским мылом в струях бергамотного масла. Пестрый фон у Гэя кажется мне гораздо более приятным, чем у Филипса, соперника его, и Попа, серьезного и скучного простолюдина: нельзя сказать, что персонажи Гэя хоть на каплю естественней, чем мнимо-серьезные герои вышеупомянутого мастера позы; но этот подлинный гуманист умел смеяться и высмеивать с неизменной тайной добротой и нежностью, устраивать самые забавные шалости и проказы с беспременным изяществом и под сладостную музыку - так можно увидеть за границей мальчишку из Савойи с шарманкой и обезьяной, который ходит колесом или отбивает чечетку и выделывает пируэты в деревянных башмаках, с неизменным выражением любви и доброжелательства в блестящих глазах и с улыбкой, которая вызывает и завоевывает нежность и покровительство. Счастливы те, кто получил от природы этот дивный дар! Благодаря ему знаменитые джентльмены и дамы, приближенные ко двору, держались с Джоном Гэем непринужденно и дружески, а Поп и Арбетнот любили его, от этого смягчалось яростное сердце Свифта, когда он вспоминал о нем, и на миг-другой рассеивался мрак безумия, туманившего мозг одинокого тирана, когда он слышал голос Гэя, в котором звучала простая мелодия и простодушный звонкий смех.

То, что часто говорили о Рубини, "qu'il avait des larmes dans la voix" {Что у него была слеза в голосе (франц.).}, можно сказать и о Гэе * и еще об одном юмористе, о котором речь у нас впереди. Почти в каждой балладе Гэя, даже в самой незначительной **, и в "Опере нищих" ***, и в ее скучном продолжении (где стих, однако, не менее великолепен, чем в первой части) есть своеобразная, скрытая, подкупающая нежность и мелодичность. Это чарует и трогает. Это не имеет названия, но это существует и присуще лучшим поэтическим произведениям Джона Гая и Оливера Гольдсмита, как аромат фиалке или свежесть - розе.

{* "Гэй, как и Гольдсмит, обладал музыкальными способностями. Он играл на флейте, - сообщает Мейлон, - и поэтому сумел так хорошо написать некоторые арии в "Опере нищих". - "Примечания к Спенсу".

**

С морей, как злая птица,

Борей летел к земле

В рыданиях юница

Лежала на скале.

К бушующим лавинам

Стремила взор, застыв.

Над нею балдахином

Сплетались ветви ив.

"Двенадцать лун сменилось

И десять дней прошло.

Мой милый, что случилось?

О, как ты, море, зло!

В твоей пучине, море,

Найдет ли милый путь?

Что буря на просторе

Пред бурей, рвущей грудь?

Купцы, дрожа за злато,

На бег валов глядят

Но что казны утрата

Пред худшей из утрат?

Ты, верно, брошен бурей

В чертог затейниц-фей

Но что затеи гурий

Пред страстию моей?

Нас учат, что Природа

Со смыслом все творит.

Тогда зачем под воды

Укрылся скал гранит?

Ужель скала таится

В подводной глубине,

Чтоб милому разбиться

И чтобы плакать мне?"

Она, застыв от горя,

Бранила жребий свой,

Борею вздохом вторя,

Кропя волну слезой.

Когда на гребне тело

Волна пред ней взнесла,

Склонясь лилеей белой,

Юница и умерла.

Баллада из "Как это называется?"

"Что может быть красивее баллады Гэя, или, верней, Свифта, Арбетнота, Попа и Гэя в "Как это называется?": "С морей, как злая птица..."? Я знаю из верных источников, что они все приложили к ней руку". - Письмо Купера к Анвину, 1783 г.

*** "Д-р Свифт однажды сказал мистеру Гэю, как необычно и чудесно можно написать Ньюгетскую пастораль. Некоторое время Гэй был склонен сочинить пастораль, но потом решил, что лучше написать комедию на этот же сюжет. Так появилась "Опера нищих". Он начал работать над ней, и когда впервые сказал о ней Свифту, доктору этот замысел не очень понравился. По ходу работы он показывал написанное нам обоим; и мы иногда делали поправки или давали советы; но написана вся вещь целиком им. Когда она была закончена, никто из нас не думал, что она будет иметь успех. Мы показали ее Конгриву, который, прочитав, сказал, что "либо она будет иметь величайший успех, либо с треском провалится". Мы все присутствовали на премьере, терзаемые сомнениями, но весьма ободрились, когда услышали, как герцог Аргайль, сидевший в соседней с нами ложе, сказал: "Вещь будет иметь успех, иначе быть не может! Я вижу это по их глазам!" Это было сказано задолго до конца первого действия, и мы почувствовали облегчение, ибо герцог (кроме собственного хорошего вкуса) обладает необычайной способностью чувствовать вкус публики. И он, как всегда, оказался прав: публика становилась все благожелательней с каждым действием, и все завершилось громовыми аплодисментами". - Поп, "Примечательные случаи" Спенса.}