Мост через Жальпе (Новеллы и повести)

— Да стоит ли? — сомневается скрипач, тем не менее обозревая округу во все глаза.

— Он не желает растравлять раны юности, — снова громко и молодо смеется профессор.

Архивариус с немым вопросом смотрит на скрипача.

— О чем речь? Конечно, заглянем. Ну, где вы жили? Поройтесь в памяти… — остановив автомобиль, продолжает фотограф.

— Минуточку, минуточку… — не в памяти, а в бороде копается скрипач. — Кажется, вот этот проселок.

Однако вскоре пришлось спрашивать дорогу — проселок вреде бы кончился, на нем валялись камни. Увидев человека на картофельном поле, скрипач идет к нему и здоровается. Человек для начала обводит взглядом оставшихся в легковушке, не очень-то ему нравится аппарат в руках фотографа, потом оглядывается на свой хутор и, наконец, отвечает:

— Школа? Начальная? Были они и по эту, и по ту сторону дороги.

— Примерно двадцать пять лет тому назад…

— Боже!.. А, знаю, знаю… Школы-то уже нету. Новую за холмом отгрохали. Верно, верно, вы к старой едете… Только камней поостерегитесь, может, придется и убрать один-другой с проселка.

— Там озеро было…

— Во-во, она самая, есть школа, есть…

Автомобиль натужно карабкается среди камней в гору, женщина с хутора бежит вниз, к картофельному полю…

Наконец-то взобрались. С обеих сторон заросшего травой проселка высятся груды гниющих досок и бревен, на полуразрушенном каменном фундаменте греется кошка с котятами.

— Глянь-ка, целых пять штук! — удивляется архивариус.

— Здесь был хлев, там сеновал, дальше клеть, — задыхаясь, объясняет скрипач.

— А где же школа? — любопытствует архивариус.

— Да вот, — показывает скрипач на покосившееся здание и замолкает. Один конец дома отрублен или отпилен, к нему пристроена будка из закопченного кирпича. Толстая женщина в дешевом лыжном костюме выглядит еще толще. Несомненная заслуга цивилизации: человек больше не боится показать, что у него есть. Только не в голове, конечно… Четверо замурзанных ребятишек в похожих лыжных костюмчиках выстроились за ней.

— Добрый день, — на правах хозяина здоровается скрипач.

— Добрый, — несмело и неприветливо отзывается женщина, вытирая руки о лыжный костюм. Один из ее отпрысков при виде бороды ударяется в рев.

— Не бойся, — успокаивает его профессор. — Этот дядя хороший. Он этот домик, — показывает на школу, — когда-то построил.

Не зря говорят, что у строителя самая мирная профессия — плакса успокаивается и делает шажок вперед, держась за мамину руку.

— Четверть века назад он здесь влюбился, а теперь ищет те времена… — объясняет женщине профессор.

— Возможно… — отвечает женщина. — Было, было… Когда мы этот дом покупали, школа была в другом месте.

— С обеих сторон было по крыльцу. У меня даже снимок сохранился… А это что? — скрипач показывает на пристройку из закопченного кирпича.

— Тут калтины клутили, — совсем оживает плакса.

— А, правда, был клуб. Видишь, ребенок лучше знает.

— Мда… — продолжает скрипач. — Вот, и озеро виднеется, — он показывает рукой на запад, все глядят, даже женщина, а тем более ее дети. — Озеро, наверное, как и было?

— Что?.. Озеро, и ладно. Откуда мне знать… — отвечает женщина, и в эту минуту из-за горки, с двумя ведрами воды в руках появляется мужчина неопределенного возраста в таком же лыжном костюме. Странно, что он даже не здоровается с приезжими, а когда архивариус говорит ему «здрасьте», человек обводит всех настороженным взглядом и все равно не отвечает.

— Тут… люди… Этот человек бывал, когда еще школа была, — почему-то виновато объясняет женщина.

— Возможно, — буркнув, мужчина с ведрами медленно удаляется за дом.

— Не будем больше мешать. Будьте… здоровы, — говорит скрипач.

— Ага, ага, — торопливо отзывается женщина. — Будем…

С другой стороны дома, где торчат остатки построек, человек моет свою красную легковушку, загнав на широкие доски, брошенные в грязь. Приезжих он и теперь как будто не замечает — с головой ушел в работу.

— Блеск наводите? — не выдерживает профессор.

— Угу. В район ехать. А там придурков хватает — иной из-за грязи прицепится…

— Так, так… — фотограф невольно косится на свою легковушку. Он прицелился фотоаппаратом в школу, но замечает недобрый взгляд мойщика машины и направляет объектив на озеро.

— Ничего себе местечко, — говорит архивариус, когда легковушка лавирует мимо камней с горки. — Значит, в этой избе вы жили?

— Парни в одном классе, девчонки в другом. Прихватили мы с собой и «капелек», так что на новоселье решили пригласить учителя. Это предстояло сделать «демократу» — так девчонки называли его за доброту и отходчивость — и мне. Вошли, а учитель на старомодной железной кровати лежит. Когда мы пригласили его, спросил: «А галстук надо?..» — «Да бог с вами! С какой стати?» — удивился «демократ», и учитель повесил цветастый галстук на шишку в изголовье кровати. Поначалу учитель смущался, но после «капель» веселел, становился разговорчивей. Поскольку таких, которые собирают фольклор, ждет примерно такое будущее, как учителя, хотелось разведать, как ему живется. «Такие чудесные места — пригорок, озеро в двух шагах, школа тоже сносная», — пристал к нему «демократ». Учитель буркнул: «Не приведи господи». — «Да что вы?» — «Не приведи господи! Удавиться можно. Я уже и крюк облюбовал. Для того дела или для другого этот крюк в потолочную балку загнали, а пригодится». — «Перестаньте! — взвизгнула одна девчонка за столом. — Еще приснится…» — «Могу и перестать… Понимаете, никому я здесь не нужен!.. — и бухнул кулаком по столу. — Никому!..» — «А детям тоже не нужны?» — возразил «демократ». — «Детям?.. Им… нужен. Но скажите, почтенный, кому они сами будут нужны?»

Так с ходу никто не смог ответить на этот смертельный вопрос учителя. Даже сам «демократ»!..

— И это все? — с некоторым нетерпением спрашивает архивариус.

— А чего вам еще?

— Примечательная вещь!

Профессор и фотограф хранят молчание.

— Вскоре учитель уехал к родным помогать косить сено. Мы отправились в Вильнюс через две недели.

— Примечательная вещь, — уже спокойнее повторяет архивариус.

— А что вы в этом видите примечательного? — спрашивает профессор. Скрипач обращается в слух.

— Пока можем рассказать, это… Надо записать…

— А!.. — оборачивается к нему фотограф.

— А вы уже записали, как считали кур и коров? — наверное совсем напрасно рассердившись, спрашивает скрипач.

— Пока нет… — невозмутимо отвечает архивариус.

Они въезжают в городок, и профессор подается всем телом вперед. Из кустов взлетает на забор петух и трижды кукарекает.

— Никак меня приветствует! — улыбается профессор. — Здесь обязательно надо остановиться… Вот в этом месте находилась коновязь… — с неподдельным волнением начинает он, когда все выходят из машины. — А здесь стоял дом, в нем я тогда жил. Встаю рано утром и ухожу в поле. Хорошо работалось, как-то легко.

Остальные трое молчат. Быть может, вспоминают пейзажи профессора, задумчивые глаза женщины. Может, это и не так, но даже распятый на кресте человек как будто говорит, что и распяли-то его лишь для того, чтобы ему, молодому художнику, чтобы всем людям веселее жилось.

Из домика им навстречу идет старушка. Подойдя, пристально разглядывает чернявого архивариуса. Внимательно изучает картуз фотографа…

— Добрый день, бабушка, — обращается к ней профессор.

— Добрый, добрый… — старушка останавливается, и у фотографа появляется работа — он бегает с аппаратом вокруг них, стараясь, чтобы все попали в объектив, а старушка — непременно крупным планом. Старушка поправляет непослушными пальцами юбку, платок и улыбается.

— Бабушка, вот этот человек художник, давным-давно он тут жил… Писал… то есть рисовал. Не помните? — обращается к старушке и скрипач.

Старушка думает изо всех сил, в ее выцветших глазах вроде бы начинает мелькать былое, она хочет что-то оживить в памяти, но не может.

— Нет, не припоминаю… — И внимательно смотрит на профессора. — Стара стала, куда уж мне, ребятки… Девятый десяток доживаю, голова во какая пустая.