Корни неба

- Ах, ведь я в сущности не знаю, почему я так поступила, - сказала она, пожимая плечами, Шелшеру и, взяв со стола бутылку коньяка, налила себе в рюмку: она выпила в первый раз с начала их беседы. - Меня все спрашивали, почему я приехала, и не верили, когда я говорила, что тоже хотела как-то помочь зверям... А потом, как же так, - надо ведь чтобы рядом с ним был кто-нибудь из Берлина - es war doch ganz naturlich dass ein Mensch aus Berlin bei ihm war nichts?

Минна поглядела в глаза Шелшеру, проверяя, все ли тот понял. Рюмка коньяка в одной руке, сигарета - в другой... она излучала такое простодушие, что это сбивало Шелшера с толку: шумиха, поднятая вокруг нее газетами, казалось, не очень-то ее трогала. Она рассказала Шелшеру, что они прождали на тропе, как ей казалось, несколько часов, и она уже начала дремать между двух полос света от фар, когда до ее плеча дотронулась чья-то рука и она увидела перед собой белый балахон Юсефа. Минна снова села за руль, а юноша устроился сзади. Они ехали до рассвета, потом бросили джип в чаще, где кончалась дорога и где Юсеф оставил лошадей. Там они немного поспали, а потом пустились дальше, теперь верхом, по направлению к холмам, и в конце дня в зарослях дальбергии увидели крупную фигуру на лошади белый шлем, знакомое лицо, на котором запутались в рыжей бороде как в сетке солнечные лучи. Заметив их, отец Фарг не выразил особого удовольствия; он разговаривал с ними брюзгливо, немногословно, довольно равнодушно осведомился, что они делают в этих безлюдных местах... чуть было не произнес "Богом забытых", но вовремя опомнился и сам укоризненно покачал головой, осуждая невольное богохульство. Форсайт что-то путанно объяснял, сказал, будто они ехали на плантацию Дюпарка, который пригласил их недельку там погостить.

- Ага, вот оно что, - проворчал миссионер. - Но вы опоздали. Он сжег плантацию три дня назад...

- Кто?

- Да кто же, как не Морель! Они там как следует вздули Дюпарка и подожгли дом... Бедняга, кажется, позволил себе убить слонов двадцать в этом году - животные вытаптывали его посевы.

- Значит, все продолжается? - весело спросил Форсайт.

Фарг кинул на него удивленный взгляд.

- Еще спрашиваешь...

Он пробормотал несколько слов, которые ловко затерялись в его бороде.

- Четвертый день подряд я трясусь в седле, рыскаю по горам, чтобы схватить эту свинью, Мореля, но при одном его имени черных одолевает такой страх и у них делаются такие тупые лица, что так и хочется кое за что их схватить и цапнуть зубами... Вы уж простите, мадемуазель, не обижайтесь на мои слова. Но я столько времени провел с военными, что и выражаюсь вроде них... Заночуйте в Аде, там миссия Белых Отцов. Вам туда по дороге, а у них есть овощи и земляника.

Миссия была им совсем не по дороге, но возражать не стоило. В тот вечер, опрокинув парочку стаканов столового красного вина, Фарг дал волю своей горечи.

- Я хочу ему внушить, этому остолопу, - бубнил священник, стуча кулаком по столу, словно и того хотел обратить в свою веру, - хочу внушить, что он застрял на полпути, что слоны - это прекрасно, но есть ведь кое-что и получше. Кое-что побольше, еще прекраснее, а он, видно, о том и понятия не имеет! Ведь в конце-то концов, спрашиваю я вас, как тогда быть с Господом Богом?

Он сердито колотил по столу, словно по живому человеку: трудно было поверить, что тот ничего дурного ему не сделал.

- Оставьте в покое стол, - посоветовал Форсайт, - ничего вы ему не втолкуете.

- Ну, знаете, когда я стучу, я уж стучу, - мрачно огрызнулся францисканец. - Признайтесь, есть от чего взбеситься. Когда такое человек носит в себе, ведь оно растет, является на белый свет, на слонах уже не остановишься... Тьфу!..

Он сплюнул так смачно, что с утоптанной земли поднялось облако пыли.

- И я вам вот еще что скажу: порой возникает ощущение, что этот тип целит лично в меня...

- Каким образом?

- А почем я знаю? Может, эта свинья права? Может, я что-то упускаю? Может, прокаженные и больные энцефалитом еще не все? Может, мне вдобавок надо пойти к слонам?

Джонни Форсайт, похоже, откровенно забавлялся.

- Послушайте, Фарг, вы долго не спали?

- Восемь ночей, - прорычал миссионер, ударив кулаком по столу с такой силой, что укрепил наверняка бы религию, будь стол головой какого-нибудь язычника. - Слоны так и шастают у меня перед глазами, с вечера до рассвета! Не поверите, но некоторые даже подают хоботом знаки!

- Какие знаки!

- А почем я знаю какие? Говорят своими хоботами: "иди, иди сюда, иди сюда" - и все!

Он изобразил согнутым пальцем этот жест и злобно подмигнул.

- Ну вы даете, отец, - сказал Форсайт, - ну вы даете!

- Если бы я только знал, откуда они берутся, эти слоны, - подавленно причитал Фарг. - Да откуда же мне знать! Кто хочешь может их подослать, а когда говорю: кто хочешь, - я знаю, о чем говорю!

- Ну, раз дело в слонах, - сказал Форсайт, - а не в волосатых негритянках-фульбе...

- Ага, и вы в них верите? - отозвался Фарг. - Ну, откуда они-то берутся, это хотя бы известно. И когда ночью вдруг видишь перед собой их сиськи и как они вертят задами...

Он осекся. Форсайт слушал его с нескрываемым интересом. Фарг густо покраснел и снова принялся колотить по столу.

- Ну и что, если мне надо идти к слонам, я пойду к слонам! - рычал он, засучив рукава с крайне решительным видом. - Если там наверху считают, что я делаю недостаточно, что прокаженные и энцефалитики - этого мало, пожалуйста, пойду и к слонам! А если потом надо будет пойти к крокодилам и к змеям, пожалуйста, пойду и к змеям и крокодилам! Плевал я на все! Я ни от чего не отказываюсь! Если считают, что я делаю мало...

Он с самозабвением колотил по столу.

- Перестаньте, - смеясь, сказал Форсайт и разлил по стаканам остаток вина. - Вы столько сил потратили на этот стол, дорогой отец, что их хватило бы, чтобы обратить в христианство целое мусульманское племя.

Фарг перестал стучать по столу.

- Верно, - признал он, - тут вы, пожалуй, правы. Надо, конечно, сдерживаться. Но я вам вот что скажу... - Он нагнулся к Форсайту, хитровато сморщил лицо и подмигнул - Меня, миленькие, не проведешь, - объявил он. Нас так легко не объедешь, уверяю вас. Прежде чем к ним идти, хочу знать, откуда они берутся, эти самые слоны. Что за всем этим кроется? Если они все, что еще осталось у Мореля, если они и правда последнее, во что он еще верит, если он - один из тех типов, которые останавливаются на полдороге, потому что у них не хватает духу, кишка тонка дойти до самого конца, если это очередная уловка, попытка сделать вид, будто Господа Бога уже не существует и вместо Него надо поставить кого-то другого, ну тогда, черт...