Время любить

- А как Викторина, хорошо?

- Очень. Она собирается, как и обычно, ненадолго приехать к нам в Фон-Верт, но попозже, когда на острове похолодает. Она мне на днях писала.

- Ой, как здорово!

С младенчества храня верность этому нашему божеству домоводства и свидетельнице всех моих горестей, Рено страшно радовался каждому приезду Викторины.

- По-моему, тебя не очень интересует, какие планы у меня на лето.

- Единственное, что я хочу этим летом,- остаться здесь вместе с тобой. Впрочем, не хитри, ты все отлично поняла. Ну? - снисходительно спросил он.Какие же у тебя планы?

- Корсика.

- А почему бы и нет? Ведь это остров. Я никогда не бывал на Корсике.

- Я как раз вспомнила, что там есть один курортный городок. Их называют по местному "марина". Приглядела его, еще когда взяла заказ на восстановление дома в старом поселке, и тогда же подумала: "Вот где бы отдохнуть". Что ж, случай представился.

- И ты можешь одновременно взглянуть на свою стройку, вот путешествие и окупится.

- Ты становишься, как я погляжу, практичным человеком.

- Я долго обо всем раздумывал после экзаменов. Не все же время ты будешь возиться со стройкой. Я считаю, что ты слишком много вкалываешь, это не жизнь.

- Для меня?

- Для нас. Во всяком случае, там я буду за тобой смотреть.

- Да не выдумывай бог знает что, просто мне необходимо отдохнуть, вот это правда.

- Значит, когда двинемся?

- Надо сначала найти комнаты. Раз уж ты согласен. Боюсь только, что мы запоздали. Свяжусь с поселком по телефону.

Мне повезло. Небольшая, только что открывшаяся гостиница, так сказать последнее детище этой "марины", была еще не полностью заселена. Дама, сидевшая у телефона, пообещала оставить два номера, и, когда мы явились, коридорный провел нас в две келейки. По теперешней манере, в прилегающей к ним ванной оказалось больше всяких гигиенических устройств, чем в комнатах, претендующих на звание спален, самой необходимой мебели. Но не возвращаться же обратно. "Как в спальном вагоне",- восхитился Рено. Но куда лучше, чем спальня и даже ванная комната, оказалась большая, отгороженная от соседей лоджия, имевшаяся при каждом номере, где можно было принимать солнечные ванны. Здесь же был прибит к стене маленький индивидуальный холодильничек, щедро заставленный бутылками и удостоившийся восторженного восклицания моего сына.

- Мне ужасно нравится Корсика! - объявил он, облокотившись о перила лоджии и любуясь безбрежным пейзажем, открывавшимся отсюда: лежащая глубоко внизу долина выходила на эвкалиптовую рощу, пляж, генуэзскую башню, море.

Я тоже залюбовалась. Рено повернул ко мне свое сияющее радостью лицо.

- Скажи, правда нам здесь будет хорошо?

Обхватив меня за плечи, переступая с ноги на ногу, он вовлек и меня в какой-то танец. Некоторая натянутость, холодок, которые вносил Рено в наши отношения последний месяц, после своего злополучного бегства, с чем мне приходилось считаться, растаяли здесь у меня на глазах, и на душе стало спокойнее. Наша близость с Рено уцелела среди всех испытаний, если только не стала еще теснее. Возможно ли это? Значит, то, что произошло, не оставило иного следа?

От сердца у меня отлегло. Однако тяжесть все-таки осталась. Я думала, как легко спало с меня мое влечение к Пейролю и Пейроля ко мне, и испытывала какое-то неудовлетворение. О нет, вовсе не в том смысле, как можно было подумать. В конце концов, в этой игре я не проиграла. Кара, понесенная мною от сына, урок, данный мне Пейролем, не пожелавшим проститься со мною: за все это я заплатила не так уж дорого. И то, что я сама считала преступным чувством, рассеялось в течение одного дня, словно пролетел ветер и наморщил поверхность воды. В этом было что-то разочаровывающее. Я разочаровалась сама в себе.

А Рено тем временем в моей лоджии уже намечал программу действия.

- Когда ты еще в постели - первый завтрак. Или будем завтракать в твоей лоджии? А потом ты снова немножко поспишь. Да-да! Посмотри-ка, отсюда ты можешь видеть меня на пляже. Ты тоже потом придешь на пляж, но не раньше одиннадцати.

- Значит, ты хочешь, чтобы я разжирела?

- Пойми, тебе это можно, я возражать не буду. Если после сорока лет женщина хочет держаться, ей необходимо набрать мяса.

И Рено провел свою программу в жизнь. Через неделю я уже убоялась подойти к весам. О линия, линия! Этот фетиш, уравнивающий всех нас, женщин! Я могла с улыбкой вспоминать еще не слишком далекие времена, когда заметила первую угрозу полноты и узнала в ней, так сказать, фабричную марку Буссарделей, их месть, настигавшую инакомыслящую, как бы надежно она ни скрылась. Заботы, недоедание во время оккупации, а главное, тот пыл, с каким я взялась за работу, вроде бы устранили эту опасность. Но надолго ли? В конце концов, отдавая должное нынешним обстоятельствам, я решила больше об этом не думать.

Вновь обретенное счастье да еще отдых расширили пропасть между мной и моими тревогами. Оставшись вдвоем, мы с Рено вновь обрели то состояние равновесия, которое было нашей тайной и которое, однако, лучилось вокруг нас явственнее, чем сама очевидность. Когда я появлялась на пляже, шагая сквозь отблески полуденного солнца, которые море, казалось, гонит ко мне, как огненные волны, мальчики, игравшие с Рено в волейбол или водное поло, поздоровавшись со мной, удалялись прочь и никто ни разу не позволил себе иронической улыбки в наш адрес. Просто они возвращали мне мое добро. Я отказалась от попыток отсылать Рено к ним, доказывать ему, что он свободен. Как-то он ответил мне так резко, что я прикусила язык: "Да знаю, что свободен! Если тебе скучно со мной, так и скажи!" Потом, буркнув что-то, растянулся рядом с моим лежаком. Эта откуда-то взявшаяся резкость, эта власть надо мной также были новым веянием.

И все-таки я потихоньку подыскивала третье действующее лицо на время нашего пребывания на Корсике, конечно, что-нибудь не угрожавшее нашим отношениям; но долгие поездки на автомобиле не облегчали дело. Эти поездки никого, кроме нас, не соблазняли. Когда мы приземлились в аэропорту, я первым делом взяла напрокат машину, так как свою мы оставили дома - я знала, что она плохо приспособлена к здешним узким и извилистым дорогам. Мы уезжали сразу же после второго завтрака и таким образом избавлялись от тягостной сиесты. Как только дорога отступала от берега, она сразу же очень круто шла вверх, а горный ветер, свистевший вокруг машины, прогонял дремоту. Возвращались мы поздно, когда спадала жара, когда на небе и на море разыгрывалась феерия заката, лившего расплавленное золото, а иногда и глубокой ночью. Сам Рено каждый день требовал этих эскапад, и в конце концов они стали как бы основным ритмом, даже рутиной наших каникул. Ну как же я могла сопротивляться?