Переполох с чертополохом

- Ты уверена?

- Абсолютно. Более того, за мной следила еще и какая-то женщина.

- Тоже мотоциклистка? Представляешь, как отреагировала бы на это Джей-Кат? Она сказала бы, что этот мотоциклист и его подружка выбрали тебя, чтобы заняться с тобой любовью втроем. Наверняка что-то подобное произошло с ней в Шелби. А если не с ней, то с ее троюродной бабкой.

Я усмехнулась. - Нет, его подружка - не мотоциклистка. Она ездит на темно-синей машине. Кстати, я их обоих видела на вчерашнем аукционе.

- Вот как? Послушай, Абби, я не хочу тебя пугать, но не кажется ли тебе, что их заинтересовала твоя картина?

- Каким образом? Насколько они знают, я купила никчемную мазню, которая не стоит и тех десяти долларов, что уплатил мне Грег.

- Как, ты заставила его расплатиться?

Мы рассмеялись. - Нет, честно, - спросила я. - Что мне, по-твоему, делать?

- Если не ошибаюсь, ты снова крутишь роман с детективом. Почему бы тебе его не спросить?

- Я уже спрашивала. Насчет этой женщины, по крайней мере. Грег считает, что у меня просто глюки.

- Господи, эти мужчины! Святая простота.

- Да, как маленькие мальчики с письками, - согласилась я. - Так и хочется их потискать и к груди прижать.

- Эх, потискать бы Грега! - мечтательно промолвила Уиннелл.

- Но-но, смотри у меня! - пригрозила я.

- Шучу, не бойся. Как считаешь, Буфер всерьез заинтересовалась твоим медиком?

- Заглотала наживку вместе с крючком и удочкой, - бойко отрапортовала я.

- Просто поверить не могу. Не обижайся, Абби, но я не представляю, что высокая и соблазнительная Буфер могла найти в таком замухрыш... Бастере.

- Может, бесплатные услуги по обслуживанию и замене ее запчастей? невинно предположила я.

- Ах ты, ехидна! Кстати, Абби, надеюсь, теперь ты согласишься, чтобы посредником при продаже твоей картины выступила я?

Признаться, вопрос застал меня врасплох. - Я еще не решила, как поступить с ней.

- В каком смысле?

- В таком. Дело в том, что я еще не знаю, имею ли право продать ее.

- Ты, что, смеешься надо мной?

- Увы, нет, Уинни. Вчера вечером мне позвонил Гилберт Суини и сказал, что не имел права продавать картину на аукционе, потому что она принадлежит его матери.

- А ты пошли его к...

- Гилберт мертв, Уиннелл. Мне сказали, что сегодня утром он покончил с собой.

- Черт побери! Да, Абби, я понимаю, сейчас не лучшее время, чтобы выяснять отношения с его матерью.

- С его матерью вообще ничего выяснить нельзя. У нее не все дома.

- Болезнь Альцгеймера?

- Что-то в этом роде. Как бы то ни было, пока я решила затаиться. - В какой-то степени, я даже не покривила душой.

- Что ж, я понимаю, Абби. Но если все-таки выяснится, что картина принадлежит тебе по закону, ты согласна, чтобы посредником была я?

- Ну...

- Ну, ты хотя бы подумай об этом.

- Хорошо, зайчик.

Мы с Уиннелл потрепались еще несколько минут, пока ей не потребовалось вновь наполнить стакан вином. Должно быть, славных южан опять ожидала очередная трепка. Армия конфедератов готовилась к бою под Геттисбергом* (*В этой битве армия южан потерпела решающее поражение).

Я позвонила Робу. К сожалению, трубку взял Боб.

- На сегодня покупки закончены, - сварливо произнес он.

- Это я, Абигайль.

Щелчок, и сигнал отбоя.

Я перезвонила. - Я только хочу сказать. Что...

Щелчок, короткие гудки.

- Прошу прощения! - завопила я в ту секунду, когда он подошел к телефону в следующий раз.

- Продолжай.

- В каком смысле?

Щелчок.

- О'кей! Прошу прощения, я обошлась с вами очень дурно. Вы - мои самые близкие друзья на всем белом свете.

Боб хмыкнул. - И что дальше?

- А что дальше?

- Если я правильно понимаю, ты хочешь, чтобы мы помогли тебе продать "Поле, поросшее чертополохом". Верно?

Я поведала Бобу ту же историю, которую только что рассказала Уиннелл. К сожалению, он оказался не столь легковерным, как моя закадычная подруга. Похоже, я все-таки льстила себе, что знаю мужчин. Или, может, дело в том, что гомосексуалисты - не такие, как все остальные? Может, только Грег был маленьким мальчиком с пис... Впрочем, своими глазами я это не видела, так что утверждать не берусь.

- Где ты купила Ван Гога, Абби? - спросил Боб.

- Ты сам это отлично знаешь, - раздраженно ответила я. - На церковном благотворительном аукционе.

- Кроме тебя, там никого не было?

- Это еще почему? Там было человек сто. А то и двести. Я не считала.

- Я хочу сказать, что множество свидетелей готово подтвердить, что картина досталась тебе на аукционе. В честной борьбе, во время открытых торгов, и за рамку, которую ты на самом деле стремилась приобрести, деньги ты заплатила более чем достаточные. По праву владения, Абби, эта вещь на девяносто процентов принадлежит тебе. Она твоя.

- Ты не юрист, зайчик.

Готова поклясться, что трубка в моей руке внезапно заиндевела от холода. Возможно, что так мне почудилось из-за чрезмерно затянувшегося молчания.

- Что ты хочешь этим сказать? - спросил наконец Боб.

- Что прежде, чем предпринимать какие-то шаги, я хочу удостовериться в их законности. Мне вовсе не улыбается, - добавила я со смешком, - угодить за решетку по обвинению в торговле краденым.

- Не сомневаюсь, - сухо промолвил Боб.

- Позволь мне поговорить с Робом, - терпеливо попросила я.

- Он спит.

- Побойся бога, Боб. Роб никогда не ложится в такую рань.

- У него мигрень разыгралась.

- С каких это пор Роб начал страдать от мигреней? - Роба я знала гораздо дольше, чем Боб, хотя, конечно, не столь интимно. Но не сомневалась, что Роб не стал бы утаивать от меня свой недуг.

- С тех самых, когда ты начала вести себя по-свински, - мстительно сказал Боб.

Я бросила трубку и позвонила маме.

- Абби, мне сейчас некогда.

- Извини, мама, я тебе нагрубила. Я не хотела...

- Пустяки, золотце. Мамы созданы для того, чтобы прощать, и не успела ты еще выйти из дома, как я тебя простила.

Простила, быть может, но не забыла. Тут я была готова об заклад биться. Памяти моей мамы позавидовал бы старейшина африканских слонов.

- Чудесно, мамочка, я очень рада. Тогда я готова поделиться с тобой замечательной новостью.

- Это прекрасно, золотце, но мне и правда некогда.