Дневник aртистa

13 июля 2004 года

Больше всего, оказывается, я не люблю менять свои привычки. Я крайний консерватор. И к пятидесяти годам, как говорит социология, я стану крайне правых взглядов.

Все мои друзья-близкие свалили. Чем лишили меня привычного образа жизни. И все, что я могу себе придумать, — это страдать от грусть-тоски и работать. Песни, как пирожки, — бац-бац. Нет чтоб замутить чего, нет чтобы переделать все, чего раньше не моглось, увидеться, с кем раньше не получалось… Так нет. Грусть-тоска и работа…

Тогда опять пойду в кино. Будет уже шестое за две недели. А что еще бывает у людей?

14 июля 2004 года

Вспомнился стих, который был написан мной самым первым. Лет тому восемь назад. Моя соседка по коммунальной квартире, композитор и певица, в очках, сказала:

— А вот раз ты журналист, может, стих напишешь на музыку?

— Отчего ж, — говорю, — напишу. Дело-то плевое.

Дело было в кухне, где, как писал товарищ Гоголь, тараканы висели, как гроздья чернослива. Ну да ладно, знаменитые артисты упали с неба в свои серебристые лимузины. Итак, стих. Вот концовка песни:

В переливах собственного смеха

Я влетаю в дом, кружусь над полом.

А вообще-то я — Эдита Пьеха

И летаю просто по приколу.

Куда все делось? А сейчас мучаюсь между «заросли роднички» и «не магнитит магнит».

Картинка была манящая. А сейчас хожу выпить кофе и даже не думаю.

Рита.

Однажды на мой почтовый ящик пришел очень толковый обзор деятельности группы «Butch» с прогнозами и оценками. Письмо разительно отличалось от всего того, что приходило, — от обычных фанатских писем. Меня заинтересовал автор письма. Это оказалась девушка по имени Рита, совершенно библейской внешности, с длинными черными волосами и огненными глазами.

В Рите была кипучая энергия. У нее имелся готовый план реформирования всего, чтобы все получилось. Буквально через пару встреч мне пришла в голову отличная идея: а дай-ка я предложу Рите стать директором группы. Что у Риты получалось лучше всего — так это находить деньги. Очень скоро мы заключили контракт о совместной работе с большой пивной компанией «Доктор Дизель». Мы сыграли клубный тур по Москве благодаря Рите и при спонсировании «Доктора Дизеля».

Дела наши шли в гору. Единственное, что меня смущало, — это Ритины методы. Похоже, она не стеснялась в средствах, идя к своей цели. И пока наши цели были общими, я этого не замечала. Однажды у нас должен был быть концерт в одном московском клубе. Пришло совсем немного народу, и тут же поступила информация, что в клубе заложена бомба. Нас всех быстро вывели черным ходом. И никто не понимал, кто же позвонил тогда в милицию и сказал о бомбе. Некоторые считали, что это Рита. Но факт точно не был установлен. После этого случая Рита рассказала мне, что получила информацию о том, что со мной хочет жестоко разобраться какая-то группировка скинхедов. Несколько месяцев меня все провожали до дома, мы все ходили, озираясь и сторонясь, боялись заходить в подъезд. Потом даже нашли человека из ФСБ, который разуверил меня в том, что я вообще могу представлять какой-то интерес для скинхедов, и в том, что у них есть какие-то списки, в которых я могу фигурировать. Зачем Рите тогда понадобилось это выдумывать, я не знаю.

Вершиной нашей совместной деятельности было «Нашествие-2002». На спонсорские деньги мы заготовили глобальное шоу, у нас были пушки, которые выстреливали блестками в гигантском количестве, были огромные гелевые шары, которые откатывались от сцены, и весь народ на стадионе их перекатывал с удовольствием. В общем, шоу наше было почти грандиозным. Стоило это немалых денег. И тут на «Нашествии» какая-то пушка выстрелила не так, блестки вылетели не в том объеме и не в тот момент. И тогда Рита в сердцах дала с размаху по лицу главному режиссеру «Нашествия». Женщине.

Отношения группы «Butch» c «Нашим радио», и без того из рук вон плохие, испортились окончательно. Мне пришлось звонить на «Наше радио» и выслушивать все, что у них накопилось. Извиняться перед всеми, перед режиссером. А Риту пришлось уволить. Но Рита так просто не сдалась. Сказала, что будет мстить и что мне надо подумать о моих близких людях. Это, конечно, были просто угрозы. Но приятного было мало. Рита угрожала порушить все связи, которые были сосредоточены в ее руках, все наши контакты на Украине и в Москве. В общем, она угрожала. Дело дошло до того, что мы попросили нашего друга юриста встретиться с ней и поговорить. Юрист засунул в рукав микрофон от диктофона, но это шпионство потом не понадобилось. Он ее каким-то своим образом убедил, что претензии безосновательны. Так бесславно закончилась наша с ней работа.

17 июля 2004 года

Очень много вокруг ненастоящего. При этом не факт, что настоящее — это интересно.

За неделю четыре новые песни. При том что я стенаю и вообще разговариваю народным русским песенным жанром «страдания». А песни — вона, есть.

Завтра иду к врачу-диетологу. Меня в спортклубе почти обязали. Еще у нас по плану пикник с господами поклонниками. И дамами. Все почитатели таланта налягут на шашлык. Или что там бывает на пикниках? Если пойдет дождь, то и фиг с ним, с дождем.

В понедельник пишем скрипичный квартет. И хор. Хор задуман мной как нестройный. Поэтому должно получиться.

18 июля 2004 года

Я большой и крутой музыкант. Это так. И нет никаких сомнений. Если и есть, то только не у меня. Нет, у меня только уверенность, что — см. первую строчку.

Потому что сегодня мы репетировали со скрипичным квартетом. Они мне объяснили, что такое фермата и вольта. Главное не стесняться спрашивать. И не страшно, что я чего-то не знаю. Потому что это ж моя песня, которую они играют. А не наоборот. Андрюха написал такую партию для них отличную — мне безумно напоминает советское кино. И тут Андрюха говорит, что его любимый композитор — Таривердиев. А завтра мы все это записываем. И еще нестройный хор.

Испытываю почему-то желание пойти и досмотреть последние пятнадцать минут «Ночного дозора».

Мой мобильник ржет конем. Наверное, мне всегда хотелось иметь коня. И теперь он у меня есть. И даже можно с ним быть все время. То есть не одиноко.

21 июля 2004 года

Один звонок в дверь одного родственника рано утром, без предупреждения. Пожить.

Одна «помывка», как говорил наш военрук, одного аквариума. Черепахи неприлично этому рады. Чувство вины ушло.

Два билета сданы. Не еду.

Одна репетиция. Одна песня освоена. После репетиции решили, что стоит поехать на пикник.

Две ссоры. Одна в переходе. Сопровождается киданием на землю сосательных конфет «Трансаэро». Вторая — на ступенях кинотеатра. Сопровождается бросанием журнала «Досуг и развлечения».

Две поездки в метро. Одна в троллейбусе. Это подло. Это я про билет, который, оказывается, стоит 15 рублей. Не то чтоб у меня не было. Просто это круто.

Один кинофильм. Очень прикольный. «Твой дядя сказал, что ты хочешь мне что-то сказать и от этого мне сорвет башню…»

Три отказа от желания съесть: шоколадку, ведро попкорна, ведро орехов и банановых чипсов. Половина последнего ведра съедена. На ночь.

Одно осознание, что все отлично. Длительное.

22 июля 2004 года

Читаю истории. Колесики поворачиваются. Текст пишется.

Сегодня была деловая встреча с двумя панками. Встреча происходила в пальцованном месте. Сначала появились два явно офисных парня в деловых костюмах.

— Прикинь, если это они, а?

— Да, нет. Вряд ли.

Потом пришел один. С фиолетовым ирокезом и в майке «Панк’с нот дед». Оказывается, мы с ним занимались у одного преподавателя вокала. Он сразу стал мне родным.

Потом пришел второй. Он был в майке в сеточку и с длинными белыми волосами. И в солнечных очках. О-па, думаю, колоритные перцы. И тут у него зазвонил телефон, а на нем первые аккорды «А-Ха». Вот оно как.

Панки, елки. Особенно на фоне унылых бизнес-сьютов и богемных персонажей. А мы-то, думаю, прям как не рокеры. Все приличные из себя. Потом до меня дошло, что, может, и приличные, зато у меня лично весь молодой организм в татуировках. Так что рокер.