Раствор Мэнникона

Страшная усталость на валилась на Мэнникона. За долгие годы служения науке такое с ним приключилось впервые. Он чувствовал себя бессильным разобраться в происходящем, понять, к добру ли все это, нет ли, продвинулся ли он в изучении детергентов вперед или отброшен на сто лет назад, приблизило ли это его к раку или же, наоборот, отодвинуло к паркетной мастике и клею, а возможно, и к снижению жалованья. В эту ночь мозг его был уже неспособен разрешить загадочную проблему. Он машинально положил мертвую мышь в холодильник рядом с ее предшественницей, пометил серую мышь, черную и пегую, прибрался, сделал записи, выключил свет и отправился домой.

Домой он возвращался пешком. "Плимут" понадобился жене - она поехала играть в бридж. Автобусы уже давно не ходили, а позволить себе такую роскошь, как такси, он не мог, даже если бы сумел поймать его в столь поздний час. По дороге домой он заметил свой "плимут" перед каким-то темным зданием на Сенет-стрит, в миле от их дома. Жена не сообщала Мэнникону, у кого она играет в, бридж, и он не узнал, чей это был дом, лишь удивился, как это люди могут играть в бридж до двух часов ночи, да еще в полнейшей темноте. Но зайти он не решился. Жена говорила, что его присутствие путает ей все карты.

- Возьми свои записи, - сказал Сэмюэл Крокетт, - и спрячь их в портфель. И замкни холодильник. - (Теперь там уже было восемнадцать мертвых мышей.) - Я полагаю, нам следует все это обсудить в каком-нибудь таком месте, где нам не будут мешать.

Этот разговор состоялся под вечер следующего дня. В одиннадцать утра Мэнникон зашел к Крокетту, который работал в соседней комнате. В лабораторию Мэнникон приехал еще в шесть тридцать, так как не мог заснуть, и все утро погружал различные желтые предметы, что ему попадались под руку, в раствор, который в два семнадцать дня Крокетт уже окрестил раствором Мэнникона. Это был первый в жизни Мэнникона случай, когда что-то было названо в его честь (двое его детей были названы в честь родителей жены), и Мэнникон увидел себя, хотя покуда не слишком отчетливо, Величиной в мире Науки. Он даже решил приобрести контактные линзы прежде, чем появятся фоторепортеры из популярных журналов.

Крокетт, или Крок, как его обычно звали, был из тех молодых людей, что разъезжали со смазливыми девчонками в открытых спортивных машинах. Правда, у него была только "ланча", но зато с откидным верхом. Ему было двадцать пять лет и три месяца, и в свое время он считался лучшим на курсе в МТИ. Занимался он спонтанно зарождающимися кристаллами и сложными белковыми молекулами, что в иерархии Фогеля - Паульсона было равнозначно званию маршала в штабе Наполеона. Этот худощавый неутомимый янки всегда знал, где его ждет удача.

После того как Мэнникон все утро погружал в раствор желтые предметы (желтый шелк, желтую вату, желтую промокательную бумагу), безрезультатно разумеется, и после того как он казнил более дюжины желтоватых мышей, у него возникла потребность с кем-нибудь посоветоваться, и он отправился в соседнюю комнату, где на лабораторном столе из нержавеющей стали, задрав ноги вверх, сидел Крокетт. Крокетт слушал портативный проигрыватель, посасывая кусочек сахару, пропитанный ЛСД.

Сначала Крокетт возмутился, что его потревожили: "Какого черта тебе здесь надо, Флокс?" Молодые коллеги называли Мэнникона Флоксом. Это было вроде профессиональной клички. Но когда Мэнникон объяснил причину своего визита, Крокетт согласился заглянуть в его лабораторию. Из прошлого опыта Мэнникон знал, что прибегать к помощи Крокетта было делом весьма полезным. Уже в час пятьдесят семь Крокетту пришла в голову блестящая идея - ввести раствор перорально мышам разной окраски, в том числе и желтой, едва ли не последней из группы желтых мышей в виварии у Мэнникона. Белая, серая, черная и пегая мыши, проглотив по нескольку капель раствора, резвились как ни в чем не бывало - и даже стали от этого чуть наглее и воинственней. Желтая мышь через двадцать восемь минут преспокойно протянула ножки. Таким образом они выяснили, что при внутреннем применении раствор действует так же, как и при наружном. Однако Крокетт еще не придумал, как ликвидировать предательские кольца, которые оставались, когда раствором пользовались для выведения пятен. Этот аспект проблемы его не интересовал. Но то, что незначительная добавка диоксотетрамеркфеноферрогена-14 уничтожала упрямую мыльную пену, произвело на него впечатление, и он сделал Мэнникону по-американски сдержанный комплимент. "Что-то в этом есть", - сказал он, не переставая сосать сахар с ЛСД.

- Почему нам нельзя поговорить здесь? - спросил Мэнникон, когда Крокетт предложил выйти из лаборатории. Мэнникон должен был отмечать в табеле время своего прихода и ухода и отнюдь не жаждал объяснять администрации, зачем ему понадобилось уйти среди рабочего дня.

- Не будь наивным. Флокс, - только и сказал Крокетт вместо объяснения, так что Мэнникону пришлось запихнуть все свои записи в портфель, расставить по местам на полках все приборы и химикаты, какими они пользовались, запереть холодильник и последовать за Крокеттом в коридор.

У выхода они встретили мистера Паульсона. Положив руку на плечо Крокетту, мистер Паульсон сказал:

- Здорово, дружище. Привет, Джонс. Ты что тут делаешь?

- Я... - выдавил из себя Мэнникон, чувствуя, что сейчас он начнет заикаться.

- Он назначен на прием к глазному врачу, - отчеканил Крокетт. - Я его отвезу.

- А, - сказал мистер Паульсон. - Наука смотрит в миллион глаз. Старый добрый Крок.

Они вышли из ворот.

- Вы не будете брать вашу машину, мистер Джонс? - спросил Мэнникона сторож на стоянке. Четыре года назад он услышал, как мистер Паульсон назвал Мэнникона Джонсом.

- На вот, - вмешался Крокетт, протягивая сторожу кусочек сахару с ЛСД вместо чаевых. - Соси.

- Спасибо, мистер Крокетт. - Сторож засунул сахар в рот и начал сосать его. "Ланча" вырвалась со стоянки на автостраду и устремилась в направлении популярных журналов и общества изобилия, открытая солнцу, ветру и дождю. "Господи, - подумал Мэнникон, - вот это жизнь".

- Теперь, - сказал Крокетт, - подведем предварительные итоги.