Человек рождается дважды. Книга 3

Бригада сбилась у факелов. Шулин подозвал молодого расторопного паренька, работавшего зимой плотником; и одного старика:

— Вы со мной! А ты, Мишка, разберёшь запруду, нарежешь Ещё стоек и постараешься разворотить эти валуны. — Он быстро подхватил несколько стоек, топор и пошёл в штольню.

Из выработки донёсся Его голос:

— Не лезь вперёд! Будете светить и стоять, где прикажу. А то не поскуплюсь… — И всё стихло.

Краснов распорядился прикатить бочку нефти, налить в вёдра, набить тряпками и зажечь.

— Петро, ты быстро смотайся к взрывникам, попроси пяток накладнушек! Ты, Максим, возьми двух человек и за пилу. Брёвна вон там! — показал рукой вверх по ключу. — Ну а остальные — за мной к завалу!

Огонь метался в вёдрах и почти не светил по сторонам. Волны хлестали в лицо, сбивали с ног. Люди по пояс в студёной воде раскачивали брёвна ломами, вагами.

— Не сорвись! Осторожней! Унесёт и штанов не найдёшь! Куда? Куда ты, чёрт, лезешь? От берега, от берега! — кричал Краснов.

Смутное беспокойство не покидало Его. Расставив людей, он направился на подземные выработки. Свет факела колебался где-то вдалеке. По пути уже попалось несколько новых стоек. Кровля была низкой, и Краснов постоянно нагибался. Наконец, он увидел Шулина. Тот, взмахивая кувалдой, что-то заколачивал. На Его голову лилась вода, грязь, сыпались комки породы.

— Подай! Да живей, чучело! Голову убери, образина, пришибёт! — орал он на молодого парня, мелькавшего тенью, между креплениями.

Краснов поднял голову и вздрогнул. Над ним висели огромные глыбы. Их поддерживали жиденькие стойки. В вентилЯционный шурф хлестала вода, а дальше, над головой Шулина зияли трещины, заколы, готовые каждую минуту рухнуть. Тут садилась вся кровля.

Не разглядывая больше, Краснов подхватил стойку и побежал к Шулину. Тот увидев Его рядом, заревел не своим голосом:

— Уходи, Мишка, к чёртовой матери!

Не слушая, Краснов принялся заводить стойку под закол.

И вдруг над головой раздался гулкий шорох, и тут же страшный удар сапога Шулина отшвырнул Краснова. Он отлетел на несколько метров и, опрокинувшись, растянулся плашмя. Шулин Ещё что-то крикнул, но треск дерева и грохот обвала заглушили Его голос. Прокатившаяся по штольне волна воздуха отбросила Краснова Ещё дальше. Факелы потухли, и стало темно.

— Э-ээ! Кто-нибудь жив? — донеслось глухо из боковой рассечки.

Краснов, Ещё ничего не соображая, тронул рукой лицо. На пальцах осталось что-то липкое. Обвал! — резанула страшная мысль.

— Володька? Володя, Володя! — закричал он, но Шулин не отозвался. Краснов отыскал в кармане спички, нащупал факел, зажёг и бросился к месту обвала. У расколотой стойки белела голова Шулина, а дальше — куски породы, глыбы, земля.

Краснов принялся отбрасывать землю, валуны.

— Сюда! Быстро! На помощь! — кричал он в темноту.

Подоспевшие горняки помогли откопать тело Шулина. Краснов подхватил Его на руки и вынес из штольни к костру на берег ключа. Молодой парень принёс котелок воды и вылил Его на голову Шулина. Тот глубоко вздохнул и открыл глаза.

— Ты, Мишка? А-аа. Вот, кажется, всё. Отшумелся, — прошептал он. — Ты прости, что ударил. Жить тебе надо, вот что. А жаль, что не успел набить морду этой образине…

— Володя, дорогой ты мой, брат мой. Да где у тебя больно-то? Где? — ощупывал Краснов Его ноги.

— Не трогай, Миша. Там котлета. Перетащите в барак. Плохо мне.

В бараке Шулин лежал на растянутом брезенте, подвешенном к потолку, бледный, с заострившимся носом. Он умирал. Вызванная по телефону Матвеева к утру была на участке. Приисковый врач сделал несколько уколов. Краснов окаменел от горя.

— Ну что, доктор, скоро? — Голос Шулина прозвучал напряжённо.

— Ну что вы, Владимир Викторович. Ещё плясать будем, но сначала придётся потерпеть, — стараясь говорить весело, ответила Нина Ивановна и встала. — Давайте сделаем укол. Будет легче.

— Укол давай. А остальное напрасно, доктор. Слава богу, на своём веку кое-что видел. — Он перевёл взгляд на Краснова. — Чего так притих? Не бабись, старик. Не жалей. Славно мы с тобой работнули. Да и отжил я своё, так лучше. — Он хотел усмехнуться, но мучительная боль затуманила глаза.

Матвеева наклонилась над ним, вытерла Его потное лицо и убрала шприц.

— Ну как?

Шулин продохнул и усмехнулся:

— Подложи, доктор, что-нибудь под голову и немного под бок, так, чтобы я мог выпить. А теперь, Мишка, давай. Напоследок.

Краснов посмотрел на Матвееву. Та, поправляя подушку, утвердительно кивнула. Он достал бутылку спирта и кружки.

— Развести?

— Я и в молодости не разводил. Лей полную. За тебя хочу выпить.

У барака толпился народ, но никто не решался войти. Посёлок притих.

Краснов подошёл к Шулину с кружками, поставил на стул и сел рядом.

— Не врал я тебе, Володя, никогда, душой не кривил. За здоровье твоё тост поднимать не хочу, Ещё обидишься. Выживешь, как говорят, дай бог. Я хочу выпить, Володя, за твою великую душу. А теперь поцелуй меня как отец… Он что-то хотел сказать Ещё, но слёзы сдавили ему горло и, уткнувшись Шулину в грудь, он замолчал.

— Экий ты, право. Хватит, хватит, не надо. Не каменный же, Ещё разжалобишь.. — гладил Шулин Краснова. — я рад, что ты рядом. А то бы, как пёс под кустом. Давай поторопимся, а то уже чую Её. — Он ухватился за шею Краснова, поцеловал Его. — Теперь подними мне голову! Выше. Вот так. Наклони кружку. — И он выпил всё, не отрываясь. Эх, солёного бы огурчика. — Он опустился на подушку.

— Есть, — обрадовался Краснов и метнулся под кровать. — Чего же не сказал раньше? Вон целая банка, держи.

— Да вот вспомнилось что-то. — Шулин откусил кусочек, пососал, но уже не проглотил, — Сообщи Митяю, он на Зырянке. Всё, что там мне положено отпускных, пусть получит и раздаст старателям-старикам. Много живых-то Ещё. Он знает кому, и где найти. А теперь идите. Я один тут с ней управлюсь… — проговорил он через силу, и сник.

Краснов переглянулся с Ниной Ивановной, и они вышли. Где-то за речкой кричала кукушка. Краснов сел на скамейку и кусал губы, не вытирая слёз.

ГЛАВА 10

От складов бежал человек в нижней рубашке, без шапки. Он что-то кричал и колотил кружкой по блестящему предмету. Вот он перепрыгнул через кювет и, разбрызгивая снежную кашу, повернул к управлению.

Теперь Юрий узнал сторожа складов, степенного, рассудительного дядю Костю, как звали Его все в поселке. Двое Его старших сыновей воевали, и дядя Костя всё свободное время ловил сообщения с фронтов. Сейчас степенного старика было не узнать.

Уж не приключилась ли беда с сыновьями? — подумал Юрий и остановился.

Дядя Костя обнял Юрия и сквозь слёзы запричитал:

— Сынок ты мой. Радио! Бежи скорей, включай! Победа! — И он бросился к мастерским, — Бегу Ваньку порадовать.

Когда Колосов вышел из управления, в посёлке творилось что-то невообразимое. Из бараков, домов, контор ошалело выскакивали люди, бросались друг другу на шею, целовались, плакали и прыгали, как дети. На крышах подростки приколачивали праздничные флаги.

На площади собрался весь посёлок. Говорили взволнованно, плакали, не стесняясь слёз. Экспромтом было организовано торжество. Начальник снабжения приказал привезти две бочки спирта и торговать прямо на площади. В распахнутые окна уже неслись песни. Компании собирались по принципу — какая дверь ближе.

Возвращался Юрий поздно. Посёлок затих. Уже не видно было людей, не слышно весёлых песен. Только у барака строителей сидел пожилой человек и целовал в морду бродячего пса.

— А ведь победили же, чёрт ты нас расподери, псина! По-бе-дили! — собака тихо взвизгивала.

=============================================================

Пять тысяч девушек прислал на Колыму Ленинский комсомол. Был прилив. Море гнало в бухту свинцовые волны. Вода казалась густой, тяжёлой, плотной. Девушки стояли на палубе, на крышах кубриков и толпились у капитанской рубки парохода «Феликс Дзержинский». Чайки с криком носились над морем и падали грудью в бегущие волны.