Хрупкие плечи (СИ)

Пришедшая из школы Руслана, испуганно-озадаченно рассматривала мать, лежащую на диване, с опухшим и уже наверняка начинавшем принимать нездоровые разводы лицом. Лида толком не могла даже сфокусироваться на лице дочки, но постаралась ее успокоить, как могла. Уверенности в том, что это получилось, не было, впрочем, как и сил это выяснить. В голове словно поселилась стая крыс, которые то попеременно пытались прогрызть череп в разных местах, то просто устраивали игрища. Впереди были выходные, а, значит, вызвать врача нереально... Нужно продержаться до понедельника, а там, если не станет лучше, сходить в местную амбулаторию. Лида надеялась, что больничный на роботе за сегодня ей засчитают, но уверена в этом не была.

К утру понедельника лучше ей не стало и соседка, случайно зашедшая в гости, вызвала скорую помощь. Сил протестовать, когда ее забирали в больницу, у Лиды попросту не было. Ни вопросов врачей, ни дорогу до больницы она не запомнила. Бледные перепуганные, растерянные лица дочек на пороге дома - единственное, что врезалось ей в память.

Больница встретила ее волокитой и идиотскими вопросами. Особенно впечатлила худющая тетка в приемном отделении с практически бесцветными глазами, как у дохлой рыбы, и поджатыми в недовольной гримасе губами. Она планомерно пыталась убедить Лиду признаться в рукоприкладстве мужа. Лида, сначала вообще не понимала о чем речь, а когда вникла в смысл «рекомендаций» только горько рассмеялась.

- Какое рукоприкладство? Какого мужа? Да я мужа уже три года не видела!

- Ну, тогда сожителя…- продолжала «подсказывать» ей мед. работник.

- Вы что? У меня две дочки, одна из которых совсем маленькая. Какой к черту сожитель? Да и кому нужно такое счастье? - такой ответ тетку почему-то расстроил, и она со вселенской скорбью на лице вывела в записях – «травма на производстве, со слов больной».

Спустя несколько дней в больницу явились представители колхоза в лице бойкой женщины с выпаленными перекисью волосами до состояния отличной мочалки - Елены Сергеевны, и еще какого-то едва знакомого мужчины. Странно было видеть практически незнакомых людей в качестве посетителей в палате, но мысли о внезапно проснувшемся сочувствии тут же были развеяны самими посетителями.

-Лида, ми до тебе. Тут треба деякі бумаги підписать…

-Какие бумаги? – Лида недоуменно смотрела на посетителей. Она переживала как там ее дети, кто с ними. Соседям из больницы много не позвонишь, да и что те звонки… А тут вопросы с какими-то дурацкими бумагами.

- Та це формальність… Ось тут підпиши… Що з тобою провели повний інструктаж, що ти знала умови роботи…- Ей протянули несколько листков. Буквы, напечатанные на старой печатной машинке, плясали перед глазами, норовя толи куда-то ускакать, толи просто расплыться, превратившись в неясное марево.

- Не підписуйте,- послышался властный голос с соседней койки.

- Почему? – Лида, уже взяв ручку, почему-то остановилась. Соседей по палате она толком рассмотреть не успела. Постоянная головная боль и переживания за детей было все, что заполняло ее существо. Но этот голос вызывал доверие. Он был уверен в своей правоте. Твердый и, одновременно, какой-то сочувствующий, а еще, словно смутно знакомый... И она почему-то остановилась.

-А ви, жіночко, не лізьте не у свою справу, - тут же возмутилась Сергеевна.

- Це вже мені вирішувати. А ви, користуючись безпомічним станом жінки, намагаєтесь її позбавити права на законну компенсацію. – Лида удивленно повернулась к говорящей. Невысокая женщина с длинными волосами и какой-то абсолютно неприметной внешностью (Лида как ни старалась, так и не смогла сфокусироваться на ее лице, видимо сказывалось плохое самочувствие) презрительно скривившись, смотрела на представителей колхоза.

- Яка ще компенсація? Шо ви таке кажете? – усиленно «захлопала ресницами» Сергеевна – жіночко, приймайте свої лекарства і не заважайте нам…

- Дурити людей?

- Шо ви собі дозволяєте!

- Говорити правду!

- Ліда, не слухай цю скажену, підписуй, та ми побігли. Бо нас ще машина чекає…

- Нет… Не буду я, наверное, пока ничего подписывать. – Лида отложила ручку, чувствуя как опять накатывает головная боль. – Потом, когда выйду из больницы…

-Ліда, не мороч голову!

- Жіночко, ви чого репетуєте у палаті з хворими? Вийдіть будь ласка! – в палату неожиданно зашел главврач, видимо, проходивший мимо, и недовольно воззрился на громкую женщину.

- Та…я… мені тут треба бумаги підписать… Мені і машину колгосп виділив сьогодні, щоб формальності всі виконати… А то вона хворіє, а ми винні будемо, якщо що…- Сергеевна, как-то смутилась, но все равно не хотела уходить без подписи.

- Ви вже винні.- Послышался голос от Лидиной соседки по палате.

- Так, жіночко, пішли, покажете мені, що вам там терміново треба підписати, і я вже вирішу наскільки це важливо,- главврач круто развернулся и вышел из палаты. За ним поплелись и представители колхоза, напоследок зло зыркнув на Лиду.

-Добре, що не підписала. – довольно кивнула головой женщина, решившая почему-то заступиться за Лиду.

- Я так и не поняла, что они хотели…- расстроенно ответила Лида.

- Вони хотіли щоб ти підписала, що травма на виробництві сталася виключно з твоєї вини. А потім не виплачувати тобі ні компенсації, ні допомагати з лікуванням.

- Может я и виновата… Я толком и не помню, что произошло…

- Це навряд. Тоді б у них так очі не бігали. – женщина с чувством выполненного долга вернулась к своей газете, оставив расстроенную и немного озадаченную Лиду наедине со своими мыслями. Представители колхоза так и не вернулись. То ли пощадили Лиду, то ли просто передумали. А соседку по палате, так активно вмешавшуюся в разговор буквально на следующий день выписали. Лида даже имени ее не узнала.

Спустя две недели выписали и Лиду. Синяки еще были видны, но выглядели уже не так пугающе. Общее состояние было тоже не ахти, но, по словам врачей, – это просто остаточное явление. Женщины из «огородней» бригады встретили Лиду большей частью сочувственно, хотя были и такие, кто не постеснялся проводить ее шутками о раздраженной корове, решившей проучить городскую фифу. Было странно и обидно такое слышать, но Лида лишь отшутилась с милой улыбкой. Вот только когда в полдень ее вынесли бесчувственную с поля, было уже не до смеха. Все чаще и чаще она с утра просто не могла встать, так как болела голова. Иногда через силу вставала, но до вечера не выдерживала… Терапевт начала ее обвинять в симуляции и говорить, что у нее не болит голова, а просто кажется… А Лиде становилось все хуже… Когда обмороки на солнце стали страшной регулярностью с последующей госпитализацией, так как ее еле приводили в чувство, пришло понимание всего ужаса ситуации. Она не могла толком работать, а значит, снова очутилась под угрозой выселения на улицу вместе с детьми! О чем ей не забыл напомнить председатель, так же считая, что «цветоводша прикидається». И дома с детьми толком не была, то и дело оказываясь в больнице… А их-то оставлять было не на кого. Олег не показывался, у сестры была своя жизнь, мать Лиды, приехавшая поначалу к детям, не смогла столько времени быть с ними – ее работу также никто не отменял. К родителям Олега и подавно не было смысла звонить. Мать Лиды посоветовала позвать ее знакомую, вышедшею на пенсию бывшую сотрудницу. Та жила одиноко, скучно, и за символическую плату была согласна посидеть с девочками. Лида, скрепя сердце, согласилась. Оставлять дочек самих дома так надолго было уже элементарно страшно.

Полноватая женщина с невероятно оранжевыми волосами и каким-то по-детски обиженным лицом приехала буквально через несколько дней. Она немного удивленно рассматривала двоих не по возрасту серьезных девочек, косящихся на нее с явным недоверием, дом, двор c живностью, слушала, что от нее требуется. По большому счету, от нее требовалось только присутствовать в доме и готовить есть. Все остальное девочки делали сами. Дочки были не в восторге от нового жителя дома, но спорить не стали. Лида, уезжая в больницу, просила их не обижать Татьяну Сергеевну. Она знала своих дочек. Упрямую старшую (если уж она что-то себе решила, было невозможно сдвинуть и на пядь), прямолинейную младшую, которую очень часть приходилось уговаривать не обижать людей. Девочки пообещали, но, как догадывалась Лида, все будет зависеть от поведения присланного им «надсмотрщика».