Иуда Тайной вечери

- И вы, истратив деньги на этого никчемного лгуна, на этого вора, который крадет у вас с постели простыни да еще и негодует, когда ему велят затопить печь, вы не нашли для монеты в полскудо лучшего применения, как тотчас снести ее на птичий рынок? - с жаром воскликнул резчик Симони, шагая вместе с Марко д'Оджоно следом за мессиром Леонардо.

Новеллист Банделло, нагруженный пятью не то шестью клетками, остановился и с озорной улыбкой на мальчишеском лице посмотрел на резчика, а надобно сказать, что он никогда не упускал случая подшутить и посмеяться над Симони, вот и сейчас тоже сказал:

- Стало быть, вы, мессир Симони, не знаете, что мессир Леонардо хочет разгадать секрет птичьего полета? И разгадает, причем не сегодня-завтра, для этого-то ему и нужны все эти мелкие создания, зяблики да чижи, которыми он меня навьючил. Конечно, вам отведена в этом деле роль побольше и поважнее моей: настанет день, и я отыщу вас в лазарете, вы будете лежать там...

- В лазарете? Я? - перебил резчик.

- Ну да. С несколькими переломами, в таком деле иначе не бывает, продолжал Банделло, - зато овеянный славой. Нас всех гложет зависть, потому что именно вам мессир Леонардо уготовил почетную миссию первым из смертных подняться в воздух - подобно божеству, на орлиных крылах в заоблачные выси!

- Пока что не решено, на орлиных или на каких других, - вмешался Марко д'Оджоно. - Мне мессир Леонардо говорил, что прочит для мессира Симони крылья летучей мыши. Вы же знаете, крылья летучей мыши обходятся куда дешевле орлиных!

- Что вы городите? - в ужасе вскричал резчик. - Боже праведный! А как же мой "Се человек"? Неужели мессир Леонардо запамятовал, что у меня теперь самая работа? И разве он не знает, что в нынешние скверные времена мне надо еще и отца кормить, он совсем старый, своими руками на пропитание не заработает? Меня! В заоблачные выси! Да без спросу! Что он себе думает? Пускай хворый старик стоит на улице с протянутой рукой, так, что ли? А вы, - сердито обрушился он на юного Банделло, - молокосос! Бездельник! Вам-то не надо ни о ком заботиться...

- Да вы только подумайте, мессир Симони, - вставил Банделло, - для вас же привычное дело - обрабатывать стамеской, долотом да киянкой самую что ни на есть твердую древесину, то-то и мускулатура у вас на руках могучая, соперника вам не скоро найдешь, вот по этой причине мессир Леонардо и избрал для этого дела вас, а не меня, я ведь орудую всего-навсего пером. Стало быть, успокойтесь. Я тоже не барином хожу. Всю дорогу, а это не ближний свет, безропотно тащу на спине клетки с дроздами, зябликами и чижами, лишь бы услужить мессиру Леонардо. Поговорите с ним, мессир Симони, и не обинуясь. Вы, мол, желаете непременно крылья орла, а не какой-то там жалкой летучей мыши, вам под стать только орлиные. Идите и выложите ему все начистоту!

Он кивнул на мессира Леонардо, который изрядно их опередил и теперь вместе с Беллинчоли ждал у приозерного трактира, того самого, где Никкола и Иоахим Бехайм вели свои любовные беседы.

Художник д'Оджоно обнял резчика за плечи, будто вознамерившись дать ему добрый совет.

- Подумайте хорошенько! С мышиными крыльями дело наверняка кончится более-менее благополучно. В заоблачные выси вам на них не подняться, полетаете над самой землей, и все, а ежели упадете, так отделаетесь испугом и разве что ногу сломаете. А тогда сможете и "Се человек" завершить, и впредь заниматься своим ремеслом, вдобавок купаясь в лучах славы, а на то, что вы прихрамываете или, скажем, приволакиваете ногу, никто даже внимания не обратит. Стало быть, слушайте меня, а не Банделло, я ведь думаю только о вашем благе. Ну, не теряйте времени, спешите к мессиру Леонардо и требуйте мышиные крылья!

Симони в недоумении и отчаянии смотрел на д'Оджоно, но художник и бровью не повел. Резчик хотел было броситься к мессиру Леонардо и призвать его к ответу, но, случайно глянув на Маттео Банделло, который не мог более удержаться от смеха, сообразил, что его одурачили. И хотя он испытывал огромное облегчение оттого, что никакой опасности нет и ему незачем с риском для жизни устремляться в поднебесье, он тем не менее вспылил и начал безбожно браниться.

- Ах, висельники, ах, сукины дети, палача на вас нет, чтоб повырывал ваши поганые языки! - вопил он, пожелавши им и чумы, и оспы, и костоеды, и вообще всех казней египетских и предавши проклятию сам воздух, которым они дышат. - Я с самого начала ни одному вашему лживому слову не поверил. Меня так просто не обманешь, запомните! Раз и навсегда!

Он смахнул со лба капли холодного пота, свидетельство смертельного ужаса.

Перед трактиром на берегу озерца мессир Леонардо меж тем объяснял придворному поэту Беллинчоли, сколь необходимо художнику в точности знать и понимать анатомию нервов, мускулов и сухожилий.

- При всех многообразных движениях человека, как при любом усилии, рассуждал он, - надобно уметь разобраться, какой мускул есть причина этого движения и усилия, и наглядно, во всей мощи изобразить один этот мускул, а прочие оставить без внимания. И кто этого не умеет, пусть малюет какой-нибудь пучок редьки, а не человеческое тело. - Леонардо обернулся к подошедшим спутникам. - Здесь мы не останемся, и тебе, Маттео, придется еще немного потаскать свой груз, ведь я напрочь запамятовал об этом забияке, и он указал на канюка, который, порываясь взлететь, возбужденно метался на цепи и злобно кричал.

- Да, нам и правда лучше уйти отсюда, - согласился Банделло. - Он чует пташек, которых я несу, и до смерти их напугал своими воплями. Подле этого разбойника они носу из клеток высунуть не посмеют.

Компания зашагала дальше, направляясь к рощице пиний. Только резчик Симони замешкался, все глядел на трактир, но скоро догнал своих.

- Пропала, не видать ее больше, - сообщил он. - Вы разве не заметили? Всего на миг она появилась в окне, а я успел ее узнать.

- Кого вы успели узнать? - спросил художник д'Оджоно.

- Девушку. Никколу, - ответил резчик. - Вы ее знаете, она дочка ростовщика. И хоть она ни разу не удостоила меня ни единым взглядом, я все равно радуюсь, когда встречаю ее. Прелестное существо. Она ходит к мессе в церковь Сант-Эусторджо.