Аллах не обязан

Чужаков в ОЛД встречали неласково. Так положено во время межплеменной войны. Оказавшись там, мы произнесли заранее заготовленную речь про Сэмюэла Доу. Мы говорили о его патриотизме и щедрости. О том, сколько добра он сделал всему либерийскому народу. О том, как он всем жертвует ради родины. Они слушали нас долго, внимательно, в благоговейном молчании. А потом попросили сдать оружие. Мы с готовностью отдали все оружие, какое у нас было. Они принесли Библию, Коран и фетиши. И мы торжественно поклялись, что мы не воры, что ни один из нас не вор. Потому что у них и так было достаточно воров, более чем достаточно, они устали от воровства. А затем они посадили нас в тюрьму. Щелк-щелк.

В тюрьмах ОЛД кормили мерзопакостно, а главное, очень скудно (мерзопакостно - значит отвратительно). Первым на плохие условия пожаловался Якуба. Он стал громко вопить: "Я григримен, я делаю самые сильные амулеты от пуль, чтобы пули свистели мимо!" Никто его не услышал. Он заорал громче: "Выпустите меня отсюда! А то я наложу на вас заклятие. Наложу заклятие на всех вас!" Тогда за ним пришли, но он сказал, что не уйдет без меня, и попросил разрешения взять меня с собой.

Нас отвезли в штаб генерала Бакли, Оники Бакли Доу. Генерал Бакли - это была женщина. (Полагалось бы сказать "генеральша". Но, если верить "Ларуссу", генеральша - это только жена генерала, а не сам генерал.) Итак, нас представили Онике Бакли Доу. Генерал Бакли рада была видеть Якубу. У нее уже был свой григримен, заклинатель фетишей. Но он не был мусульманином. Иногда она начинала сомневаться в познаниях и возможностях своего григримена. Но теперь, вместе с Якубой, их будет двое, и это должно пойти ей на пользу.

А меня отправили к маленьким солдатам. Мне показали мой "калаш". У нас был один "калаш" на пятерых, и тот, что достался моей пятерке, был новее того, который был у меня в НПФЛ.

В ОЛД хорошо относились к маленьким солдатам. Мы ели досыта, и притом еще могли заработать доллары, нанимаясь охранниками к золотоискателям. Я решил прикопить немного денег. Не стал весь мой заработок выбрасывать на наркотики, как делали другие дети-солдаты. На скопленные деньги я купил золота и спрятал его в одном из фетишей. Я хотел принести хоть что-нибудь моей тете, когда доберусь до нее. Фафоро (клянусь членом моего отца)!

Генерал Бакли - это была не просто женщина, скажу я вам. Это была женщина редкая, своеобразная, непохожая на других. Она расстреливала всех воров, без каких-либо различий, будь то мужчина или женщина, укради он иголку или быка. Вор - это вор, и все тут, поэтому она расстреливала их всех подряд. Это было справедливо.

Санникели, столица вотчины генерала Бакли, была сплошным воровским притоном. Все воры Республики Либерия сбежались в Санникели. Маленьким солдатам здорово доставалось от воров. Очень часто они засыпали, одурманенные наркотиком, и очень часто просыпались голыми, совершенно голыми. Воры снимали с них все, даже трусы. И они лежали голые рядом со своим "калашом".

В будни воров, пойманных на месте преступления (то есть прилюдно уличенных в краже), заковывали в цепи и сажали в тюрьму. Они могли проголодаться такова человеческая природа. Но что поделаешь, в тюрьмах Бакли задержанные не имели права на еду.

В субботу, в девять утра, задержанных выводили на рыночную площадь, где к этому времени собирались все местные жители. Суд происходил тут же, на площади, при всех. Сначала у задержанного спрашивали, украл он или нет. Если он отвечал "да", то его приговаривали к смерти. Если он отвечал "нет", то его уличали свидетели, и его все равно приговаривали к смерти (уличить - значит убедительно доказать чью-то вину). И в итоге получалось то же самое. Так или иначе, но задержанного приговаривали к смерти. И приговоренных безотлагательно уводили на место казни (безотлагательно - значит сразу, немедленно).

Им приносили миску горячего риса с пряной подливкой, с большими кусками мяса. Они набрасывались на еду как хищники, потому что им очень-очень хотелось есть. Еда выглядела очень-очень заманчиво, у многих зрителей даже возникало желание оказаться на месте приговоренных. Приговоренные ели жадно и много. Наедались досыта, до отвала. Словно на празднике. Приходил священник и соборовал каждого приговоренного, даже если это не был католик. Потом их привязывали к столбам, завязывали им глаза. Некоторые плакали, как сопливые детишки. Но таких было немного. Большинство, подавляющее большинство облизывались и весело, от души смеялись: они были очень-очень довольны, что вкусно и досыта поели. А потом их расстреливали под аплодисменты довольной, счастливой толпы.

Но несмотря на это, несмотря на все это, некоторые зрители с удивлением обнаруживали, что, пока они аплодировали, воры обчистили их карманы (обчистить - значит вытащить бумажник, так написано в "Ларуссе"). Да, обчистили: в Санникели столько воров, что казнь одних не могла послужить уроком для других. Фафоро (клянусь папиным срамом)!

В смысле семейных связей и родства Оника была сестрой-близнецом Сэмюэла Доу. В те времена, когда готовилось восстание коренных жителей против афроамериканцев, она промышляла на панели. (Когда про девушку говорят, что она промышляет на панели, это означает, что она шляется по улице и занимается проституцией). Тогда ее звали Оника Докуи. После победы восстания брат назначил ее сержантом либерийской армии, и она обзавелась новой фамилией. Теперь ее звали Бакли, словно она была афроамериканкой. Что ни говори, а в Либерии быть афроамериканцем считалось престижным. Это было почетное положение, гораздо лучше, чем у коренных жителей, чернокожих негров-туземцев.

Вернувшись из Ломе, с конференции глав государств Западной Африки, Сэмюэл Доу назначил сержанта Бакли лейтенантом и прикомандировал ее к своей личной охране. После неудавшегося заговора гио Сэмюэл Доу назначил ее майором президентской гвардии. А после смерти Сэмюэла Доу, после того как Сэмюэла Доу разрезали на куски, Бакли назначила сама себя генералом и начальником над районом Санникели. Так что генерал была женщина смышленая, она не позволяла мужчинам, этим отъявленным уйя-уйя, вылизывать подливку со дна своей канари. Валахе!