Проверка на твердость

Бретшнейдер еще раз обернулся, усмехнулся и назидательно поднял вверх палец.

— Сначала, конечно, нужно рассчитать модуль движения, — громко закончил он. — Я вам все напишу… Сегодня вечером или завтра.

«Этот, если вздумает, может огорошить так, что не обрадуешься», — подумал Эгон Шорнбергер.

Андреас Юнгман и Бруно Преллер тоже пришли мыть котелки и ложки. Они продолжали какой-то свой разговор, не замечая Шорнбергера.

— Я, собственно, ему даже благодарен, — промолвил Андреас.

— Кому, Эгону? Брось ты. Ему это было нужно, как воздух… Тоже еще, благодарен!

— Это бывает необходимо каждому, Бруно.

— Что? Как в Дамаске, где Савла приняли за Павла.

— В одну минуту из тебя выплескивается наружу все, что в тебе было, — продолжал Андреас, который не был силен в библейских сказаниях. — Это мгновения, во время которых ты познаешь самого себя до последней мельчайшей частицы. Понимаешь? Ситуация, в которой ты видишь, на что способен, вот что я тебе скажу.

— И ты думаешь, это верный способ познать самого себя?.. Тише, он здесь!

Эгон Шорнбергер встал рядом с товарищами и начал мыть в струе воды котелки. Никто не промолвил ни слова. Неподалеку от машины командира обер-фельдфебель начал раздавать почту.

— Метольд Франц, Крадль Хельмут, Никель Йохен… — Он громко называл имена и фамилии адресатов.

Вызванные выходили вперед — одни полные достоинства, как будто их награждали орденом, другие сдержанно улыбались или даже смущались, как будто их застали на тайном свидании.

— Зибенхюнер Вольфганг, Альбрехт Гюнтер, Кошенц Михаэль, Вебер Курт, Кошенц… Кошенц… Кошенц, еще раз Кошенц, мой дорогой! Хенне Вильфрид, Бретшнейдер Карл Хейнц. На сегодня — все!

Письмо унтер-офицеру, который отсутствовал, обер-фельдфебель сунул в карман и направился к командирской машине. Хейнц Кернер с удивлением посмотрел ему вслед. Он не знал, что дневная почта осталась в казарме.

— Очевидно, что-то произошло, — пробормотал он так отчетливо, что Йохен Никель услышал его.

— Вероятно, у твоей старухи вскочил нарыв на пальце, — подзуживал он, — или ей надоело выводить каракули!

Хейнц Кернер посмотрел на него и затем медленно, спокойно заметил:

— На этот раз, так и быть, я просто не обращу на это внимания, парень, а в следующий ты получишь по морде, да так, что до увольнения сможешь хлебать только суп.

— Ну-ну! — пробормотал Йохен Никель смущенно и ретировался со своим письмом.

Михаэль Кошенц присел на пень и разложил на коленях свою корреспонденцию. Муки любопытства окруживших его товарищей возрастали. Бруно Преллер, как самый любопытный, с нетерпением ожидал, когда великан закончит просмотр писем. Всего было десять конвертов. В каждый помимо письма был вложен фотоснимок. Портреты девушек. Простые любительские снимки, среди них даже два с обворожительными дочерями. Евы в бикини. Михаэлю Кошенцу стоило больших трудов забрать фотографии у друзей. Они были единодушны в своих комментариях. Все завидовали верзиле Михаэлю.

— Смотри-ка!

— Старик, как это тебе удается?

— Шейх! Кошенц — настоящий шейх!

Здоровяк сиял под лучами всеобщего внимания.

— Нужно иметь толковую сестру. В этом залог успеха, — отвечал он на шутки друзей.

Эгон Шорнбергер пришел с двумя вымытыми котелками.

— Фокус номер семнадцать! — засмеялся он, увидев фотографии. — «Вохенпост», рубрика для мужчин. Или какой-нибудь журнал?

Йохен Никель, отойдя в сторону, бегло прочитал свое письмо, в котором тоже оказалась фотография. Он посмотрел на нее с удивлением:

— Какая пчелка?! И она сообщает так кратко. — Он обратился к Кошенцу: — Сколько стоят подобные объявления?

— Если хотите знать, здесь замешана моя сестра. — Михаэль Кошенц вынул вырезку из газеты и показал друзьям.

Бруно Преллер схватил ее быстрее, чем Никель.

— «Молодой мастер, — читал Бруно, — 1,78, полностью независимый, жизнерадостный, ищет симпатичную подругу для автотуризма, танцев и занятий парусным спортом. Имеет домик, автомашину и земельный участок на берегу озера…»

— Молодой мастер? — Никель взглянул, ухмыляясь, на Кошенца. — Кто же это такой?

— Это я, — ответил здоровяк самоуверенно. — Эти куколки сразу попались на удочку. Нужно было лишь закинуть ее опытной рукой…

— И она использовала тебя вместо наживки! — Бруно Преллер засмеялся.

Но Михаэль Кошенц не обращал ни малейшего внимания на насмешки.

— Если хоть одна из них узнает меня поближе, она забудет обо всем, что стоит денег… Кроме того, мне достаточно двух-трех из этой массы предложений, и то это дело будущего…

Андреас Юнгман и Хейнц Кернер расположились в нескольких метрах в стороне на лужайке. Они без особого интереса относились к разговорам своих коллег. Гобоист думал о том, какая причина помешала его жене написать ему письмо. Он с легкостью находил десятки уважительных причин, но ни одна из них не поднимала его настроения. И Андреас Юнгман сейчас больше думал о жене, чем прислушивался к беседе товарищей. Он едва заметно нахмурился, когда Кернер скорее себе, чем ему, сказал:

— Вообще, Миха нехорошо сделал, пошутив так с девицами. Для него женщины не что иное, как грелка в кровати.

— Найдется когда-нибудь красотка, которая разделается с ним, — задумчиво промолвил Андреас. — Может быть, ее фотография уже в этой пачке.

— Мне было бы ее жаль, — сказал Хейнц Кернер.

Рев мотора заглушил все разговоры. Бронетранспортеры пришли в движение. Они выезжали из-под защиты леса и вытягивались в колонну, которая пересекала учебное поле в направлении к шоссе. Гигантское пыльное облако покрыло их непроницаемой завесой.

Товарищи из группы Бретшнейдера стояли в изумлении, как и остальные солдаты взвода.

— Они смываются! — заметил Йохен Никель с досадой. — Они смываются без нас.

У Андреаса Юнгмана вытянулось лицо. С уезжающими машинами исчезала последняя надежда, что вопрос с отпуском может решиться. Если бы они прямо после обеда приехали в военный городок, он бы переговорил с лейтенантом Винтером и, очевидно, без особых трудностей решил бы все формальности, связанные с отпуском. Но из этого ничего не получилось. Ему стало ясно, что учения так скоро не закончатся.

Предстояло получение новой учебной задачи. Командиры отделений собирали своих солдат.

— Третье отделение, ко мне!

— Второе отделение…

— Второй взвод, первое отделение, ко мне!

По приказанию унтер-офицера отделение Бретшнейдера образовало полукруг. При каждой фразе, произнесенной командиром, лица солдат становились все серьезнее. Бронетранспортеры уехали к месту постоянного расквартирования части, и обратный марш в двадцать пять километров надо будет совершить пешком. «Пять часов при нормальной скорости движения», — подсчитал про себя Андреас. Он покосился направо и налево. Выражение лиц его друзей показывало, что все реально представляют поставленную задачу.

— Речь идет о том, чтобы мы достигли нашего объекта в кратчайшие сроки и без потерь, — объявил Карл Хейнц Бретшнейдер. — Кроме того, в пути будут даваться различные вводные, приближающие учение к боевой обстановке. Есть вопросы?

Несколько глубоких вздохов и томительное молчание. Двадцать пять километров с полной выкладкой: в полевом обмундировании, с автоматом, лопатой, плащ-палаткой, противогазом, флягой и так далее, и так далее. Килограммы веса, и притом идти, идти, идти. Укрыться в кювете направо, укрыться в кювете налево. Бегом. Мысленно перебирались все варианты подобного рода. Некоторым это напоминало ожидание в приемной зубного врача. Эгон Шорнбергер первый обрел дар речи. Он покраснел.

— Это прямое издевательство! — взорвался он. — Создание трудностей без всякой нужды!

Унтер-офицер Бретшнейдер переводил взгляд с одного солдата на другого. Реакция абитуриента не удивила его. Он даже слегка усмехнулся:

— Еще кто-нибудь придерживается того же мнения?

— А для чего же у нас эти коробки, если мы будем пехом топать? — заметил Йохен Никель. — Какое-то средневековье!