Прометей, или Жизнь Бальзака

"Она пришла в ярость при мысли, что этот, как она выразилась, дворец (где решительно все, вплоть до самого обыкновенного гвоздя, говорит о том, что это жилище обставлено для обожаемой женщины) будет принадлежать ее сестре, которую она колотила в детстве. "Ну что такое Верховня в сравнении с этим очаровательным особняком? - заявила она. - Я нигде не видела ничего подобного. Верховня, господин де Бальзак, - это образец безвкусицы, ибо мой дорогой зять как раз и грешил отсутствием вкуса".

Знаешь, дорогая, я не мог удержаться и захохотал при этих словах, полных посмертной мести, ибо сразу все понял по злобному тону этого замечания. Разве мог человек, который Еву предпочел Алине, проявить в чем-нибудь хороший вкус?

Добравшись до библиотеки, она сказала: "Но ведь одна эта комната, должно быть, обошлась в сто тысяч франков! Библиотека в Нейи и в Сен-Клу ничто перед ней". "В этом доме любят книги", - ответил я. Она удалилась, ошалев от восхищения и прекрасно поняв, что раз у меня такой дом, то уж по одному этому ясно видно, что я миллионер".

Алина в ужасе отпрянула от кровати Бальзака, увидев на ней две подушки. Всем его близким знакомым было известно, что он спит высоко и поэтому подкладывает под голову две подушки. Но Алина полагала (и надеялась), что он прячет у себя женщину. "А почему две подушки?" - спросила она. "Ну, это в предвидении будущего".

И все же домашними хлопотами, посетительницами, покупками и мечтаниями нельзя в полной мере объяснить полное бездействие Бальзака. Истинная причина в том, что он чувствует себя больным, да он и в самом деле болен. Его друг Фредерик Сулье умирает от гипертрофии сердца, кровообращение у него нарушено и ноги очень распухли. "Это меня поразило, - пишет Бальзак, - мне кажется, что и у меня гипертрофия сердца". Его поверенный, стряпчий Гаво, видя, как он томится, посоветовал - ему уехать из Парижа. "Уезжайте, - сказал Гаво, - иначе вы конченый человек". Конченый человек? Нет еще. Но бодрости духа, несомненно, уже нет, а Бальзак всегда утверждал, что состояние духа влияет на телесное состояние. Все он видит теперь в мрачном свете. Буржуазная монархия, установившаяся во Франции, кажется ему шаткой, в скором времени в Италии вспыхнет восстание, и этот пожар охватит всю Европу. "Вы не представляете себе, - пишет он Еве, - какой путь проделал коммунизм - учение, которое требует все перевернуть, все подвергнуть разделу, даже съестные припасы и товары, распределив их между всеми людьми, почитая их братьями друг другу..." Ева знает, что он думает об этом, но нельзя же вставать поперек дороги своему веку!

Чтобы встряхнуться, Бальзак попробовал совершить паломничество в Лиль-Адан, куда ездил в юности, к Вилле-Ла-Фэ. Возвращение к истокам жизни иной раз бывает благодетельным.

"Через тридцать лет я вновь увидел знакомый лес и долину, но эти любимые края, почти что моя родина, в восемнадцать лет возвратившие мне здоровье, теперь не помогли мне. Все было как во сне. Я отправился по Северной железной дороге. Потом шел-семь часов, как солдат в походе, с этапа на этап; обратно я вернулся по железной дороге. Ничто меня не захватило. На все я смотрел без волнения, не испытывая тех движений души, которых ждал. Ах, если б рядом со мною была ты, моя Лина, и если б я мог сказать тебе: "Вот под этим деревом я мечтал о славе; здесь я думал о женщине, которая меня полюбит; а там искал исцеления от тирании моей матери и т.д..." Все тогда обрело бы смысл!.."

Он вновь становится ребенком, которому хочется приникнуть к матери и положить ей голову на плечо. В разлуке с возлюбленной он мечтает о ней, надеется найти у нее и любовь и сочувствие, какие дарила ему Dilecta. Увы! Ева ведет себя как суровый, да еще и малосведущий судья, не знающий законов нужды. Бальзак чувствует, что она уязвлена, горько обижена и почти враждебна к нему. Он так хотел бы разорвать путы всяких деловых и денежных обязательств и поспешить к ней. "-А подумаю и вижу, что я вовсе не нужен вам, и тогда отчаяние вдвойне терзает меня: из-за того, что меня уже никто не ждет, и из-за того, что я не написал ни строчки... О дух мой, где ты? В Бердичеве, на равнине русской Босы, которую я так ясно представляю себе, хотя никогда ее не видел!" И он стонет: "Будьте милостивы к отсутствующему, постарайтесь понять его лучше, чем понимали до сих пор". Ну зачем она журит его за леность, вызванную избытком любви? "Сдавайте рукопись, рукопись, милостивый государь", - насмешливо говорит волчишка. Да, рукопись, подписанную Скорбью и Горькой Тоской, - "двумя союзниками, сокрушающими жизнь".

Почему же та, которую он обожает, запретила ему приехать на Украину? Потому что она боится общественного мнения, потому что погрязла в материальных делах и потому что она стара (по ее словам), а ему будто бы нужны красивые и свежие женщины, потому что Сам (то есть царь) косо посмотрел бы на его приезд? И Бальзак в отчаянии ищет помощи у "милочки Анны".

"Ваша дорогая матушка пишет мне очень мало и запрещает приехать на Украину. Такое положение я считаю противоестественным.

Я привык к вам троим, без вас жизнь мне стала невыносима. И ничто не может меня развлечь. Я теперь как собака, потерявшая хозяина и жаждущая найти его".

Это смирение, этот печальный взгляд ласковой собаки, которую гонят прочь, раздирает душу! Эвелина все-таки любит его и не лишена доброты, в конце концов она преодолела свои страхи и склонилась на его мольбы. Пусть он приезжает! Тотчас он стряхивает с себя оцепенение, спешит завизировать паспорт и готовится к путешествию. Издатель Суверен даст ему необходимую сумму, или же он заработает ее, опубликовав несколько новелл. "Я возьму с собой шестнадцать ржаных, хлебцев и копченый язык для своего пропитания от Кракова до Верховни". Ах, как он счастлив, что едет! Без любимой нет ему жизни. "Все возможно с моим волчишкой. Без него все невозможно, и я все бросаю тут. Мое мужество иссякло в ожидании. Заметьте, я не жалуюсь, потому что ни один человек на свете не был счастливее меня... В вас таится бесконечность..."

И как он спешит к этой бесконечности! Нельзя ехать быстрее. Он отправился 5 сентября 1847 года по Северной железной дороге, стоившей ему так дорого, затем мчался на почтовых - скорой почтой, экстра-почтой, трясся в кибитке и в понедельник, 13 сентября, прибыл в Верховню. Ему предсказывали, что его ждут всяческие неприятности в этом путешествии по чужим странам, языка которых он не знает. Он благоразумно запасся корзинкой с провизией - морскими сухарями, сгущенным кофе, сахаром, копченым языком и бутылкой анисовой водки. Но оказалось, что его знаменитое имя повсюду обеспечивало ему радушный прием. Начальник таможни на границе, господин Хакель, чиновник с очень приятным и умным лицом, сам вышел ему навстречу и пригласил закусить с ним "чем Бог послал". А Бог послал ему великолепную трапезу, которая привела Бальзака в восхищение.