Барон Багге

К концу XX столетия, когда прежние политические страсти либо улеглись, либо воспринимаются в иной системе координат, интерес к творчеству Александра Лернета-Холении у широкого читателя по-прежнему сохраняется (его книги, особенно исторические сочинения, пользуются устойчивым спросом, переведены на полтора десятка языков). Имя его в России мало кому до последнего времени было известно: в сборнике "Австрийская новелла в XX веке" (1981) опубликована новелла "Марези", в антологии австрийской поэзии "Золотое сечение" (1988) — несколько коротких стихотворений. Любопытно, что и в Западной Европе Лернета-Холению историки литературы до последнего времени относили скорее к маргинальным явлениям, вернее, к тем авторам, которые при жизни были чрезвычайно широко популярны, а после смерти погрузились в забвение или стали достоянием так называемой "тривиальной" литературы (к примеру, Эмиль Людвиг и Ганс-Христиан Эверс в Германии или Густав Майринк и Лео Перуц в Австрии). Ситуация в последние годы несколько изменилась. Профессиональные читатели вновь открывают для себя его книги, и не только в силу расширения границ так называемого "литературного канона", в который активно входит "массовая литература" и ее приемы. Обширное творчество Лернета-Холении, на наш взгляд, достойно внимания современного читателя по целому ряду причин. Его проза представляет крепкую, доставляющую "удовольствие от текста" беллетристику. Она связана с кругом исторических тем и проблем, далеко не чуждых русскому опыту (романы "Любины соболя", 1932; "Красный сон", 1938), и насыщена мифологическим и историческим материалом, пробуждающим любопытство и не отпускающим до последней страницы. Сюжетность, живость, динамизм повествования — вот отличительные черты его прозы.

Важно и другое. Александр Лернет-Холения представляет в литературе ту линию, которая связана с "поэтикой парафраза": из его текстов заведомо исключена ориентация на художественный эксперимент, на стремление к индивидуальному литературному стилю. Австрийский писатель ведет свое повествование, прибегая, с одной стороны, к очень узнаваемым и традиционным зачинам: некоего безличного повествователя случай сталкивает с героем, рассказывающим свою историю (один из вариантов повествовательного зачина — сцена судебного разбирательства, во время которого обвиняемый обнажает причины своего преступления — новелла "Марези"). С другой стороны, Лернет-Холения нередко прибегает к известным в литературе сюжетным ситуациям, к "сюжетной цитации". Насыщены тексты и прямыми цитатами из его предшественников в литературе. Такого рода "секундарная эстетика" приводила австрийского автора к разным художественным результатам: в книгах, написанных для заработка, для литературного рынка, "поэтика парафраза" нещадно эксплуатировалась им с целью привлечения максимально широкого читателя, "узнающего" тематические, характерологические и сюжетные маркеры, незамысловатые в своей вторичной сконструированности, и погружающегося в чисто беллетристическое повествование, в литературу развлечения. Но есть у Лернета-Холении и другие книги. "Следует отличать то, за что ты готов нести ответственность, от того, за что ты получаешь деньги", — писал об этом сам автор. И в этих произведениях "поэтика парафраза" оказывается чрезвычайно плодотворной, создает весьма существенный художественный эффект, порождает диалог разных культурных эпох, соединяя в себе прошлое культурных предшественников автора, его, автора, настоящее и наше с вами читательское будущее.

Новелла "Барон Багге" (1936), наряду с романами "Штандарт" (1934) и "Марс в созвездии Козерога", — тот текст, за который Лернет — Холения был готов "нести ответственность".

Михаэль Гутенбруннер, австрийский лирик, издатель литературного журнала и давний друг Лернета, точно подмечает: "Проза его в формальном отношении не отличается изощренностью. Он не искал "нового стиля" и не осуществил смены стиля в литературе. Все его книги сделаны по одинаковому рецепту. При взгляде изнутри его произведения представляют собой фиксацию человеческой судьбы, отягощенной поисками смысла и представленной с разных точек зрения. Его уделом было рассмотрение себя как двусмысленного героя, историю которого он пытался изложить литературными средствами". И в этом смысле новелла "Барон Багге", с одной стороны, чрезвычайно литературна, с другой же, очень плотно связана с судьбой самого автора, с его жизнеощущением.

В новелле использован прием двойной рамки — рамки зачина (барон Багге рассказывает о своем прошлом) и рамки фантастического приключения (кавалерийский отряд оказывается на "ничейном" пространстве между двумя мостами — мостом через речку Ондаву в Прикарпатье, на котором он почти в полном составе гибнет под шквальным огнем противника, и покрытым золотом мостом, уводящим всадников в мир иной). Вторая рамка новеллы имеет несколько литературных источников. Наиболее торная тропа реминисценций ведет нас в сновидческие пространства романтической литературы. Вслед за Эдгаром По Александр Лернет отправляет своего героя в "мнимое небытие". В новелле "Колодец и маятник" По так характеризует таинственное пространство, которое пытается припомнить его герой: "После обморока человек, возвращаясь к жизни, проходит две ступени: сначала возникает ощущение интеллектуального или духовного бытия, а потом — чувство жизни физической. И если бы, достигнув второй ступени, мы смогли воскресить в памяти впечатление первой, то весьма вероятно, что эти впечатления поведали бы нам о потусторонней бездне". Барону Багге удается воскресить в памяти впечатление о нескольких секундах, проведенных им в обмороке-забытьи на мосту через Ондаву, и прожить в эти секунды протяженный и чрезвычайно насыщенный отрезок жизни, которая в реальности ему не была дана: встречу с возлюбленной в царстве мертвых, восторг любви и обладания, венчание и неизбежное расставание. Боль от утраты счастья, существовавшего только в "мнимом небытии", герой пытается утишить, посетив могилу "реальной" Шарлотты Сцент-Кирали. Лернет-Холения реализует в этом посещении и эпиграф к "Беренике" Эдгара По ("Мне говорили собратья, что, если я навещу могилу подруги, горе мое исцелится"), и один из топосов романтической литературы, связанных с "кладбищенской" тематикой (мотив мертвой невесты) и обильно представленной в "Гимнах к ночи" Новалиса.

Почти прямым источником сюжетного цитирования для Лернета предстает знаменитый рассказ американского писателя Амброза Бирса (1842–1913) "Случай на мосту через Совиный ручей" (1891): Пэйтон Факуэр, ждущий на железнодорожном мосту исполнения вынесенного ему приговора, "понимает", что накинутая на его шею веревка оборвалась и что он летит вниз, в реку. История бегства героя, рассказанная с многочисленными и предельно достоверными подробностями, заканчивается его "возвращением" домой, к жене, "спокойной и красивой", резко и навсегда обрываемым "яростным ударом": "Пэйтон Факуэр был мертв, тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей".

Темы и мотивы немецкого (Гофман) и американского (По) романтизма пришли в творческое сознание Лернета и напрямую, и в значительно опосредованном литературой рубежа веков виде. "Страшные" истории, фантастически-необычные ситуации и оккультные темы в постнатуралистической немецкоязычной литературе 1900-х годов занимали существенное место (в австрийской литературе того времени особенно активно в сфере гротескно-фантастической была представлена так называемая "пражская" школа: Густав Майринк, Пауль Леппин, Альфред Кубин). Обильное воздействие на "сновидческую", приключенчески-фантастическую линию в творчестве Лернета-Холении оказал один из самых популярных авторов гротескной фантастики Лео Перуц. В его романе "Прыжок в неизвестное" (1918) главный персонаж Станислав Демба в коротком промежутке между жизнью и смертью проживает своего рода одиссею, путешествие-приключение, разворачивающееся только в его сознании: спасаясь от ареста, он выбросился из окна в наручниках и разбился насмерть.