Йун Габриэль Боркман

Фру Боркман (с нетерпением). Куда вы пропали, Малене? Я звонила два раза!

Горничная. Слышала, барыня.

Фру Боркман. И все-таки не являлись!

Горничная (недовольным тоном). Надо же было мне накинуть на себя что-нибудь.

Фру Боркман. Да, вам надо одеться как следует. Вам придется сейчас сбегать за моим сыном.

Горничная (с удивлением смотрит на нее). За господином студентом?

Фру Боркман. Да. Вы только передайте, что мне надо поговорить с ним и чтобы он сейчас же шел домой.

Горничная (кисло). Так лучше разбудить управительского кучера.

Фру Боркман. Это зачем?

Горничная. Чтобы он заложил санки. В такую метель, вечером...

Фру Боркман. Пустяки. Только идите поскорее. Ведь это здесь, за углом.

Горничная. Нет, барыня, вовсе не за углом.

Фру Боркман. Да конечно же. Не знаете вы, что ли, где дом адвоката Хинкеля?

Горничная (колко). Ах, вот что! Так господин студент там сегодня?

Фру Боркман (пораженная). А где же ему еще быть?

Горничная (сдерживая улыбку). Я думала, где он обыкновенно бывает.

Фру Боркман. Где же?

Горничная. Да у этой... фру Вильтон, что ли, как ее зовут.

Фру Боркман. У фру Вильтон? Мой сын вовсе не бывает там так часто.

Горничная (бормочет). Говорят, каждый день.

Фру Боркман. Все это одни сплетни, Малене. Так ступайте к адвокату Хинкелю и постарайтесь вызвать Эрхарта.

Горничная (вскинув голову,). Ну что ж, пойти-то я пойду. (Направляется к двери в переднюю.)

В это время дверь отворяется, и на пороге показываются Элла Рентхейм и

Боркман.

Фру Боркман (отшатываясь). Что это значит?

Горничная (испуганно всплескивает руками). Ох, господи Иисусе!

Фру Боркман (шепотом, ей). Скажите, чтобы он шел сию минуту!

Горничная (тихо). Да, да, барыня.

Элла Рентхейм и за ней Боркман входят в комнату. Горничная, прошмыгнув мимо

них в дверь, закрывает ее за собой. Короткая пауза.

Фру Боркман (овладев собою, обращается к Элле). Что ему нужно здесь, у меня?

Элла Рентхейм. Он хочет попытаться объясниться с тобою, Гунхильд.

Фру Боркман. Он еще никогда не пытался.

Элла Рентхейм. А сегодня хочет.

Фру Боркман. В последний раз мы стояли лицом к лицу на суде, когда меня вызывали для объяснений...

Боркман (подходя ближе). А сегодня я хочу дать объяснения.

Фру Боркман (смотрит на него). Ты!

Боркман. Не насчет своего проступка. Он известен всему свету.

Фру Боркман (с тяжелым вздохом). Да, это святая истина. Он известен всему свету.

Боркман. Но свету неизвестно, почему я дошел до этого. Почему должен был дойти. Люди не понимают, что я должен был поступить так, потому что я был самим собою - Йуном Габриэлем Боркманом, и никем иным. Вот что я хочу попытаться объяснить тебе.

Фру Боркман (качая головой). Не нужно. Побуждения никого не оправдывают. Влечения тоже.

Боркман. Оправдывают - в собственных глазах человека.

Фру Боркман (отмахиваясь рукой). Ах, оставь это! Я уж думать устала о твоих темных делах.

Боркман. Я тоже. За те пять бесконечных лет в одиночной камере... и в другом месте... у меня было довольно досуга. А за эти восемь лет наверху, в зале, - еще больше. Я пересмотрел свое дело вновь... самолично. И не раз. Я сам был своим обвинителем, своим защитником и своим судьей. Более беспристрастным, чем кто-либо другой, осмелюсь сказать. Я ходил там взад и вперед по зале и рассматривал, переворачивал на все лады каждый свой поступок. Рассматривал со всех сторон так же беспощадно, так же безжалостно, как любой адвокат. И вот постоянный результат всех моих размышлений; если я и виноват, то лишь перед самим собою.

Фру Боркман. Даже не передо мною? И не перед сыном?

Боркман. Ты и он подразумеваетесь само собою, когда я говорю о себе.

Фру Боркман. А перед сотнями других? Перед теми, кого ты, говорят, разорил?

Боркман (разгорячись). В моих руках была власть! И потом... это непреодолимое внутреннее влечение! По всей стране были рассыпаны скованные миллионы, скрытые глубоко в недрах скал, и они взывали ко мне! Молили освободить их. Никто другой не слышал их. Я один!

Фру Боркман. Да, к позору имени Боркман.

Боркман. Посмотрел бы я, как поступили бы другие на моем месте, будь у них в руках та же власть!

Фру Боркман. Никто, никто, кроме тебя, не сделал бы этого.

Боркман. Может быть, и нет. Но тогда потому лишь, что у них не оказалось бы моих сил и способностей. А если б они и сделали, то совсем по иным побуждениям, чем я. Тогда и самое дело вышло бы иным. Одним словом, я оправдал самого себя.

Элла Рентхейм (мягко, умоляюще). Можешь ли ты говорить так уверенно, Боркман?

Боркман (кивая). Оправдал себя в том деле. Но затем я пришел к страшному, уничтожающему самообвинению.

Фру Боркман. К какому же это?

Боркман. Я потерял даром восемь дорогих лет, расхаживая там, наверху! Я должен был тотчас же, как вышел на свободу, снова отдаться действительности... несокрушимой, чуждой всяких мечтаний действительности! Я должен был опять начать снизу и вновь подняться на высоту... еще выше прежнего... вопреки всему, что было!

Фру Боркман. О, поверь мне, это значило бы пережить сызнова ту же самую жизнь - и только.

Боркман (качает головой и внушительно говорит). Нового ничего не бывает. Но и то, что было, также не повторяется. Взгляд изменяет поступок. Переродившийся взгляд изменяет старый поступок... (Обрывая.) Ну, да тебе не понять.

Фру Боркман (отрывисто). Действительно, не понять.

Боркман. Именно в этом мое проклятие - никто никогда не понимал меня, ни одна душа человеческая.

Элла Рентхейм (глядит на него). Никто, Боркман?

Боркман. Исключая одной... быть может. Давным-давно. В те дни еще, когда мне казалось, что я не нуждаюсь в понимании. А после - никогда, никто! И у меня не было никого, кто бы бодрствовал подле меня, был бы готов позвать, когда нужно, разбудить меня, как ударом утреннего колокола, вдохновить меня, чтобы я вновь дерзнул. Внушить мне, что я не совершил ничего непоправимого!

Фру Боркман (с презрительным смехом). Так ты все-таки нуждаешься в таком внушении со стороны?

Боркман (вскипая гневом). Да, если весь свет шипит хором, что ты погибший человек, то поневоле иногда поддашься и готов бываешь сам поверить этому. (Гордо закидывая голову.) Но затем во мне опять поднимается и побеждает мое внутреннее убеждение. И оно оправдывает меня.