Любовь по-французски

В этом она лишь следовала примеру всех жителей ленивого маленького городка Бленваля-на-Аранше. В пять часов утра Бленваль и бленвальцы еще почивали глубоким сном. Тщетно Жюль Дюран прислушивался в своей постели к звукам как внутри дома, так и снаружи; до него не доносился ни шум повозок на улице, ни стук каблуков по тротуару, ни гул голосов. Только равномерное тиканье часов оживляло мирно дремлющий дом.

Последив с минутку движение обеих стрелок, Жюль Дюран хотел уже положить часы обратно на ночной столик, когда легкое дуновение ветра пощекотало ему ноздри волной аромата. При этом душистом прикосновении круглое и полное лицо Жюля Дюрана расцвело от удовольствия. Он бережно и любовно вдохнул эту весеннюю утреннюю дань. Она напомнила ему о том, что прекрасное время года наконец настало и что несколько дней тому назад большая акация, красовавшаяся своим узловатым стволом и нежной листвой на маленькой площади, вновь покрылась цветами. При этой мысли Жюль Дюран не мог выдержать и, с фуляром на голове, с хлопающим по икрам подолом рубашки, соскочил с кровати и подбежал босиком к окну, чтобы посмотреть на долгожданное цветение любимого дерева.

Акация Жюля Дюрана была прекрасным деревом в полной силе, напоенным соками, о чем свидетельствовали пышное изобилие и сильный запах ее цветов. Вместе с фонтаном, бассейн которого, обычно сухой, оживляла помещенная посредине его цинковая фигурка, оно составляло главное украшение площади Мартина Гривуара, названной так в память одного бленвальского гражданина, который прославился в политике тем, что прозаседал в палате двадцать лет, ни разу не раскрыв рта, и который наградил бленвальцев этим фонтаном, столь же скудным водою, как сам он был скуп на слова. Эта площадь Мартина Гривуара, более или менее квадратная и скромных размеров, имела честь быть окруженной жилищами главных должностных лиц Бленваля, между тем как крупная местная буржуазия и аристократия – ибо в Бленвале имелись представители обеих этих каст – предпочитали квартал, именуемый кварталом Двух Мостов, по той, вероятно, причине, что налицо имелся только один, между тем как другой был однажды унесен Араншем во время наводнения. Если, таким образом, г-н Ле Вариссер и г-н Рабондуа у Двух Мостов были соседями баронессы де Буржо и г-д де Контри и дю Белуара, то сборщик прямых налогов г-н Ребен и смотритель мостов и дорог г-н Фрилен жили на площади Мартина Гривуара, где обитал также нотариус мэтр Варда, соединявший в своем лице юридические функции с гражданскими обязанностями мэра Бленваля-на-Аранше и генерального советника округа.

Жюль Дюран, облокотясь на подоконник и распахнув ставни, имел возможность, не переставая, созерцать акацию, расположенную почти прямо против него на незамощенном уголке площади, лишь слегка высунувшись из окна, видеть направо от себя дошечку с нотариальным гербом мэтра Варда. Жюль Дюран не мог смотреть на эту дощечку, не возвращаясь невольно мыслью к прошлому и не испытывая некоторой нежности. В самом деле, с тех пор как три года тому назад Жюль Дюран перебрался в Бленваль, г-н Варда был одним из тех бленвальцев, с которыми он поддерживал самые тесные отношения. Более того, г-ну Варда был он обязан тем, что поселился на площади Мартина Гривуара и получил благодаря этому возможность с наступлением первых весенних дней любоваться зеленью акации, цветочный запах которой в эту минуту он впитывал в себя с наслаждением. Все же, несмотря на удовольствие, которое ему доставлял этот благоухающий дар, Жюль Дюран вспомнил, что он в одной рубашке и не обут, и возвратился в постель, где продолжал свои размышления, ожидая, когда старая Августина, тяжелые шаги которой разносились теперь по дому, принесет ему кофе.

Углубившись в воспоминания о подробностях своего прибытия в Бленваль, ставших уже далекими, Жюль Дюран постепенно следил все течение своей жизни и припоминал обстоятельства, побудившие его избрать именно этот уголок земли, а не другой, чтобы закончить здесь свои дни в прочном покое, стремление к которому было главной целью его жизни и трудов. Пример отца и его уроки определили линию поведения, сознательно усвоенную и строго выдержанную Жюлем Дюраном. Наблюдая пятнадцатилетним мальчиком своего отца, прослужившего сорок лет во Французском банке, чтобы потом, выйдя в отставку с пенсией в две тысячи двести франков, влачить жалкое существование мелкого парижского рантье, которого его скудный доход принуждает терпеть всевозможные лишения, связанные с пристойной, но каждодневной нищетой, Жюль Дюран поклялся всеми силами постараться приготовить себе на будущее иного рода старость. Не то чтобы юный Дюран жаждал купаться в богатстве! Такие мечты он охотно предоставлял другим. Его притязания были более скромными и легче осуществимыми. В Жюле Дюране были задатки мудреца. Его желания не шли дальше стремления к честному достатку, который обеспечил бы ему, когда настанет время, спокойный отдых. Таким образом, Жюль Дюран заранее наметил предел своим усилиям. Он хотел стать к шестидесяти годам единоличным обладателем капитала, приносящего шесть тысяч франков ренты, благодаря которым ему не придется ни в чем себе отказывать и ни в чем ни перед кем одалживаться. Однако, чтобы скопить эти шесть тысяч франков дохода, надо было кое-чем рискнуть и принять героическое решение. Жюль Дюран, если только он хотел приобрести некоторые шансы на осуществление своего проекта, должен был отказаться от государственной службы. Своей независимостью в преклонные годы он мог быть обязан лишь частным предприятиям. Жюль Дюран не должен был делаться чиновником.

В этом отказе и проявился, можно сказать, его героизм. Молодому французу, робкому и склонному к рутине, требуется истинное мужество, чтобы ради результата, в сущности весьма проблематичного, пожертвовать спокойным продвижением по служебной лестнице. Однако Жюль Дюран решился на это, и заслуга его была тем более велика, что природа не наделила его способностями к свободным профессиям. Жюль Дюран не обладал ни языком адвоката, ни умом врача. Столь же мало был он вооружен для промышленной деятельности или коммерческой борьбы. Ему все же приходилось искать средств к существованию в одной из многочисленных профессий, которые можно назвать ненадежными, хотя для того, чтобы в них укрепиться и преуспеть, он не имел нужных качеств.

В восемнадцать лет, когда умер его отец, Жюль Дюран был крупным толстощеким юношей, коротколапым и неуклюжим. Прибавьте к этому, что он лишен был бойкости и сметливости. Он не мог рассчитывать ни на чью помощь. Его единственным оружием были его терпение, воздержанность и упорство. Заметьте также, что, хотя Жюль Дюран и не вполне был неудачником, он нередко страдал от того, что называется «невезеньем». Не то чтобы ему приходилось претерпевать большие несчастия и настоящие катастрофы, но судьба словно испытывала злорадное удовольствие, нанося мелкие удары ему и его начинаниям. Всех этих небольших огорчений и маленьких неудач оказалось, однако, недостаточно, чтобы сделать его пессимистом. Наоборот, он сохранил изумительное наивное доверие к людям. Добрейший Жюль Дюран не верил в коварство и злобу своих ближних. Он весьма искренне отрицал, чтобы кто-нибудь пытался ему когда-нибудь повредить, и не соглашался признать, чтобы с ним когда-нибудь поступали недобросовестно. Его безукоризненная честность отказывалась видеть в каких бы то ни было поступках ложь или плутовство. Не желая допустить, что по отношению к нему нарушили слово, он оправдывал лжеца, обвиняя себя в том, что плохо его понял или сам неясно с ним объяснился.

И в сущности, Жюль Дюран не прогадал, действуя и мысля так. Жизнь в целом, несмотря на все ее царапины, была с ним не слишком злой, потому что в конце концов он добился от нее того, чего больше всего желал. Правда, это нелегко ему далось. Ему пришлось повозиться, попотеть, побегать. Он должен был ломать свой характер, от природы робкий и сдержанный. Он пожертвовал своими вкусами, склонявшими его к домоседству. Страховой агент, представитель торговой фирмы, он провел большую часть своей жизни на улице в утомительной беготне и тягостных разговорах. Мягкий и застенчивый, он должен был проявлять резкость и настойчивость. Ему надо было спорить и убеждать. Рожденный для семьи и домашнего очага, он в течение сорока лет знал лишь трактир и меблированные комнаты. Он остался холостяком по расчету и целомудренным из экономии. Да, но за все это он получил награду. После долгих лет труда и лишений Жюль Дюран осуществил свою мечту, что редко удается кому-нибудь, даже когда мечта бывает скромной и разумной. В шестьдесят лет он обладал шестью тысячами франков ренты, которые должны были обеспечить ему спокойную старость, и мог выполнить проект, являвшийся добавлением к намеченной им программе: поселиться в провинции, в собственном доме, в каком-нибудь тихом городке, где он мог бы прогуливаться мелкими шагами, не опасаясь толкотни прохожих, а потом, под вечер, выйти с палочкой в руке за город, чтобы пройтись среди полей, слушая, как птицы на деревьях поют свою вечернюю песенку, и жуя цветочек, сорванный под откосами дороги!..