Натан мудрый

Оно моим. Тебя влечет отчизна;

А я-то - я свою должна покинуть?

Все близкое, любимое, родное

Лишь в образах туманных ты хранишь;

Меня же все родное, что вокруг,

Что вижу я и осязаю, разве

Не крепче держит?

Дайя

Как ты ни упрямься,

Небесные пути на небесах

Начертаны. А если твой спаситель

Назначен был от бога своего,

От бога, за которого он поднял

Оружье, - увезти тебя в страну,

Вернуть тебя тем людям, для которых

Ты рождена на свет?

Рэха

Все та же песня!

Опять ты за свое! Ах, Дайя, Дайя!

Диковинные, право, у тебя

Понятия. "От бога своего!

От бога, за которого он поднял

Оружие!" - Свой бог! Какой-то бог,

Кому-то одному принадлежащий!

Какой-то бог, нуждающийся в том,

Чтоб за него сражались насмерть люди!

Какой же это бог? И если, Дайя,

Мы рождены на свет не для того

Клочка земли, где свет мы увидали,

То как же и узнать нам, для какого?

Что, если бы отец тебя услышал!

Какое зло тебе он причинил,

Что счастье мне сулишь ты не иначе,

Как от него вдали? Что сделал он,

В чем провинился он перед тобою,

Что разума чистейшее зерно,

Взлелеянное им в моей душе,

Всегда ты так ревниво заглушаешь

Твоей отчизны сорною травою

Или цветами? Милая моя,

Послушай, Дайя, он не хочет вовсе,

Чтоб ты меня в цветник свой привела!

Да и сама - скажу тебе по правде

Сама, сама я чувствую, как тяжко

Моей душе твои цветы растить;

Их кислосладкий запах расслабляет

И голову мне кружит. Да, твой мозг

Уже давно успел к нему привыкнуть,

И я тебя отнюдь не осуждаю

За то, что ты его легко выносишь;

Я только говорю, что мне он вреден.

Вот хоть бы ангел твой: из-за него

Каким было посмешищем я стала!

И до сих пор перед отцом мне стыдно

За эту глупость.

Дайя

Глупость! Будто ум

Царит лишь в этом доме! Глупость!

Ах, если бы я смела говорить!

Рэха

Да кто ж тебе не позволяет? Разве

Я вся не превращаюсь в слух, едва лишь

Рассказывать ты примешься о ваших

Подвижниках за веру? И когда же

Делам их не дивилась я? Когда

Не трогали до слез меня их муки?

Хоть главную-то доблесть их не в вере

Я видела, но тем отрадней было

Услышать мне, что, и по их ученью,

Не грезами о боге выражаем

Мы преданность ему. Припомни, Дайя,

Как часто и отец внушал нам это;

Припомни, как и ты с ним соглашалась.

Зачем же ты колеблешь то, что строить

Сама же помогала? Дайя, Дайя!

Такой ли нам беседою встречать

Достойно друга нашего? А впрочем,

Я рада ей отчасти: для меня

Так важно знать, как он... Но слышишь, Дайя!

У нашей двери кто-то. Если б он!

Явление второе

Рэха, Дайя и Храмовник, которому кто-то отворяет дверь

снаружи со словами: "Идите прямо!"

Рэха (сначала вздрагивает,

потом овладевает собой и хочет броситься

к его ногам)

Он! Спаситель мой!

Храмовник

Я этого боялся: оттого-то

И медлил я; и все же...

Рэха

Я хочу

Склониться перед гордым человеком,

Чтоб не его благодарить, а бога.

Он это отвергает; благодарность

Нужна ему не больше, чем ведру,

Которому на славу потрудиться

Пришлось на том пожаре; ведь оно

Давало наполнять себя и снова

Опорожнять - не зная, для чего.

И так же было с ним: вдруг очутился

В пылу пожара он; к нему случайно

Я на руки свалилась, пролежала,

Как искра на плаще его, случайно

Я на его руках, пока вдруг снова

Какая-то неведомая сила

Из пламени не выбросила нас.

За что ж благодарить его? В Европе

Вино творит такие ли дела!

Храмовники на то и существуют,

Чтоб всякого - горит ли кто иль тонет

Спасать без рассужденья, как спасают

Ученые собаки.

Храмовник (все время удивленно

и взволнованно глядевший на нее)

Дайя, Дайя!

Пускай в минуты горя и досады

Я был с тобой не сдержан, но зачем

Ей было доносить о всяком вздоре,

Что с языка срывался у меня?

Ты слишком зло мне отомстила, Дайя!

Смени же гнев на милость: будь теперь

Заступницей моей.

Дайя

Сдается, рыцарь,

Сдается мне, что мелкие колючки,

Попавшие ей в сердце, против вас

Не обратятся.

Рэха

Как? Вы были в горе?

И горе вам дороже было жизни?

Храмовник

О доброе, о милое дитя!

Но что со мной? Как будто раздвоилась

Душа моя: глядеть мне или слушать?

Не эту девушку - нет, не ее,

Нет, не ее - спасал я на пожаре.

Кто мог бы знать ее - и не спасти

Из пламени? Кто стал бы ждать меня

Для этого? Да, страх черты меняет...

(Молчание. Он как бы забывается в созерцании ее.)

Рэха

А я таким же точно вижу вас.

(Опять молчание; чтобы вывести его из этого молчания,

она продолжает.)

Скажите же нам, рыцарь, где вы были?

Ведь мы так долго ждали вас. Я также

Спросила бы: где вы теперь?

Храмовник

Теперь

Где лучше и не быть бы мне, пожалуй.

Рэха

А были где? - Не там ли, где, пожалуй,

Опять-таки вам лучше и не быть?

Вот это уж нехорошо.

Храмовник

Я был...

На этом... как его? Ну!.. На Синае.

Рэха

Вы были на Синае? Как я рада!

Теперь-то уж могу узнать я, правда ль...

Храмовник

Что: правда ли? Что можно видеть место,

Где, стоя перед богом, Моисей...

Рэха

Совсем не то! Где Моисей стоял

Стоял он перед богом. И об этом

Я знаю уж достаточно. Нет, вот что

Узнать бы мне от вас хотелось: правда ль,

Что будто бы всходить гораздо легче

На эту гору, чем с нее спускаться?

Когда случалось на горы всходить,

Наоборот со мной всегда бывало.

Ну, рыцарь? Что ж? Вы даже отвернулись?

И на меня глядеть вы не хотите?

Храмовник

Лишь потому, что слушать вас хочу.

Рэха

Не для того ль, чтоб скрыть свою насмешку

Над глупой болтовней моей? Над тем,

Что ничего важнее не могла

Спросить я о такой святыне! Верно?

Храмовник

О, если так, то вам в глаза, как раньше,

Глядеть я буду... Что? Теперь уж вам

Потупить их пришлось? Сдержать улыбку

Теперь, уж вы хотите? Так зачем же

Стараться мне по взгляду, по улыбке

Проникнуть в то, что я так ясно слышу,