Голова (Империя - 3)

- О Лили я и не подумал. - Мангольф с удивлением вглядывался в ночь. В самом деле, - признал он, - это средство верное, если, может быть, и не смертельное для пациентов. Он, говорят, до сих пор не порвал с Лили - верно, из-за ребенка.

- Из-за твоего ребенка, - поправил Терра.

- Эта история выставила бы его в таком комическом виде, что он по меньшей мере еще год не мог бы сделаться статс-секретарем. Больше мне ничего и не требовалось! Но... - Мангольф сделал паузу. - Тут уж ты упускаешь из виду самое главное. При этом твоя Алиса была бы задета в своем честолюбии. А что, по-твоему, могло бы задеть ее больнее?

- Ничего, - сказал Терра, остановившись и глядя себе под ноги. Мангольф не дышал. Наконец Терра двинулся дальше. - Решено. Едем прямо к Лили. Ты должен жить!

Мангольф поспешно, весьма поспешно схватил его под руку. Молча вышли они за город.

- Я здесь, за городом, оставил автомобиль твоего тестя, - сказал Терра. - Я решил, что благоразумнее появиться в городе без особого шума. Мы обсуждаем здесь такое деликатное дело.

Чтобы сразу же наметить план действий, они вернулись обратно и снова обошли соборную площадь. Когда они опять вышли за пределы города, уже брезжил день.

- Я не устал, - констатировал каждый из них, - нервы слишком взвинчены. Но мне хочется есть.

Они обильно позавтракали, затем сели в автомобиль Мангольфа; свой Терра отослал. Сначала они медленно ехали сквозь молодую, яркую зелень, мимо наполненных щебетаньем садов. Этой свежести, этой близости к земле люди не ощущали еще совсем недавно, когда приходилось ездить только по железной дороге. С дуэлью было покончено; они дышали, они радовались, что могут передвигаться, ни от кого не завися, пользуясь небывалой свободой богатых людей, путешествующих в собственных автомобилях - этом новейшем изобретении, усладе доходных профессий.

- Я, может быть, и негодяй, что продался твоему тестю, - сказал Терра, - но езда на автомобиле стоит того. - При этом он учтиво раскланивался с людьми, проезжавшими во встречных автомобилях. - Весь промышленный мир, пояснил Терра громко и возбужденно. - Мы теперь всегда в пути. Дорогами завладели мы одни. Наши автомобили, обгоняющие друг друга, приводят нас к неопровержимому убеждению, что в один прекрасный день мы завладеем всей страной. Конец дворянству. Власть промышленной буржуазии опережает его на автомобилях - и с помощью флота.

- Если Толлебен, как угроза, будет устранен, чего достигну я? - Вся гордыня Мангольфа прорвалась в этом вопросе.

Вдруг их машина остановилась. Хаотическая свалка людей и сельскохозяйственных орудий: столкнулись автомобиль и телега с навозом; подбежавшие крестьяне поддерживали возмущенного возницу, двое путешественников не могли сладить с орущей толпой. И так как на них надвигались громадные вымазанные в навозе вилы, они вскочили с ногами на сиденье, как были, в автомобильных очках и макинтошах и, размахивая руками, словно утопающие, отчаянными криками призывали своего шофера. Тот исчез. Критический момент! Наконец у одного из них зародилась счастливая мысль.

- Принц Генрих! - воскликнул он. - Мы расскажем принцу Генриху! Здесь вообще всем известная западня для автомобилей. Вы за это дорого заплатите. Наш председатель - принц Генрих!

Крестьяне опешили. Вряд ли они знали принца, но чем туманнее угроза, тем сильнее ее действие: вилы опустились. Автомобиль и телегу расцепили. Мангольф послал на помощь своего шофера; тогда появился и второй шофер. Путешественники сняли очки. Какая неожиданность! Доктор Мерзер, граф Гаунфест! Один с грязно-желтым, другой с нарумяненным лицом.

Завязалась беседа, задымили сигары, меж тем как укрощенные деньгами крестьяне с готовностью очищали автомобиль от навоза. Щелканье каблуков, рукопожатия; между удивленными шпалерами зрителей оба автомобиля разъехались в разные стороны.

- Видишь, - сказал Терра, - граф Гаунфест едет даже в Кнакштадт.

- Это дружба, - пояснил Мангольф.

- У племянника Кнака высокопоставленные увлечения, - продолжал Терра. Сознаемся откровенно! Очевидно, наш брат что-нибудь да стоит, если уж кнаковский племянник заводит себе графов. У промышленности свои интересы. Нерушимое право судить о том, получает ли фирма выгоды от сердечных дел господина доктора Мерзера, принадлежит единственно господину тайному советнику Кнаку.

- Фон Кнаку, - подчеркнул Мангольф.

- Значит, все-таки добился? - Терра потер руки. - Большое, но, по моему скромному разумению, вполне заслуженное отличие за плодотворную деятельность. - Такая высокопарность выражений немедленно внушила Мангольфу недоверие.

- Ты недавно уже пел дифирамбы могуществу промышленной буржуазии.

- Ну, а как же! - ответил Терра; он говорил просто, без всякого задора. - Я безоружен перед явлениями, совершенными в своем роде. Кнакштадт крепость с тысячью заводских труб, - так прежние города хвалились численностью своих церквей! Весь мозг большого государства, вся его воля сконцентрированы в Кнакштадте. Дымящая, грохочущая воля. Капитал служит только ей. Капитал, вложенный в военную промышленность, презирая моря и границы, устремляется из Кнакштадта к разным странам света. Встречаясь с другим таким же капиталом, который стремится из этих стран, он вступает с ним в дружеские отношения, несмотря на вражду государств...

- А ты можешь это доказать? - перебил его Мангольф.

Терра, отрезвляясь:

- Я юрисконсульт фирмы. Как настоящий юрист, я слепо защищаю ее интересы, поверь мне. Я живу всегда в Берлине, езжу в Кнакштадт только для доклада. - Снова загораясь: - Однако я должен быть лишен даже искры божественного разума, чтобы не видеть наиболее яркого проявления существующей действительности.

- Ты подразумеваешь Кнакштадт?

- Кнакштадт и его производство носят на себе божественную печать, они существуют единственно для себя.

Мангольф обиженно:

- Я полагал, что и военная промышленность - одно из орудий политики.

- Мы все орудия, но в чьих руках? - вымолвил Терра, и это прозвучало как-то слишком загадочно. Мангольф пожал плечами. Но недоверие осталось. Что Терра имел в виду? Что он успел узнать? И не угроза ли это? Предостеречь Кнака от этого воплощения неуловимой изворотливости: совершенно бесполезно. Мангольф задумался, в то время как Терра продолжал разглагольствовать невозмутимо и двусмысленно. Он говорил о демонической обыденности Кнака, о зловещем комизме, составляющем его сущность, которая наглядно воплотилась в образе доктора Мерзера.