Это случилось в тайге (сборник повестей)

— Где тебя, собачий ты хвост, таскало? "Матка" даве прошла, я думал, ты следом уплыл, с Петькой вместях. Слыхал, колокол да свистки в шивере были?

— Слыхал, — кивнул Генка. — После моторка тарахтела. Мне подумалось, что это ты с Петькой.

— Сорога ты — тухлый глаз! Подумалось! Петька утресь еще подался на переметы. А в шивере, видать, катер какой-то в тумане за фарватер выскочил. Больше нечего ему кричать, на "матку" налететь не мог сослепу, "матку" когда уж спустили!

Генка машинально шоркал ногой, приглаживая изрытый отцовской деревяшкой песок. Пальцы его не в лад медлительным движениям ноги быстро-быстро шевелилась, словно перебирая невидимую ткань.

— Батя, я ведь обстановку не проверял… После прохода "матки"…

— Знамо дело, не проверял, ежели на реке не был, — фыркнул Матвей Федорович и вдруг, отвалив челюсть, тревожно уставился на сына: — Думаешь?..

— Могло быть, — глухим, словно издалека, голосом ответил Генка.

Туман садился, редел. Ближний бакен уже просматривался в нем, несмотря на то что это был белый бакен, под цвет тумана. Ветер, начав пошевеливать тростинки, вытягивал запутавшиеся в них белые неопрятные лохмотья в ленты.

— Веху, эвон, — Матвей Федорович показал взглядом на окрашенные суриком жерди, — изломать об тебя! Толкай лодку!

Генка качнул выволоченную до половины на берег моторку. Уперся плечом в высоко задранный нос. Зашипев днищем по мокрому песку, лодка неохотно скользнула на воду. Матвей Федорович перекинул через борт сначала здоровую ногу, потом деревяшку и скомандовал:

— Еще пхай!

Теперь нос лодки уперся Генке в живот. Навалившись, он вытолкнул её на глубину и запрыгнул сам. Матвей Федорович орудовал шестом.

— Заводи!

С третьей попытки двигатель заработал. Матвей Федорович, грузно шлепнувшись на кормовую банку, развернул лодку носом к шивере. Туман тем временем из белого стал золотым, серая вода начала голубеть, по ней забегали искры бликов.

Где-то сзади, выше по течению, прозвучала сирена. Немного погодя, закачав на высокой волне, их обогнал пассажирский теплоход "Ласточка" и на полной скорости вошел в шиверу. Закусив губу, Генка провожал его взглядом, но улеглась поднятая теплоходом волна, моторка запрыгала на первых валах шиверы, а сигнал бедствия, услышать который страшился Генка, всё не звучал. Правда, опытный капитан "Ласточки" и с закрытыми глазами, наверное, мог бы водить судно.

Над шиверой, где воздух, как и вода, всегда тек быстрее, туман вовсе был редок. За первой парой бакенов и входными вехами довольно ясно различались два пирамидальных ходовых бакена и свальный, прямоугольный.

— Пока порядок! — повеселел Генка, оборачиваясь к отцу.

Тот кивнул, увалился вправо, чтобы пройти впритирку к красному бакену.

Две пары вешек за поворотом фарватера и оба бакена в наиболее узком месте судового хода, на прижиме к камням, тоже стояли, как им было положено. Ниже по течению фарватер переставал вилять, обычно "матки" срывали именно верхние бакены, и у бакенщиков отлегло от сердца.

Тем не менее Матвей Федорович решил, видимо, проверить обстановку по всей шивере. Они спустились с полкилометра еще, убеждаясь, что ограждающие фарватер сигналы в полном порядке, когда Генка, встав в рост, окликнул отца:

— Батя, гляди!

Он показывал речнее фарватера, в белую кипень шиверы. Там, метрах в трехстах ниже лодки, сквозь редкую кисею тумана виднелось что-то большое, тёмное.

— Паузок! — уверенно сказал Матвей Федорович. — Каким лядом его туда занесло?

— И катера нигде не видать… — удивился сын. — Нам к ним не подойти, а батя?

Матвей Федорович, не выпуская румпеля, тоже встал на ноги. Из-под ладони осмотрел шиверу, берег.

— Ежели вторую гряду обогнуть, можно подскочить снизу… — И, покачав головой, засомневался: — Снизу к ним камни не пустят, однако их же к камням прижало течением. От морока!.. Ладно, попытаем выше гряды пройти… Что будет…

Не садясь, хищно подав вперед тело, он вглядывался в хаотическую пляску пенных валов, о которой у Генки только в глазах рябило. Они спустились по течению намного ниже места аварии, прежде чем отвернуть с фарватера. И теперь, виляя между подводными камнями и грядами камней, угадываемыми Матвеем Федоровичем бог весть по каким приметам, подбирались к паузку. На судне уже увидели лодку, и три человека, стоя на нелепо приподнятом борту судна, кричали что-то, размахивая руками.

Еле-еле двигавшейся при полностью открытой заслонке дросселя моторке удалось все-таки, отвоевывая метр за метром у стремительного течения, обогнуть паузок и оказаться выше его. Матвей Федорович, облегченно вздохнув, подвел лодку к судну, и Генка уцепился багром за кнехт.

— Бакенщики?

— Ну и черти!

— Вот это да-а!..

Трое мужчин, придерживаясь за рубку, перебирались по скользкой накренившейся палубе. Сидевший на камнях паузок, задрав правый борт, купал левый в воде. Шивера облизывала красную надстройку слюнявыми языками пены.

— Что случилось? — спросил Матвей Федорович.

— А черт его знает! Ничего же не видать было. Похоже, буксир оборвался. Нас и понесло.

— Ну, а катер?

— Не знаем. Слышали только, как звонил и свистел.

— Чудно! — покачал головой Матвей Федорович. — Буксир-то выбрали ай нет?

— Выбрали!

— Видать, что порван?

— Да нет вроде…

— Вовсе чудно! Ну, катеру к вам все одно не подступиться теперь. Загорать будете. Паузок, слава богу, надежно сидит. Теперь никак не утонет, этого и не думайте. Тут мелко. Воды-то много в трюме?

— Полно. Мы же как решето теперь.

— А чего везете-то?

— Всякое. Товары для сельпа в основном грузили. Мануфактура. Валенки. Бензину полно, можем вам налить…

— Бензину у нас казенного хватит. Жратва-то у вас есть?

— Пока есть.

— Ну, в случае чего, еще подъедем. Комиссию теперь ждите, следствие устраивать будут.

— Нам что? Пускай у старшины катера голова болит!

— Точно, — вставил свое слово Генка. — Пусть отстаивается на якоре, когда туман, если не может плавать. Не можешь — не берись! Отваливать станем, батя?

Теперь самым сложным было отвалить от паузка, к которому лодку прижимало течением. Вооружившись шестами, матросы кое-как развернули моторку, и Матвей Федорович переключил двигатель на тягу. Концы шестов попадали в воду, с начавшего отдаляться паузка замахали фуражками. Туман рассеялся, ориентироваться стало намного легче, но Генка с завистью поглядывал на отца, дивясь его умению ладить с шиверой.

Когда выбрались на фарватер, Матвей Федорович, сгорбившись и зажав румпель под мышкой, закурил трубку. Затянулся, ткнул трубкой в сторону плеса. Повернув голову, Генка увидел моторку, как и у них, с красной полосой на борту. Крикнул отцу:

— Петро!

Тот кивнул.

— Вниз плавал — катер смотреть. Или переметы у него внизу?

Матвей Федорович опять кивнул и сбавил обороты. Обгоняя их лодку, Петр пытался рассказать что-то, но за шумом воды и двух работающих моторов слов не удалось разобрать. Матвей Федорович снова добавил газу, к берегу обе лодки пришли почти одновременно. Вытаскивая свою, Генка слышал, как Петр объяснял встревоженным Вере Николаевне и Эле, вышедшим встречать бакенщиков:

— Ништо. В тумане выскочили за фарватер, маленько просадили дно да винт поломали. Пришлось бросить паузок, а катер течением в нижний конец плеса унесло.

— Из людей никто не пострадал?

— Чего им сделается!

— Благодарю вас, — сказала Петру Вера Николаевна. — Мы очень беспокоились.

— Куды же он пер, старшина-то? — спросил Матвей Федорович, вылезая из лодки. — Глазами смотреть надо!

— Он говорит: на фарватере налетел на камни, слева-де оставлял красный бакен, — усмехнулся Петр. — Конечно, ему интересней на бакенщиков свалить!

— Обстановка в порядке, не свалишь на бакенщиков, — сказал Матвей Федорович. — Все честь честью. Поперед нас пассажирский спускался, завсегда подтвердить сможет.