Башня на краю света

— Я на такси, — объяснила она.

— Понятно. Так присядьте, пожалуйста.

Она поблагодарила и села на ближайший стул, а медсестра осторожно прикрыла за собой дверь, и вскоре ее шаги замерли где-то в коридоре. Приемная была совсем маленькая комнатка со светло-серым линолеумом на полу, тускло-желтыми стенами и полосатыми хлопчатобумажными занавесками на окнах. Она удивительно походила на все другие приемные, в которых ей столько приходилось ждать, только запах был другой, более резкий, и пока она сидела тут, погрузившись в себя, временами ей казалось, что она просто сидит и ждет в очередном интернате.

Интернаты

Их было столько, что всех и не припомнишь. Самый первый назывался Детский специнтернат, а последний — Колония для подростков.

Всякий раз, как Джимми попадал в новый интернат и она впервые получала разрешение навестить его, ей приходилось преодолевать все стадии неуверенности и страха, прежде чем она привыкнет к этому заведению и его порядкам, почувствует себя в нем уютно и вновь уверится в том, что все, что делается для Джимми, делается с самыми лучшими намерениями и для его же блага. Всякий раз ей приходилось заново убеждать себя поверить в новое заведение, полюбить его и принять душой то, что поначалу казалось чуждым и странным. Как приходилось примириться с тем, что в каждом интернате свои обычаи и правила внутреннего распорядка.

В самом первом интернате держали животных и придавали этому большое значение, и, когда она впервые приехала навестить Джимми, ей бесконечно долго об этом рассказывали, а Джимми стоял рядом и нетерпеливо дергал ее за рукав: ему очень хотелось скорее все ей показать.

— Пойдите с ним, посмотрите на животных, — сказал директор. — Животные — это самое сильное средство, какое есть в нашем распоряжении. Для нас оно важнее целой библиотеки трудов по психологии. В случае конфликта с кем-нибудь из детей, если ребенок убежит, мы прежде всего ищем его в стойлах и загонах. У каждого из детей свое животное, он ухаживает за ним, и случается, так к нему привяжется, что мы разрешаем ему взять его домой.

Директор улыбался, а она испуганно сжалась, вспомнив, какой скандал подняли жильцы в их подъезде из-за несчастного щенка, который скулил и тявкал, оставаясь один в квартире.

— Мы, естественно, объясняем детям, что пони или козочка — не те животные, которых можно держать в доме, но и в самой маленькой квартире всегда найдется место для клетки с морской свинкой, например. Если бы только люди понимали, как много значит для маленького человечка общение даже с таким вот зверьком, и особенно для детей нашего профиля.

— Идем же, — сказал Джимми и потянул ее за собой, она покорно поплелась за ним, а в голове испуганно металось: что-то скажет муж, если ему предложат поселить в комнате морскую свинку.

Она всегда боялась животных и пришла в ужас, когда Джимми стал кричать и хлопать в ладоши, заставляя пони бегать галопом вдоль загородки. И даже когда лошадки остановились и, с любопытством глядя на них, подошли и просунули головы сквозь загородку, ожидая, что их потреплют по холке, она испуганно вцепилась в Джимми, пытавшегося было подлезть под железную проволоку.

— Мы всегда так делаем, — возмутился он. — Они же ручные!

Козы в соседнем загоне тоже были ручные, они позволили почесать себя между рогами и снисходительно принимали пучки травы, нарванной для них Джимми, но ей стоило большого усилия протянуть руку и осторожно погладить одну из них по косматой шерсти.

— Еще у нас кролики, — сообщил Джимми. — Пойдем, посмотришь на них.

Он снова потянул ее за собой, на этот раз к кроликам, и показал ей своего, маленького, коричневого.

— А он симпатичный, — сказала она, присела на корточки перед клеткой и улыбнулась коричневому зверьку. — Он очень симпатичный, Джимми. Можно его вынуть?

— Лучше погладь его прямо в клетке, — сказал мальчик, поднял крышку и показал, как это делается. — Он очень любит, когда его гладят.

Она кивнула, радуясь, что хоть тут может последовать его примеру, сунула руку в клетку, и кролик укусил ее за палец.

— Обычно он не кусается, — сказал Джимми. — Просто он тебя еще не знает.

— Да, обычно он не кусается, — подтвердил директор, протягивая ей пластырь. Потом он разлил кофе. — Джимми очень доволен, что у него есть свой кролик, так что вы подумайте насчет морской свинки, если у вас нет возможности завести более крупное животное.

Она подумала и, незадолго до возвращения мальчика домой, заговорила об этом с мужем. Но муж сказал: нет, от морских свинок воняет, они похожи на крыс, и что она себе думает, где ее держать, может, в спальне? И все-таки за день до приезда Джимми он принес клетку и поставил под кухонным столом, и от нее воняло, и морская свинка была похожа на крысу. Джимми не проявил особой радости, то ли животные ему уже надоели, то ли уж очень не похожа была свинка на маленького коричневого кролика — во всяком случае, ей самой пришлось заботиться о салате и морковке и менять газету на дне клетки. Свинка поедала салат и морковку, а потом сидела и смотрела на нее своими блестящими черными глазками, но она не могла заставить себя взять зверька из клетки и приласкать — нет, об этом она даже подумать не могла. Свинка все еще сидела в клетке, когда он с упакованным чемоданом снова тронулся в путь. И она продолжала — а куда денешься — заботиться о еде, которую та исправно, с хрустом поглощала, но, когда в одно прекрасное утро свинка оказалась мертвой, она выбросила ее вместе с клеткой на помойку, испытывая смешанное чувство жалости к бедняге, до которой никому не было дела, и в то же время постыдного облегчения оттого, что с этим наконец покончено.

Больше ей не приходилось заводить дома животных для Джимми. Потому что в других интернатах предъявляли другие требования. Или вообще не предъявляли требований. В одном, например, требовали единственно, чтобы она отсиживала воскресную демонстрацию фильмов, раз уж она все равно приехала, и она покорно смотрела бесконечные ленты про Гренландию или про жизнь в канадских лесах, а дети вокруг раскачивались на стульях, шаркали подошвам: и по полу, на них шикали. После чего был ранний воскресный ужин. Дети мгновенно выскребали тарелки, быстрее, чем кончалось отведенное для ужина время, и поднимали дикий шум, стуча по тарелкам вилками и ложками. Дело в том, объяснял ей директор, что сдерживающие и расслабляющие факторы должны чередоваться, дети ведь долго сидят неподвижно и смотрят фильм, после этого им просто необходимо пошуметь, кстати, к процессу принятия пищи не следует относиться слишком серьезно и делать из этого какую-то проблему. Да, но зато в других интернатах делали упор как раз на то, чтобы научить детей умению красиво есть и пользоваться столовыми приборами, чтобы впоследствии они могли достойно вести себя за столом в любом обществе. В таких интернатах приходилось все время следить за собой, как бы не взять нож или вилку не в ту руку.

Такие разные были эти интернаты, столько мелочей характеризовали их нравы и обычаи, будто каждый исповедовал свою веру, будто реяла над главным входом невидимая хоругвь. И это сказывалось во всем, вплоть до деревянных башмаков, сандалий или добропорядочных коричневых шнурованных ботинок на ногах у персонала.

Были интернаты, где она могла просто ходить и смотреть, как дети играют, развлекаются, занимаются своим делом, и никто не обращал на нее особого внимания. А в других она брала Джимми и надолго уходила с ним гулять: он был тогда еще маленький и любил такие прогулки, и временами ей казалось, что они просто поехали вдвоем на электричке в лес погулять, а потом вернутся домой и станут рассказывать, что они повидали, а муж, потягивая пиво, будет добродушно выслушивать их рассказ о поездке, которая теперь, когда она уже позади, и они снова дома, и вокруг все такое знакомое, привычное, представляется еще более увлекательной. Были интернаты, где во время так называемого посещения она сидела в кабинете директора, у письменного стола, на котором вскоре появлялся поднос с кофейником-термосом и двумя чашками, пила кофе и изо всех сил старалась понять, что же такое ей рассказывают про Джимми, и все-таки не могла до конца уразуметь, потому что «известный прогресс» и «относительно успешная адаптация» вовсе не означали, что он вскоре вернется домой, но часто служили лишь вступлением к долгим и обстоятельным разъяснениям, и лишь какая-то вскользь брошенная фраза, которой можно было бы и не заметить, не будь ее внимание так напряжено, позволяла угадать, что не все с ним ладно. Были также заведения со специально установленными родительскими днями, там она старалась не опозориться на консультациях, когда другие родители, свободно владеющие принятым в данном заведении языком, задавали воспитателям вопросы.