На графских развалинах

котором Яшка без труда угадал грозу всех мальчишек местечка, героя последних событий - беспризорного налетчика.

IV

И тотчас же Яшка понял, что он погиб окончательно и бесповоротно. Он хотел бежать, но ноги не слушались его. Он хотел закричать, но понял, что это бесполезно, потому что вокруг никого не было. Тогда решившись отчаянно защищаться, он стал в оборонительную позу.

Мальчуган в лохмотьях продолжал смеяться, и этот смех сбил еще больше с толку Яшку.

- Ты чего? - спросил он, с трудом ворочая языком.

- Ничего, - отвечал тот. - Что это вы, как петухи, - друг на друга налетели?

Мальчуган раздвинул кусты и очутился рядом с Яшкой.

"Сейчас гирю вынет", - с ужасом подумал тот и сделал шаг назад.

Однако, вместо того чтобы напасть на Яшку, беспризорный бухнулся на траву и, хлопая рукой по земле, сказал:

- Чего же ты столбом встал. Садись.

Яшка сел. Беспризорный засунул руку в карман и, к величайшему изумлению Яшки, вынул оттуда маленького живого воробья и поднес его ко рту.

- Сожрешь? - негодуя, воскликнул Яшка.

Беспризорный вопросительно поднял на Яшку маленькие ярко-зеленые глаза, подышал теплом на воробьенка и ответил:

- Разве ж воробьев жрут? Воробьев не жрут и галок тоже не жрут. Голубь - тут другой разговор. Голубя ежели в угольях спечь - вку-усно! Я их из рогатки бью.

Он сунул воробья за пазуху рваной бабьей кацавейки и, протягивая Яшке недокуренную цигарку, предложил:

- На, докури.

Машинально Яшка взял окурок и, не зная, куда его девать, спросил несмело:

- А козла ты зачем съел?

- Кого?

- Козла... Сычинного. У нас ребята говорят, что ты его упер на жратву.

Беспризорный хлопнул себя руками по бокам и звонко расхохотался. И пока он хохотал, оцепенение начало сходить с Яшки, и беспризорный представился ему в совершенно другом свете. Яшка рассмеялся и сам, потом подскочил и затряс кистью руки, потому что догоревший окурок больно ожег ему пальцы.

Успокоившись, подвинулись друг к другу ближе.

- Тебя как звать? - спросил беспризорный.

- Меня Яшкой. А тебя?

- А меня Дергачом.

- Почему же Дергачом?

- А почему тебя Яшкой?

- Вот еще скажешь тоже. Яков - такой святой был, и именины справляют. А такого святого, чтобы... Дергач, не должно бы быть...

- А мне и наплевать, что не должно.

- И мне, - немного подумав, признался Яшка. - Только ежели при матери этак скажешь, так она за ухо. Отец, тот ничего, он и сам страсть как святых не любит - якобы дармоеды все. А мать - у-уу! Про что другое, а про это и не заикнись. Я один раз масла из лампадки отлил - Волку лапу зашибленную смазать, так что было-то...

- Били? - участливо спросил Дергач.

- Нет! Только за волосы оттрепали да в чулан заперли. - И задорно он добавил: - А зато я, пока в чулане сидел, назло со всех крынок сливки спил... А ты, Дергач, зачем к нам пришел? - перескочил вдруг Яшка.

- Значит, нужно было, - ответил тот и глубоко вздохнул.

Этот тяжелый, горький вздох, за которым,