Служба - дни и ночи

Тяжело поднялся на площадку второго этажа, удовлетворенно вздохнул.

Люк чердака был открыт. По металлической лестнице Носов поднялся еще выше. Сколько ни напрягал он зрение, на чердаке никого не увидел. Свет, который едва просачивался через квадратный люк, не мог пробить сплошной мрак. Носов на ощупь двинулся в сторону слухового окна. На фоне густой темноты оно выделялось еле заметным серым пятном. Достигнув намеченной цели и выглянув в окно, он увидел как на ладони двор и свой дом. Хорошо просматривались подходы к подъезду, а самое главное, оба окна квартиры. Носов решил выждать. «Если работники милиции установили засаду в квартире, — думал он, — они обязательно притаятся если не в моей, то в теткиной комнате. И стоит кому-либо из них приблизиться к окну, или закурить, как это сразу обнаружится. Где же все-таки могли спрятаться оперативники?» Он чувствовал, что люди должны быть где-то рядом. Но где? Где? Там, в тени сарая? Нет, оттуда не видно окон. А может, в подъезде? И там нельзя: люди ходят, заметят. Это для них нежелательно. Остается квартира. Но ведь они непременно знают о нападении на охранника, знают, что у него есть оружие. А затевать перестрелку в квартире, за тонкими стенами которой находятся люди, никто не решится. Нет, он, Носов, тоже не дурак! Не зря же поступил на юридический.

Он выбрал самый лучший наблюдательный пункт. Удивительно, как они не догадались сами засесть здесь? И вдруг Носову стало страшно. Ему показалось, что он не один на этом большом, заполненном темнотой чердаке. Мерещились какие-то неясные шорохи. «А что, если здесь скрывается еще кто-то?» — содрогнулся он.

Ему все сейчас казалось подозрительным: и то, что здесь нигде не оказалось работников милиции, и то, что люк на чердаке был открыт. «А если они уже следят, не торопятся брать меня? Играют в кошки-мышки? Нет, так меня не возьмете!» Он вытащил наган, приготовился стрелять на любой звук. Однако шли томительные минуты, а все оставалось спокойным. Носов никак не мог повернуть голову к окну, следить за двором, домом. Неожиданно его обостренный слух уловил шум шагов. Кто-то шел по двору. Носов бросил тревожный взгляд из своего укрытия на двор и увидел, что к дому, где он сидел, шли двое мужчин. Вот они исчезли за углом.

Он еще не знал, что произойдет дальше, но внутренне почувствовал опасность. Услышал скрип ступени. Точно так же она скрипнула, когда он осторожно поднимался по лестнице. Носов начал медленно отодвигаться в более темное место. Вскоре он оказался сидящим на корточках у самого основания крыши. Светящийся люк с этого места был хорошо виден. Сначала из него показалась голова, а затем фигура человека. Человек несколько секунд молча стоял над люком. Проникающий снизу свет падал на его молодое напряженное лицо. Носову показалось, что мужчина видит его. Он приготовился к яростной схватке, еще сильнее сжал рукоятку нагана, положив палец на спусковой крючок. Но мужчина наклонился над люком, сделал выразительный жест рукой. Через мгновение на чердак поднялся второй человек, и они двинулись в сторону Носова. Громадным усилием воли он погасил в себе желание открыть стрельбу. Разум подсказывал ему, что пока нет серьезных оснований пускать в ход оружие. Если бы эти люди намеревались схватить его здесь, на чердаке, то, видимо, вели бы себя совсем иначе. Тем временем оба незнакомца продвигались к слуховому окну.

Один из них сказал:

— Посвети фонариком, лоб можно расшибить.

Второй возразил:

— Нельзя, с улицы свет будет виден.

Вот они подошли к тому месту, где недавно сидел Носов, устроились там. Сомнений не было: это работники милиции. Носов лихорадочно обдумывал свое положение. «Что делать? Стрелять? Но у подъезда, а может, и во дворе есть еще оперативники. Тогда конец». Решил выждать. Пришельцы были спокойны. Они начали вполголоса переговариваться.

— Да, отличный наблюдательный пункт, — сказал первый, глядя в слуховое окно, и, помолчав, добавил: — Только не пойму, почему нельзя зайти в его квартиру. Тепло, уютно. Сиди и жди этого самого Носова...

— Нет, в квартире нельзя, — возразил второй. — Во-первых, ее придется осматривать еще не один раз. Во-вторых, сидеть можно лишь в присутствии хозяев или родственников, а кого возьмешь? Горе у людей. Да и стрельбу может открыть. Меня волнует совсем другое: придет ли он вообще сюда. Может, уже где-то за тысячу километров махнул. Удачно, гад, из города вырвался! Ума не приложу, как это наши не заметили его на той контейнерной площадке! Все пятеро словно ослепли!

— Да, но ты же знаешь, что он переоделся, — возразил первый.

Носова трясло. Он сидел и держал обеими руками, казалось, живой наган, не зная, что предпринимать дальше. Тем не менее он теперь прекрасно понимал, самое главное сейчас — выдержка. Только это может позволить ему вырваться из западни. И еще: из подслушанного разговора он почерпнул очень важную информацию: оказывается, в его квартире пока никого нет.

Работники милиции вполголоса продолжали беседу. Толковали о погоде, неспокойной службе, домашних делах, о всякой всячине. Не прерывая разговора, они по очереди посматривали в окно. Прошло несколько часов. У Носова затекли ноги. Но он боялся шевельнуться. Вдруг его сердце радостно забилось. Смотревший в окно мужчина предложил:

— Давай пройдемся, зябко стало. Там, глядишь, и утро скоро, смена придет.

— Что ж, давай прогуляемся, — ответил второй...

Оба оперативника пошли к люку.

Носов, не двигаясь, смотрел, как они друг за дружкой исчезли в люке. Он вскочил и бросился к окну, но чуть было не упал. Затекшие ноги не слушались. Он еле добрался до окна, лихорадочно растирая ноги руками, посмотрел во двор. Сотрудники милиции подходили к его дому. Носов понял: они хотят обойти вокруг. Значит, у него есть несколько минут. Он бросился к люку. Спустился по лестнице. Не обращая внимания на скрип ступеней, выскочил во двор, спрятался за угол деревянного сарая. Начал наблюдать. Скоро оба сотрудника милиции оказались в поле его зрения. Они вышли из калитки, остановились на тротуаре.

Осторожно, боясь наступить на сучок или ледяшку, Носов медленно продвигался в сторону своего дома. Вот он остановился против подъезда, перебежал открытое место, нырнул в темноту, постоял какое-то мгновение, прислушался: все как будто спокойно. Вытащил из кармана ключ, подошел к двери, вставил в замочную скважину. Он знал, что дверь сильно скрипит, поэтому открывал ее с большой осторожностью. Вошел в квартиру и, закрыв дверь, толкнул вправо внутреннюю задвижку. Хотя он и пришел с мороза, пот застилал глаза.

Сделав несколько шагов, Носов открыл дверь, вошел в комнату. Здесь было не так темно, как в коридоре. Свет от уличного фонаря проникал через мелкую сеточку гардины. Все стояло по-старому. Даже кресло, в котором сидела Горанская, осталось на прежнем месте. Носов присел около шкафа, осторожно вытащил нижний ящик, поставил его на пол, запустил в освободившееся пространство руку, достал небольшой сверток, положил на пол. Затем снова сунул руку в том же направлении, вытянул второй, третий, четвертый свертки. Это ее сбережения. Их много. Дай бог выбраться отсюда, и тогда можно будет пожить в полное удовольствие.

Сзади вдруг послышалось какое-то движение. Носов замер. Он боялся повернуться. Ему почему-то показалось, что это тетка, что она держит в руках гантель, которую сейчас обрушит на его голову. Носов ждал удара. От страха весь съежился, сжался в какой-то неподвижный комок, горло сдавило спазмой. Ему даже почудилось чье-то дыхание за спиной. Он сел на пол и не шевелился. Силы окончательно оставили его.

В таком положении Носов просидел, должно быть, очень долго. Наконец он пришел в себя. Встал, распихал по карманам свертки с деньгами, облигациями. Можно уходить. Но нет, в письменном столе еще можно найти те несколько листков бумаги, на которых Горанская записывала номера облигаций. А это значит, что у него появится стопроцентная гарантия: облигациями этими можно будет пользоваться без всяких опасений. Он подошел к столу, забрал нужные записи, засунул их в карман.