Кортик

гриппина Тихоновна, – весь лист измараешь! Написал?

– Написал, написал... Давайте дальше. И чего вы вздумали старушек учить?

Агриппина Тихоновна укоризненно посмотрела на Генку:

– Ты это всерьез?

– Конечно, всерьез. Вот, – он ткнул пером в список, – пятьдесят четыре года. Для чего ей грамота?

– Вот ты какой, оказывается! – медленно проговорила Агриппина Тихоновна и сняла очки.

– Чего, чего вы? – смутился Генка.

– Вот оно что... Тебе, значит, одному грамота?

– Я не...

– Не перебивай! Значит, тебе одному грамота? А Семеновой так темной бабой и помирать? И я, выходит, зря училась? Двух сыновей в гражданскую схоронила, чтобы, значит, Генка учился, а я как была, так и осталась? Асафьеву из подвала в квартиру переселили тоже зря. Могла бы и в подвале помереть – шестьдесят годов в нем прожила... Так, значит, по-твоему? А? Скажи.

– Тетя, – плачущим голосом закричал Генка, – вы меня не поняли! Я в шутку.

– Отлично поняла, – отрезала Агриппина Тихоновна. – И не думала и не гадала, Геннадий, что ты такое представление имеешь о рабочем человеке.

– Тетя, – упавшим голосом прошептал Генка, не поднимая глаз от стола, тетя! Я не подумавши сказал... Не подумал и сказал глупость...

– То-то, – наставительно проговорила Агриппина Тихоновна. – В другой раз думай.

35. ФИЛИН

Агриппина Тихоновна вышла на кухню. Генка сидел понурив голову.

– Попало? – сказал Миша. – Мало она тебе всыпала. За твой язык еще не так надо.

– Ведь он признался, что был не прав, – примирительно заметил Слава.

– Ладно, – сказал Миша. – Ну что, Генка, догнал ты того, высокого?

– Никого я не догнал, – мрачно ответил Генка.

– Так вот, – безразличным голосом произнес Миша. – Я видел ножны.

– Какие ножны? – не понял Слава.

– Обыкновенные, от кортика.

Генка поднял голову и недоверчиво посмотрел на Мишу.

– У старика филателиста, на Остоженке.

– Врешь?

– Не вру.

Миша торопливо, пока не вошла Агриппина Тихоновна, рассказал о филателисте, высоком незнакомце и черном веере...

– Я думал, ножны, а то веер какой-то, – разочарованно протянул Генка.

– В общем, – сказал Слава, – было уравнение с двумя неизвестными, а теперь с тремя: первое – Филин, второе – Никитский, третье – веер. И вообще, если это не тот Филин, то остальное тоже фантазия.

Генка поддержал Славу:

– Верно, Мишка. Может, тебе все это показалось?

Миша облокотился о край комода, покрытого белой салфеткой с кружевной оборкой. На комоде стояло квадратное зеркало с зеленым лепестком в верхнем углу. Лежал моток ниток, проткнутый длинной иглой. Стояли старинные фотографии в овальных рамках, с тиснеными золотом фамилиями фотографов. Фамилии были разные, но фон на всех фотографиях одинаковый – меж серых занавесей пруд с дальней, окутанной туманом беседкой.

– Если бы ты не ссорился с теткой, мы бы все узнали о Филине.

– Как так?

– Ведь она знает Филина. Хоть бы сказала, из Ревска он или нет.

– Почему она не скажет? Скажет.

– Она с тобой и разговаривать