Служба - дни и ночи

Тростник беседовал с Валей Кононовой, которая первая обнаружила трупы Горанской и Носовой. Кононова после этого случая перешла жить в общежитие. По ее лицу было видно, что она еще не успела прийти в себя. Владимир, понимая это, не торопился начинать разговор о главном. Он спросил, как у нее идут дела в институте.

— Нормально, — сказала девушка и, наверное, не удовлетворившись односложным ответом, добавила: — Скоро закончу учебу и на работу.

— Как вы устроились в общежитии?

— Хорошо. Я раньше не хотела селиться в общежитии. Казалось, условий для учебы не будет, но теперь вижу, что ошибалась, да и девочки в комнате хорошие: если кто сел за конспекты и учебники, то стараются не мешать.

— Валя, извините за беспокойство. Понимаю, вам неприятно вспоминать случившееся, но в интересах следствия...

Кононова поспешно перебила его:

— Нет, что вы. Раз надо, то надо.

— Скажите, в какое время обычно приходил домой Носов?

— Как когда. Иногда рано, иногда поздно. Он же учится на вечернем.

— Как он относился к жене?

— В основном нормально. Правда, были иногда мелкие размолвки. Однажды, поругавшись с ней, он даже ушел из дому и не возвращался до утра.

— Не дрался?

— Нет, такого не было.

— Валя, а как складывались взаимоотношения Евгения с Горанской?

— Тетя Шура не любила его. Она мне об этом неоднократно говорила. Как-то даже плакала и жаловалась, что взяла его на свою голову.

— Денег у нее не просил?

— Месяца два назад тетя Шура говорила, что Евгений просил деньги на машину. Обещал возвратить через два года. Но она отказала. Мне после этого проговорилась: «Денег не жалко, лишь бы человек был хороший. А он не такой». Какой он, по правде говоря, я тоже не знаю. При людях ни с женой, ни с тетей Шурой не скандалил. Обычно молчал или уходил в свою комнату.

— А как он относился к вам?

— Как когда. То не замечал меня, то были случаи, когда в квартире, кроме нас, никого не оставалось, уделял мне особое внимание. Однажды, будучи навеселе, пытался даже обнять меня, вроде шутя, целоваться полез. Но я оттолкнула его и предупредила, что получит пощечину, если дальше будет так продолжать, и я обо всем расскажу Тане. Собственно, после этого случая я начала подыскивать себе другую квартиру.

— Скажите, по утрам физзарядку он делал?

— Да, неоднократно видела, как в коридоре с гантелями упражнялся.

— Часто выпивал?

— Нет, не часто. Если выпивал, то немного.

— Валюша, а вы знали, что Евгений Васильевич собирался ехать в Борисов?

— Да, об этом он сам говорил, причем несколько раз.

— А раньше он когда-нибудь предупреждал о таких поездках?

— Нет, раньше он вообще о своих поездках не говорил. Даже были случаи, когда Таня интересовалась, где Евгений, а он, возвратившись, объяснял, что ездил к родителям.

— Таня когда-либо провожала его, если он уезжал к родителям?

— Нет. По крайней мере, такого случая не знаю.

— Скажите, Валя, когда вы возвращались домой в день убийства, ничего подозрительного не заметили? Может, из знакомых или соседей кто-нибудь навстречу попался или подозрительного человека возле дома заметили?

— Нет, кажется, ничего. Я ведь не догадывалась и, конечно, по сторонам не смотрела.

— Ну хорошо, — сказал Тростник, поднимаясь со стула. — Еще раз извините за беспокойство.

Распрощавшись с девушкой, Тростник поехал в отдел.

Следователь прокуратуры Савич соглашался с мнением оперативных работников: версия, что преступление мог совершить Носов, требует пристального внимания. Одежду, в которую был одет Носов в день убийства, а также обувь пришлось изъять и направить на экспертизу. И вот сегодня первые серьезные результаты. Эксперты дали заключение: на одежде имеются следы крови, а на одном ботинке при тщательном исследовании под слоем гуталина тоже обнаружена кровь. Это уже было серьезно, и после короткого совещания, где тщательно взвешивались все «за» и «против», решено было допросить Носова. За ним поехали Ветров и Тростник.

Носов был спокоен и по дороге в милицию молча сидел на заднем сиденье рядом с Тростником. Молча вошел он и в кабинет следователя, вполголоса поздоровавшись, сел на предложенный стул.

Савич подчеркнуто сухо сказал:

— Гражданин Носов, мы пригласили вас, чтобы выяснить некоторые обстоятельства, связанные с убийством вашей жены и гражданки Горанской. Мы пришли к выводу, что вы можете внести ясность в дело. Поэтому предлагаем откровенно рассказать нам все.

Носов чуть удивленно смотрел то на следователя, то на сидящего в углу кабинета Игнатовича.

— Вы хотите сказать, что я убил жену и ее тетю? Вы обвиняете меня в убийстве?

Он говорил так искренне и горячо, что у Савича возникло сомнение: «Не рано ли его пригласили, может, нужно было еще и еще раз проверить?»

Савич взглянул на Игнатовича. Тот был спокоен и невозмутим.

Носов после небольшой паузы с горечью добавил:

— Зачем мне убивать? Тетя предоставила комнату, помогала растить дочь. Жена, кроме хорошего, ничего не делала. Нет, вы не имеете никакого права обвинять меня!

— Мы и не обвиняем, — сказал Савич. — Мы хотим, чтобы вы объяснили, с какой целью ездили в Борисов, чем была вызвана эта поездка именно в рабочий день. В конце концов, почему так получилось, что на вашей одежде и обуви оказались следы крови. Как нам понимать, что в то время, когда, по вашим словам, вы находились в дороге на Борисов, вас видели на пустыре между парком Челюскинцев и детской железной дорогой? Вот на эти вопросы мы и просим ответить.

Носов вскочил со стула:

— Какая кровь? Какой пустырь? Это выдумки, чтобы сделать из меня козла отпущения! Не выйдет! Вас интересует, зачем я ездил в Борисов? Я давно ответил на этот вопрос и считаю этот вызов провокацией. Я буду жаловаться! У меня и так большое горе, а вы хотите добить меня. Хотите, чтобы я доказывал свою невиновность!

Игнатович не выдержал. Он взял свободный стул и подсел к Носову:

— Вот здесь вы правы, Евгений Васильевич. Доказывать свою невиновность — ваше право, а не обязанность. Но не забывайте, что у нас есть право и обязанность — доказывать виновность. Если вы не хотите откровенно и добросовестно рассказать нам — повторяю, это ваше право, а не обязанность, — то вам придется выслушать нас до конца. Итак, слушайте, Носов. Я расскажу, что произошло... После того, как вы с женой и ребенком поселились на квартире у тети вашей жены, у вас начало расти чувство раздражения к Горанской, которая занимала двухкомнатную квартиру, а у вас даже однокомнатной нет. Вас не интересовало, что ранее у Горанской умер муж — участник партизанского движения и фронтовик, потерявший в боях за Родину ногу. Вы были недовольны тем, что у вас нет отдельной квартиры. Вас даже не устраивало, что супруга как молодой специалист вскоре должна была получить квартиру. Ваша раздражительность нередко выливалась в скандалы с женой. Все это плюс еще и то, что вы узнали о наличии у Горанской солидных сбережений, которые находились в ее квартире, в конце концов и привело вас, Носов, к мысли об убийстве. Ваш расчет ясен: в случае, если не будет установлен убийца, вы, естественно, приобретаете права на квартиру и сбережения ее хозяйки. С этой целью вы изучили возможности убийства старушки в котельной во время ее ночного дежурства. Вы несколько раз приходили туда, стучались в дверь. Однако Горанская, не открывая двери, спрашивала, кто стучит. У вас не хватало смелости, чтобы отозваться, и вы молча уходили. Но однажды отозвались, а Горанская, прежде чем открыть дверь, позвала своего бригадира. Вы сделали вывод, что старушка не одна, и убежали. На следующий день она рассказала, что к ней кто-то ночью стучался, назвался вашим именем. Вы, конечно, ответили ей, что это были не вы. В то же время у вас окончательно созрело решение убить Горанскую именно в котельной. С этой целью, опять же ночью, после занятий в университете, вы еще раз постучались к тетушке жены. Горанская открыла дверь. Спускаясь в котельную, вы были одержимы только одной мыслью — убить ее. И вдруг слышите за спиной какой-то шум, оглядываетесь — видите бригадира Леонова. Вы растеряны, испуганы. Лепечете Горанской, что пришли проведать ее, и тут же уходите. Вам пришлось отказаться от мысли убить старушку в котельной. На время вы притихли, начали обдумывать новый план.