Княжий воин

По курской "молодежной моде" кисть темляка должна была быть гораздо длиннее, чем требовалось и слегка волочиться по земле. "Вашим мамкам и метелок не потребуется", - смеялся Тимоха. У кузнецов кисти были черные с красным, у кожемяк желтые, у городников зеленые... Красиво! Предметом всеобщей зависти стал засапожник Романа с двумя кистями, одна из которых была ярко красной - княжьего цвета. Это был своего рода "диплом с отличием" и его обладатель получал право продолжить воинское образование в дружине.

- А гляньте на Мишату, - раздался насмешливый голос. - Засапожник за онучу* сунул. - Голос принадлежал высокому нагловатому малому с прыщавой физиономией. Он показывал на бедно одетого парня, обутого в лапти-лычаки с онучами. - Лапотник, а туда же, в кмети собрался. Нож небось из старого ухвата смастерил? А ну, покажи.

Мишата, тихий, улыбчивый парень, был удобным объектом для насмешек - не ответит. В большой безотной* семье, где он был старшим, работали все, начиная с самых маленьких - древки для стрел делали - но достатка не было. Какие уж тут сапоги:

Засапожник, который прыщавый-таки отнял у Мишаты, был, действительно, неумелой самоделкой - настоящий нож стоил недешево.

- Железке твой самое место в болоте, - прыщавый размахнулся, собираясь выбросить нож в воду Кура.

- Эй, малый, - окликнул его Роман, - а ну дай сюда.

Тот подчинился беспрекословно - видно, репутация у Романа складывалась серьезная. Роман достал из-за голенища свой засапожник и перевязал темляки, поменяв их местами с простеньким, из веревки, темляком Мишаты. Протянул свой нож новому владельцу:

- И в обиду себя не давай, бей в нос.

Отдал свой первый удачный клинок - месяц над ним работал. На зеркально отполированном лезвии по темно-серому фону вился затейливый рисунок.

Вокруг Мишаты, любуясь дареным ножом, столпились остальные.

- Княжий подарок!

- А ты его продай, лапотник, - посоветовал прыщавый. - Сапоги купишь.

И тут Мишата со всего маху вмазал обидчику по носу:

Воинская учеба - своеобразный "курс молодого бойца" - продолжалась до середины сентября. Но только первые три недели парни должны были являться на уроки ежедневно и весь световой день постигать нелегкую воинскую науку. А летом солнышко по небу неспешно двигается - не семь, а двадцать семь потов с тебя сойдет, прежде чем оно горизонта коснется. Назавтра чуть свет - руки, ноги еще от вчерашнего не отошли - изволь быть возле городских ворот, что зовутся Рыльскими, и не появись позже Тимохи Сухого, а то лишний раз его плетки отведаешь. И даже в воскресенье поблажки не было.

- Чтобы лень обратно не забралась, - говорил Тимоха.

Ни для чего другого времени не оставалось, да и сил тоже. Роман приходил домой в сумерках, наскоро ужинал и камнем падал спать. Ночами снился все тот же Тимоха в форме сержанта американской морской пехоты, ругался по-английски и почему-то был негром.

Предложения друзей о приятном времяпровождении долгими летними вечерами - игры, рыбалка, посиделки - оставались без ответа. Хорошо Никите, он уроки в прошлом году осилил. Да и Алешке это только на следующий год предстояло.

Потом стало чуть вольготнее - занятия завершались часов в пять, да и усталость брала меньше. Роман снова вечерами стал помогать Людоте в кузне. А по воскресеньям оба - Бог простит - работали княжеские заказы чуть не до первой звезды.

Людота доверял Роману самую ответственную работу, раскрывал секреты ремесла и радовался больше своего ученика, когда у того работа получалась.

- Тебе, Ромша, учеба воинская на пользу пошла - рука крепче стала, да и глаз вернее:

Вершиной кузнечного мастерства был меч. Из кузнецов только несколько человек по всей Руси владели секретом его изготовления. В ту пору мечи на Руси были франкской работы. Гости-купцы привозили их из далекой страны без рукояток, с неполированными лезвиями, которые дорабатывались на месте русскими мастерами. Разве наши кузнецы были хуже? Просто мечное дело на Западе к концу двенадцатого века было куда старше. Европейцы еще у древнего Рима успели поучиться, у Византии, потом у сарацин. А на Руси меч - пришелец. Исконным оружием здесь был топор, который высокого кузнечного мастерства не требовал и секретов технологических в себе не таил.

К "импортным" мечам относились с опаской, хотя среди них попадались вполне качественные. Но бывало и так, что подводили воина в самый ответственный момент - гнулись, ломались, крошились. Спрашивать не с кого - кузнецы далеко. Потому-то и не оставался Людота без заказов - свой мастер надежнее.

Такой заказной меч сотворялся рукой мастера год, а то и больше. И на смотрины заказчик являлся раз десять, придирчиво наблюдая за процессом создания благородного оружия. В этом не было недоверия к кузнецу - так воин-заказчик помогал мечу выявиться из куска грубой руды, так между воином и мечом возникала необъяснимая привязанность:

Меч начинался с заготовки. Нужно было получить хороший исходный материал, в котором заложены качества будущего изделия. Куски болотной руды разогревали в специальной печи, после чего тщательно проковывали - порода, окислы и другие примеси отходили, доброе железо оставалось. Процесс повторялся несколько раз.

- Чтобы дурь всякая из железа наружу вышла, - говорил Людота.

Потом кусок прокованной руды бросали во дворе месяца на два - под дождь и солнышко. Затем снова проковывали:

Существовали десятки технологических приемов создания меча, клинок которого будет сочетать в нужных местах и в необходимых пропорциях твердость, вязкость, гибкость. Лезвие не будет тупиться или выкрашиваться после ударов по самому твердому металлу, меч не сломается и не погнется, приняв чужой удар плоской стороною-голоменью. Об этих профессиональных приемах выковки меча знали многие кузнецы, но мастерски владели ими единицы.

Хороший меч делали сварным. Тонкую полосу насыщенного углеродом железа в процессе ковки покрывали с двух сторон железом с меньшим содержанием углерода. Сталь, если ее разумно закалить, держала заточку и не боялась встречного металла, а железо обеспечивало вязкость и прочность. Хитрость заключалась в умении сварить, угадав температуру и для стали и для железа. Да и закалить такой меч не просто - при резком охлаждении сталь и железо вели себя по-разному.

Но Людота работал иначе. Он брал два разогретых прутка - стальной и железный - скручивал их в жгут, проковывал в полосу, сворачивал вдвое и снова проковывал. И так десятки раз. Потом разрезал полосу вдоль на несколько прутков, скручивал их и снова проковывал. Время от времени в полосу добавлялись пучки стальной проволоки.

Вроде нехитро, ан нет - секрет заключался в узком температурном диапазоне, который нужно было поймать: И снова заготовка вылеживала месяц-другой, чтобы ослабело внутреннее напряжение.

- Чтобы успокоилась и зла на молот не держала, - говорил Людота.