Турбо Райдер (СИ)

Человек шёл по рельсам, но больше его не затягивало в них. Лес был частью рельсов.

Пахло вокруг свежим воздухом, тяжёлой и неприятной травой; шумели вокруг звери и ветер, иногда порывы напоминали рычание хищников; с тяжёлых, кривых веток иногда падали листья; с неба светила всё та же фиолетовая луна. Человек шёл и шёл, а на душе у него становилось тем хуже и тяжелее, чем он глубже входил в лес. Рельсы были проложены порой прямо через деревья, огибая их, сквозь шпалы проросла трава, кое-где лежали камни-валуны. Человек шёл, ощущая, что город уже близко, осталось лишь пройти.

И тогда-то он увидел то самое. В самой глуши, он мог бы поклясться, что это та самая середина леса, его центр, если возможно вычислить его вообще, этот центр. Там стоял небольшой домик, простой, словно с иллюстрации в книге сказок, избушка, ограждала его плетёная изгородь, можно было ещё разглядеть возле домика баню и садик с какими-то травками. Так это всё было притягательно, что человек не удержался, и подошёл к изгороди, увидев, что скрывает она женщину, стоящую на коленях и собиравшую травы в корзинку. Платье на ней было белое, волосы у неё были чёрные, губы у неё были красные, а глаза у неё были тоже чёрные.

- Привет! - сказала она человеку. - А ты кто?

- В город иду. Долго иду.

Он ответил сухо. Женщина его немного пугала.

Она засмеялась, смех не подходил к её глазам.

- Я же спросила не куда ты идёшь, а кто ты, глупенький!

- Да я не знаю особо. Мне известно лишь то, что я иду в город.

- Да-а-а?

Она встала с колен, отряхнула платье и подошла к плетню, оперевшись на него, глядя на человека чёрно и бездонно.

- Не знать, кто ты - это очень плохо. Как же ты шёл, да и долго шёл, если не знаешь, кто ты?

И человек рассказал её про арройо, про высохшее море, про землю болот, про замороженный океан, про встреченных им людей и про то, что он пережил вместе с ними.

- ...но нигде не остался, как видишь, - закончил человек.

- Даже так. Может это потому что тебе нужно попасть в этот твой самый город?

- Может и поэтому. А может быть, мне нужно было встретить тебя, ведь есть в этом своя логика, - человек тоже опёрся на плетень. - Ещё одна встреча перед самым приходом в город. Кто сказал, что три - хорошее число?

- Никто не говорил! - она засмеялась.

- Так что, и войти не пригласишь, и поесть тоже?

- Нагло!

Человек пожал плечами, а женщина снова засмеялась и открыла ему калитку.

- Что же, заходи, если так.

И человек зашёл.

Он не ожидал увидеть такое разнообразие самых разных растений в этом дворике, и был ошеломлён. Травы росли пышно и буйно, на сочной зелени хотелось лежать, раскинув руки. Женщина вытерла руки, немного испачканные зеленью, о передник, и упёрла их в пояс.

- И чего стоишь? Давай, пойдём, в бане помоешься, затем поешь, потом спать ляжёшь, а назавтра уже и в город свой уйдёшь... он же недалеко, да?

- Я не знаю.

- Наверняка недалеко!

И это было прекрасно. Человек шёл по дворику за женщиной и ощущал умиротворение. Вид вокруг был удивительно пасторальный. Старая изба, частью вкопанная в землю, пахла сухим деревом, от топящейся бани пахло дымом и немного угаром. Идя по вытоптанной дорожке, человек смотрел по сторонам.

- А это что? - он увидел два каких-то колодца, один деревянный, а другой каменный, заброшенных, к ним дорожке протоптано не было.

- Колодцы. Они старые. Я не пью воды из них... тем более сейчас.

- Серая земля?

Женщина в ответ лишь неопределённо пожала плечами. Человека это вполне удовлетворило.

И была баня. Конечно, она доставила человеку не так много удовольствия: слишком чужая жара, слишком чужой пар, слишком чужое... всё.

Но человек наконец-то почувствовал, что может расслабиться, всё вокруг призывало его. Он вытянулся на деревянной полке, облился горячей водой ещё раз и закрыл глаза, блаженствуя. Невозможно сказать, много ли времени прошло, но он точно не уснул, потому что иначе не услышал бы тихое:

- Какой ты худой... - той самой женщины.

Человек вздрогнул, открыл глаза и прикрыл руками пах.

Она стояла на входе, закрыв дверь, чтобы не выпускать жар, обнажённая. Длинные волосы прикрывали её грудь, низ живота тоже чернел такими же, как и на голове, волосами, а глаза её горели.

- Такой худой... ляг на живот. Я тебя помою.

- Слушай...

Она сверкнула глазами и человек перевернулся. Женщина подошла к нему, зачерпнула горячей воды и, голыми руками, начала растирать её по его телу, ощупывая его крепкими пальцами, проводя ногтями по каждому волоконцу мышц, всё так же горячо шепча:

- Худой... худой... какой же худой...

- Я был толще, когда уходил из дому.

- Что случилось?

- Чужие места тянут из меня силы.

- Чужие места? Ужас... они настолько чужие?

Человек промолчал. Женщина, не дождавшись ответа, зачерпнула ещё воды.

- Теперь на спину.

Не подчиниться не получилось бы. К тому же, человек опасался совершенно зря: как мужчина он оказался бессилен, после перенесённого им путешествия, а женщина, заметив это, не стала ничего делать, даже если и хотела.

В конце концов человек оказался если и не вымытым, то по крайней мере отдохнувшим после массажа.

- А теперь - в дом!

Они пробежали друг за дружкой через дворик. Время уже было позднее, тёмное. В тёмной избе пахло почти как в бане, только воздух оказался не такой влажный, конечно, пахло только что сготовленной едой, пахло сухими травами и молоком.

Женщина молча указала на лавку, человек сел, за ним села женщина. Она не ела. Подперев щёку рукой она смотрела, как ест он, а ел он жадно, хотя глаза его, конечно, оказались гораздо жаднее его желудка: съев немного мяса, тушёного с травами, и попив воды, он почувствовал, что сыт и хочет спать.

- Спасибо. Мне бы прилечь.

- Так я уже постелила! - она указала рукой на лавку, где действительно было постелено, да не просто так, а с кучей самодельных подушек, для мягкости.

- Я... я так рад. Серьёзно. В смысле, меня и раньше кормили, и раньше всё было такое, но...

Человек не мог объяснить, потому что не находил слов, а сказать он хотел, что приятной была баня, сладкой была еда, такой милой была хозяйка и уж спать тут, наверняка, будет особенно мягко. Но он не мог. Возможно потому что не мог вообще, а может быть потому что слишком уж был сонный. Он лёг на лавку, накрылся полотнищем и погрузился в дрёму.

Женщина начала прибирать. Она скинула кости в отдельную ёмкость и вынесла её за порог.

- Спишь ли?

Человек угукнул, потому что не уснул окончательно.

Женщина улыбнулась и продолжила уборку, вытерла со стола, собрала деревянные тарелки.

- Спишь ли, дружочек?

- Не сплю, живу...

Она успела закинуть дров в печку и закрыть её заслонкой, и даже надраить тарелки и котлы, полностью закончив уборку, даже сдвинуть стол в сторонку успела, прежде чем на её вопрос:

- А теперь спишь? - человек не ответил

Она подошла к нему и посмотрела. Покачала головой, недовольная, чмокнула губами, провела по ним языком и мягко, неощущаемо поцеловала человека сначала в лоб, а потом в губы.

Её удовлетворило почувствованное

Поэтому она отошла к печке и достала из-за неё кривой, старый кинжал.

Подошла к человеку. Примерилась. Ударила его кинжалом в грудь. Прямо в сердце.

Как только горячая кровь капнула на пол избушки, та затряслась и задрожала, затрещало дерево, что-то вокруг ухнуло и гукнуло, застучали друг о друга тарелки и избушка словно бы выросла вверх, но ненамного. Потому что на самом деле она не выросла, а просто распрямила ноги, тощие, костлявые, куриные.

Женщина, достав из-за печки теперь уже топор, начала разделывать человека.

На этом его история закончилась.

Три-точка-один: когда человек ушёл из дома, целиком и полностью про его отца