Любовь и ревность. Хроники

От горьких дум его отвлек свисток чайника. Привычно ссутулившись, Миша побрел на кухню. Налив в кружку жидкой заварки, залил ее кипятком. В большой эмалированной кастрюле, заменявшей им с матерью хлебницу, нашелся кусок слегка зачерствевшего батона. Намазав его маргарином (сливочное масло в их доме водилось куда реже портвейна), Миша заглянул в сахарницу – пусто. Лишь небольшие желтоватые наплывы на пластмассовых стенках – следы от посещения сахарницы мокрой ложки. Чертыхнувшись, подросток прошел в прихожую, у него в куртке должны были остаться несколько конфет – карамель подушечки без фантиков, с начинкой из повидла. Эти дешевые конфеты он купил вчера в коммерческой палатке, для одного веселого развлечения. Губы его растянулись в довольной ухмылке, когда рука нащупала в кармане несколько слипшихся карамелек.

Часто, проходя мимо Дома малютки, подросток иногда видел, как жадно эти едва ковыляющие карапузы набрасываются на редкие гостинцы от сердобольных прохожих – чаще пожилых женщин. Купив на случайные деньги сто пятьдесят грамм «дулькиной радости» (так называла эти карамельки его мать), Миша целенаправленно направился к детскому приюту. Дождавшись, когда малюток вывели погулять, и пожилая воспитательница увлеклась вязанием, пригревшись на мартовском солнышке, подросток начал швырять малышам по две-три конфетки прямо в подтаявшее снежное крошево. Пока воспитательница не среагировала на писк и возню своих подопечных, Миша вволю натешился, наблюдая как эти недотепы, толкая друг друга и пища, выкапывали из грязного снега карамельки, засовывая их себе в рот вместе со снегом. Не обошлось без драки и слез – ну, прямо зверьки! Убегая под возмущенные крики старушки, Миша вчера пожалел, что его забаву грубо прервали, а смотри-ка, конфетки самому пригодились.

Уже выходя из дому, Миша наткнулся на лист бумаги, прилепленного кусочком жвачки к дверце одежного шкафа. На нем почерком матери было нацарапано: «Мишаня, сыночек, прости дорогой, что ничего не сготовила к завтраку. Вечером будет что-нибудь вкусненькое. Обещаю. Мама». Подросток в раздражении сорвал листок, смял его и бросил в угол. Он много раз уже просил не называть его Мишаней, ему и кличку на улице приклеили с ее подачи – «Масяня». Да и в подобные обещания он категорически не верил, раз появятся деньги, значит, вечером напьется и может привести своих дружков-алкашей.

В школу Миша ходил как на каторгу. Учиться он не любил, способностей к учебе у него не было, но двойки получать боялся – ругались классный руководитель, завуч и мать. Зубрить уроки тоже не хотел – не дай Бог в хорошисты или отличники попадешь, которых демонстративно презирала школьная шпана. Шпану Миша боялся даже больше, чем завуча. Друзей у него в классе не было – застенчивый с детства, бедно одетый паренек, без особых талантов, он не вызвал интереса у сверстников. С первого класса он стал главным объектом для насмешек и издевательств у более смелых и более сытых одноклассников. С самого начала он не смог дать отпора сверстникам, а потому был «записан» в классные «чморики». Он уже смирился с этой ролью, мечтая поскорее как-нибудь окончить школу и уехать куда-нибудь подальше – «начать новую жизнь». Эту «новую жизнь» он пока представлял себе смутно, но твердо был уверен, что в этой жизни не будет пьяной матери, будет уважение окружающих и, обязательно, много денег.

Отсидев три урока, почти без приключений, перед четвертым Миша пошел к классному руководителю. На следующем уроке, геометрии, учитель грозился вызвать его к доске. Тему Миша не понял, как ни старался вчитываться в учебник, а значит, двойка была неизбежна, как восход солнца. Просто сбежать с уроков он побоялся, поэтому решил отпроситься у «классной». Жанна Геннадиевна сидела в учительской за своим обычным столом. Напустив на себя печально-озабоченный вид, подросток жалостливым голосом заскулил:

– Жанна Геннадьна, можно мне уйти с уроков?

– А что стряслось, Сотников?

– Счас Мельник… Ну, Саня Мельников, который во вторую смену учится, из седьмого бэ, мне сказал, что видел мать пьяную, на Мясницкой, у чепка… Надо ее домой отвести, пока в мент… милицию не забрали. На сутки же закроют и деньги отберут, которые не пропила…

Учительница болезненно сморщилась. Да и все присутствующие учителя сочувственно посмотрели на паренька – Галина, мать паренька, была известной личностью в микрорайоне. Ее осуждали и жалели одновременно. Жанна Геннадиевна внимательно всмотрелась в подростка. Годы работы в школе приучили ее с осторожностью относиться к словам детей, особенно подростков. Нет, похоже, не врет – столько муки и боли было в глазах ученика («только бы отпустила!»):

– А справишься, Миша?

– Ой! Да не впервой, поди! – воспрянул духом тот, – Она у меня не тяжелая, спасибо, Жанна Геннадьна!

 Миша начал задом пятится к выходу, на самом деле, чуть не плача. Учительница лишь махнула рукой, не в силах произнести ни слова, от, перехватившего горло, спазма. Через пару минут Миша был уже на школьном дворе, на ходу застегивая куртку – если за ним смотрят в окно, ему следовало изображать заботливого сына, торопящегося на выручку матери. Лишь свернув в переулок, подросток замедлил шаг. Куда теперь? Может и правда дойти до закусочной? А, да ладно, кто его там увидит? Мысленно махнув на все рукой, Миша двинулся в сторону рынка. Там было проще и интереснее убить время, к тому же не исключалась возможность случайной наживы.

Рынок в будничный день не был оживленным местом, но кое-что интересное там можно было найти всегда. Например, горсть жареных семечек у задремавшей на весеннем солнышке старушки, или вытаявшие металлические монеты, насыпанные народом за зиму, только внимательно смотри под ноги. Сегодня даже удалось стащить жареный пирожок с картошкой. Пока торопливо дожевывал нечаянную добычу, спрятавшись за торговую палатку, видел, как ловкий карманный воришка, щипач, освободил от толстого кошелька карман зазевавшегося покупателя. Стало откровенно завидно – мальчишка моложе его, а уже такие деньжищи добывал! Случилась и неприятность – нарвался на поселковых пацанов. Будь он со своей обычной компанией, поселковых бы прогнали с чужой территории. А так, воспользовавшись численным превосходством (хоть Миша и не был бойцом, а все же приятнее было думать именно так) его завели за палатки, выгребли из карманов собранную мелочь и надавали тумаков. Несильно, но все равно, обидно. На прощание рыжий парень по кличке Жареный, передал послание для Серого (поселковые звали его, почему-то, Сирым) от Замка (поселковый авторитет). Замок требовал каких-то посылок, ссылаясь на некую договоренность. Ничего не поняв, Миша, понуро шмыгая носом, пообещал все передать Серому.

Досадуя на потерю денег (честно заработанных), Миша отправился домой. Пора было «возвращаться из школы», да и есть очень хотелось. Дома, однако, поесть было нечего. Лишь недоеденный с утра батон с маргарином и жиденький чай, уже без конфет. Можно, конечно, было сварить немного макарон, но он решил оставить их на вечер. На тот случай, если мать обманет с «чем-нибудь вкусненьким». Он уже знал, как мучительно засыпать на голодный желудок. Верить же матери Миша перестал уже давно. Кое-как полистав учебники и посидев минут пятнадцать над задачей по физике (так и не разобравшись с ее решением), Миша устроился на диване, перед телевизором. Без особого интереса попереключал программы, мыслями уже, будучи на улице. Сегодня вечером он увидит Катю. Эта мысль теплой волной согревала душу подростка, и он с блаженной улыбкой на устах смотрел криминальные новости. С экрана рекой текла человеческая кровь, превращались в груду бесформенного железа, сталкиваясь между собой и переворачиваясь на полном ходу автомобили, горели здания…

Часть 2

На обычном месте сбора, возле углового подъезда соседней пятиэтажки, практически никого и не было. Лишь увлеченно мутузили друг друга на скамейке близнецы Шомики, да за стенкой, разделяющей вход в подъезд и мусоропровод, украдкой курила Ленка. Шомики были моложе Миши на год, шумны, задиристы, и общались чаще друг с другом, чем с окружающими. Кто из них Шамиль, а кто Шавкат, достоверно известно не было. Они не возражали, если их путали и оба охотно откликались на имя Шом. Вяло поздоровавшись с ними, Миша с ногами взобрался на скамейку и, нахохлившись, приготовился ждать. Лена, подружка Серого, его не интересовала, как и остальные члены их компании. Сегодня он ждал Катю – свою «тайную» страсть. О его влюбленности в эту самую красивую девушку из их компании догадывались все, хотя Миша никогда не делал Кате явных знаков внимания. Просто в ее присутствии он превращался в магнитную стрелку, для которой «Север» был там, где Катя. Самое большое, что он позволял себе – улыбаться во весь рот, если она к нему обращалась.