Современная африканская новелла

Когда рабочие расходились по домам, папаша Квеси был необычно молчалив.

Он, папаша Квеси, всегда был себе на уме. Одна из главных заповедей его жизни гласила: «Белые — плохие люди. Остерегайся белых людей. Белые не любят африканцев».

— Да что возьмешь с этого попрошайки! — стали последнее время говорить про него некоторые истинные христиане.

— Никудышный человек, — добавляли при этом старые деревенские матроны…

Так продолжалось до тех пор, пока — примерно через три недели — вблизи палат нашего вождя не была воздвигнута изящная церковка. И все те, кто оказался вовлеченным в ее строительство, как говорится, «физически или морально», были одарены преподобным Томасом памятными подарочками или специальными удостоверениями, подтверждающими участие данного лица в благородном деле.

Вот так и образовалась в Симпе первая христианская община.

Службы в церкви привлекали много верующих, и церковные сборы вскоре стали обнадеживающими.

Через два месяца в Симпе появились еще двое облаченных в мантии белых. На очередной воскресной проповеди преподобный Томас представил их общине как своих коллег миссионеров.

Велика же была радость людей Симпы сознавать, что в их родной деревне впервые за всю ее историю поселилось сразу трое таких выдающихся святых отцов.

На следующий день после прибытия коллег преподобный Томас стал добиваться у вождя разрешения для себя и для них посетить верховья реки Симпы, где им надлежит вознести особые молитвы к богу.

Он просил при этом — дабы никто не помешал их общению с всевышним — предупредить людей Симпы, чтобы они в течение всей «недели молитв» держались подальше от места временного уединения священников.

Вождь незамедлительно передал соответствующее распоряжение своим подданным, а сам решил — из солидарности со святыми отцами — объявить голодовку, или, другими словами, религиозный пост на всю «неделю молитв».

Услышав приказание держаться подальше, наш пьянчужка папаша Квеси взбунтовался и заявил, что в этой истории что-то не чисто. И, не удовлетворенный публичными заявлениями на этот счет, он решил выследить священников, чтобы самому убедиться, как они общаются со своим богом.

На третий день «недели молитв» папаша Квеси отправился в лес, на берег реки, и спрятался недалеко от святых отцов, стараясь оставаться незамеченным.

Что он там подглядел — не известно, а только папаша Квеси быстро выбрался из своего укрытия и, недолго думая, помчался прямо в деревню.

Первую остановку папаша Квеси сделал, конечно, в нашем питейном заведении — «Пальм-баре», где подавали только пальмовое вино и куда люди собирались выпить и узнать, что нового пишут в газетах.

Папаша Квеси рассказал публике, что священники отнюдь не молятся, как они об этом объявили во всеуслышание, а выкапывают что-то со дна реки.

По его мнению, они достают не что-нибудь там такое, а настоящие драгоценности…

— О Квеси! — воскликнула мамаша Адвоа. — Подумай, что ты говоришь…

Один из завсегдатаев бара до того раздосадовался, что не замедлил отправиться к вождю, совершающему подвиг благочестия, и доложить ему о богохульном поведении Квеси.

— Доставить его сюда! — приказал вождь. — Это государственная измена! — Государственная измена в Симпе каралась двенадцатью палочными ударами.

Папаша Квеси был препровожден в палаты вождя и допрошен с пристрастием — то есть его заставили поклясться самой великой клятвой, что он действительно видел то, о чем говорит.

Без всяких колебаний папаша Квеси поклялся точно так, как его просили, и добавил после клятвы, что готов сейчас же идти на то самое место вкупе со всеми фомами неверующими — пусть своими глазами убедятся в его правоте…

— Белые — нехорошие люди… — заикнулся было Кофи, но тут же был одернут вождем и его супругой.

Прогулка к истокам реки не обошлась без происшествий. Постящийся старый вождь, обескураженный более других, трижды спотыкался и падал на тропе.

Папаша Квеси то и дело отрывался от честной компании и где-то в закоулках лесной тропы ухитрялся глотнуть разок-другой пальмового вина, несмотря на неудовольствие и даже оскорбления со стороны остальных участников экспедиции.

Не доходя всего нескольких ярдов до назначенного места, благочестивые прихожане Симпы услышали голоса священников. Но полноте! Люди ожидали услышать могущественные и непонятные слова молитвы, а вместо этого до них доносилась какая-то легкомысленная болтовня, а то и просто смех. Неверным шагом приближались они к месту уединения святых отцов, а те ни о чем не подозревали…

И что же увидели люди?

Миссионеры вымывали из речного грунта бриллианты…

Да, да, те самые бриллианты, которые в свое время таинственным образом исчезли из сокровищ вождя.

Опанин Симпа, который умер двадцать лет назад, не зря объявил перед смертью: белый человек, который похитил его драгоценности, был освобожден, представ перед судом в городе, и выслан за пределы страны, хотя…

…Двоим и на этот раз удалось скрыться. А преподобного Майкла Томаса через некоторое время судили в городе и приговорили к двенадцати месяцам тюремного заключения.

Что касается бриллиантов, то они были проданы, и вырученные за них деньги пошли на «развитие» Симпы. В работы «по развитию» была, конечно, включена постройка нового «Пальм-бара» для нужд папаши Квеси, человека, который спас драгоценности и приумножил тем самым благосостояние родной деревни.

Кристина АМА АТА АЙДОО

(Гана)

ВСЯКАЯ РАБОТА ЕСТЬ РАБОТА…

Ну так вот, родичи. Доведется вам поехать в Аккру, посоветуют вам сойти с автобуса на Центральной площади, послушайтесь доброго совета. Да только… Даже и не знаю, как вам объяснить…

Неужто все эти люди, что снуют туда и обратно по улице, простые смертные? Неужто все эти машины можно купить на деньги?

Но хватит попусту отнимать у вас время. Сошел я неподалеку от площади, глядь, а сумки-то моей нет. Побрел дальше, а сам глаз от земли не могу поднять. И не спрашивайте почему. Только подниму — голова идет кругом: машины, машины, одна за другой, одна за другой… А остановишься — еще хуже… Будто и нет на свете ничего, кроме машин. Да, много чудного в тех краях, родичи мои.

Встал я прямо перед площадью и простоял там очень долго. Вдруг вижу, мимо грузовик едет. Я возьми и попроси шофера остановиться. Он притормозил.

«Куда тебе?» — спрашивает.

«В Мампроби», — говорю.

«Залезай!» — кричит, а сам сразу трогает. Да-а. Еле-еле успел вскочить, чуть не свалился. Едем это мы мимо какой-то штуковины — похожа на большой кувшин и стоит на огромной-преогромной деревянной подставке, — и так уж мне захотелось разглядеть ее как следует. Дуайо потом рассказывал, что она выбрасывает воду вверх, прямо в воздух… Но куда там! Шофер всю дорогу разговаривал со мной, так мне и не удалось посмотреть ее толком. Он сказал, что едет не в Мампроби, а на станцию, но там я смогу пересесть на другой грузовик, а уж тот довезет меня прямиком до Мампроби…

Так оно и вышло, не обманул он меня. Только мы приехали на станцию, слышу, водитель другого грузовика кричит: «Кому в Мампроби! Кому в Мампроби!» А в половине третьего я уже стучался в дверь к Дуайо. Подождал совсем немного, и дверь отворилась. Представляете, он спал, спал без задних ног, и это днем-то, в субботу! «Вот ведь, находят же люди время поспать днем, да еще в субботу», — подумал я про себя. Мы сердечно обнялись. Сказать по правде, Дуайо устроился совсем неплохо. Мать его Нседуа счастливая женщина.

Почему так получается: одним везет со школой, а другим нет? Ведь ходила же наша Манса в школу вместе с Дуайо? Вот в эту самую школу, в которую я хожу. За какие такие наши грехи с нами такое случилось: взяла да и бросила школу?

Ну да ладно, слушайте дальше. Так вот, Дуайо устроился совсем неплохо. В комнате красивая мебель, правда, сама комната ну прямо крошечная. Я спросил почему, и он объяснил, что ему еще повезло — даже такую никудышную клетушку снять в городе непросто. Уж очень трудно найти там жилье…