Парадоксия: дневник хищницы

Он добрался до выхода и вылетел наружу, вопя, что его убивают. Обломав тем самым весь кайф Джону с Йоко, которым только что вставило героином. Это была последняя капля. Нельзя мешать людям оттягиваться. Назавтра они попросили меня освободить помещение. Я сказала, что постараюсь убраться до понедельника.

Я соврала.

5

Решила пошляться по даунтауну. Тогда еще южная сторона Канала была ничейной землей. Это сейчас ее всю застроили дорогущими ресторанами и жилыми домами с видом на реку, где квартиры стоят под миллион. А тогда там обитали бедные художники, которые почти ничего не платили за свои комнаты в обветшавших полуразвалившихся зданиях — и с наступлением темноты эта часть города вымирала. Мне показалось, что это вполне подходящее место для поисков. С чего-то же надо начинать. Я знала парочку музыкантов, которые снимали студию для репетиций — голые стены и крыша над головой — в паре кварталов от реки Гудзон. Решила пройтись по округе — а вдруг что и получится.

Здание рядом с их студией пустовало. Четырехэтажная коробка, еще довоенной постройки. Когда-то там был магазин, надо думать. Первый этаж — сплошь витрины. Высотой в десять футов. Я расчистила на грязном стекле маленькое смотровое окошко и заглянула внутрь. Пустое пространство, затянутое паутиной. Здание стояло заброшенным не один год. На втором этаже — потускневшая вывеска с адресом и телефоном. Решила сэкономить четвертак. Домовладелец жил рядом. Всего-то пару кварталов пройти.

Лендлорд оказался отошедшим от дел тучным евреем с болезненной отдышкой. Уже собирался домой на Айленд на выходные. Перехватила его в дверях. Обратилась к нему с пламенной речью. Сказала, что видела объявление; что попробую там убраться, помогу ему привести здание в божеский вид. Может быть, даже найду ему потенциальных клиентов, которым захочется снять у него помещение. Но даже если я никого не найдк сама, если в доме уже будет занято несколько этажей, то и клиентов найти будет проще. Бизнес тянется к бизнесу. Мое присутствие в здании определенно должно возбудить интерес. Может быть, он меня пустит «на пробу», без договора об аренде — а там посмотрим. Все равно здание простаивает впустую, только пыль собирает — не ренту. Может быть, я смогу как-то это исправить. К нашей взаимной выгоде. Он купился.

Я его уговорила впустить меня пока бесплатно. Он сказал мне прийти в понедельник. Забрать ключи. И еще сказал, чтобы я захватила фонарик — электричество там отключили еще в год убийства Кеннеди.

Величественный монумент запустению в четыре этажа. Только голые стены и колонны-подпорки. По периметру третьего этажа тянулся узкий железный балкончик — все это напоминало варьете со стриптизом. На проржавелых винтовых лестницах, уводивших на чердак, зияли громадные дыры на месте отсутствующих ступеней.

На чердаке — низко стелящиеся клубы пыли в крапинках тусклого света, что сочился сквозь дыры в крыше. Второй этаж был лишен всяких индивидуальных черт. Огромное пустое пространство, когда использовавшееся под склад. Первый этаж, который я выбрала для себя, состоял из двух больших комнат с витринами-окнами во всю стену. В этих витринах я собиралась устроить эксцентричные композиции из всякого мусора, нарытого по окрестным помойкам, сломанных манекенов, сухих цветов и старой обуви. Кто-нибудь из прохожих обязательно поинтересуется, что здесь такое — клуб, магазин или бордель.

Подвал оказался настоящей сокровищницей. Там стоял древний печатный пресс, которым в последний раз пользовались, наверное, еще во времена Депрессии. Детали валялись повсюду, литеры, разбросанные по полу, складывались в странные хайку. По углам громоздились стопки старых газет — в спячке под коркой из грязи, и пыли, и обсыпавшейся штукатурки. Можно было часами сидеть — разбирать наугад заголовки или играть в одиночный скраббл. В самом дальнем конце подвала была маленькая железная дверь на изъеденных ржавчиной петлях. Луч фонарика высветил мрачные катакомбы, протянувшиеся вперед и чуть вбок футов так на пятнадцать. Темные сумрачные гробницы высотой футов в пять, выложенные сырым кирпичом, сочившимся грязной водой из проржавелых труб. Мне представились застенки Инквизиции: женщины в лохмотьях, окровавленные и избитые, заключенные по обвинению в ереси и колдовстве. Их пытали, держали в цепях и морили голодом. сами не верили. Их кандалы давно уже рассыпались ржавой пылью. Их скорбные крики заглушены мягкой ладонью времени, чьи костлявые пальцы нацарапали страшные тайны на грязном полу. Это было волшебно.

Во всяком случае, я распрощалась с 24-й стрит. А то эти хиппи уже стали меня доставать. Надоело общаться с обдолбанными идиотами. Они аж позеленели, когда я сообщила, что у меня теперь целое здание — в моем полном распоряжении. Познакомилась с народом из соседнего дома. Пустила в ход грубую лесть. В итоге они разрешили мне периодически приходить мыться. В моем здании водопровод не работал уже лет десять. Еще мы с ними договорились, что я им плачу десять долларов в месяц — и провожу от них электричество. Теперь у меня в центре комнаты висят две голых шестидесяти ваттных лампочки. Я знаю: зимой мне здесь не продержаться. Но до зимы еще далеко.

Я уже предвкушала, как буду проводить время: цеплять молоденьких мальчиков, приводить их к себе, чтобы провести ночь, а на утро — вышвыривать, на фиг, за дверь. Буду такой умудренной растленной мадам для толпы четырнадцати-пятнадцатилетних почти что девственников, чье целомудрие будет навеки запятнано и поругано — мной. Буду их развращать в меру сил, пить по капельке от их душ — в обмен на их первую настоящую еблю. Буду прихлебывать их энергию, как ненасытный вампир-кровосос, чей голод навечно неутолим. В их истории я останусь страницей, навсегда заложенной закладкой, в моей истории они будут лишь сносками мелким шрифтом.

Вспоминаю одно жаркое воскресное утро. Мальчик четырнадцати лет. Прощальный перепихон прямо на тротуаре перед витринами. И двое приятелей моего счастливчика — стоят на той стороне, смотрят на нас и дрочат. Ссадины на коленях не заживали недели три.

6

Устроилась официанткой в "Салун «Дикий Запад», убогий, но модный стрип-бар в Среднем Манхэттене. Разношу там коктейли, чтобы как-то сводить концы с концами. По-прежнему ничего не плачу за жилье, но мне надо на что-то кушать. Танцовщицы — весьма разношерстная компания из студенток, матерей-одиночек, учительниц на замене, джанки, экс-джанки и просто девчонок, которым претит высиживать на «нормальной» работе от звонка до звонка. Все так или иначе занимаются обеспечения досуга для взрослых — кто как любитель, а кто и на профессиональной основе. Я сама, как говорится, просто погулять вышла, но если мне подворачивается возможность надыбать денежку, я ее не упускаю.

Большинство женщин-танцовщиц не держится и трех дней. Две-три недели — это считается уже долго. Я устроилась на полставки, когда стало совсем уже туго. В округе полно мест получше. Но там требовали удостоверение личности. А мне еще не было восемнадцати. У меня было несколько «постоянных клиентов», которые платили хорошие деньги, чтобы я им потихоньку сдрачивала под столом. Всего и делов-то — на две минуты. Вполне терпимо. Я даже не напрягалась на непристойные замечания и периодические шлепки по заднице со стороны начальства — чисто из жалости пополам с отвращением.

Я страстно влюбилась в барменшу. Крутую мужеподобную бабу-ирландку по имени Джуди. Мы с ней такое творили на пару, обслуживая похотливых раскормленных дядечек. Одна усаживалась на клиента верхом, другая совала свою аппетитную задницу ему в морду. Мы целовались взасос, кусая друг друга за языки, чтобы не рассмеяться.

Середина недели. Работы немного. Я всегда беру смены после обеда. Хотя они не такие прибыльные, как вечерние, мне нужно, чтобы вечера были свободны. Одна из танцовщиц притащила марочки с кислотой — по три бакса за штуку. Купила две. Сразу же заглотила. Ждала прихода. К шести вечера так и не ставило. Похоже, меня наебали.