Вибратор (Vibrator)

Ну, может, и так. А все же…

Пытаюсь подойти к кассе.

Эй, как насчет мороженого?

Тот же голос.

Насчет мороженого? Этот голос проявляется реже всех. И почти никогда – в одиночестве, в тишине.

– Мороженое-мороженое, – бормочу себе под нос и, как марионетка на веревочках, тащусь в нужном направлении. В мою сторону из самого дальнего конца зала, от холодильника, где хранится мороженое, движется мужчина.

На нем ореховый в полоску комбинезон, штаны свободно заправлены в темно-синие, отделанные желтым сапоги. Сапоги – резиновые. Снег пошел совсем недавно, время – к полуночи, да и вообще мы в Токио или где? Странно он одет. Прямо как рыбак. Но мне нравится, как он выглядит. Широкая грудь. Литые, чуть покатые плечи. Красивая грудь. И волосы красивые. Совершенно прямые, а челка – чуть длинноватая. Челка, кажется, чуть вьется, потому что надо лбом волосы растут немножко вверх и только потом, опускаясь, естественно и легко разделяются на две половины. Шея переходит в плечи довольно изящно. Мускулы на груди аж комбинезон распирают. Вот разве что уж слишком высок!

Создания, живущие у меня внутри, ровно разом с ума посходили. Рот что-то наполняет. Не вдруг понимаю – это слюна. В последнее время у моей слюны – постоянный кисловатый привкус, я уж и забыла, какова она на вкус ощущалась, когда еще чистой была. Пульс ускорился.

Голоса совсем взбесились.

Но подобно столбу бессчетных воздушных пузырьков, что поднимаются порой со дна моря на поверхность, они перемешались, переплелись, и невозможно стало понять, что пытается сказать каждый голос в отдельности. Все равно что прислушиваться к смеху и голосам, доносящимся из-за стены, прислушиваться к шуму толпы в соседней комнате, когда ясно слышно, что люди там разговаривают, но никак не разобрать слов. Ну, давайте скажите что-нибудь путное, начните болтать и переругиваться, как обычно, давайте же! Позволяю своему сознанию нырнуть глубже и пытаюсь выудить какой-нибудь из голосов из общего шума – да не важно какой, мне любой подойдет, – и тут совершенно неожиданно все они разом принимаются метаться у меня внутри и вопить, словно их режут. Будто взрываются звуком – столько информации одновременно, что уловить в ней какой-нибудь смысл невозможно. Чувствую – я задыхаюсь, застонать – и то сил нет. На секунду пересушенная кожа увлажняется – блаженное ощущение. Возможно, это голоса прорвались наверх и покровом окутали все мое тело?

Есть хочу.

Голоса были, а звуков – не было. Послание – яростная масса осмысленных слов – передавалось напрямую, в каждую частицу каждой клеточки моего тела.

Я есть хочу. Кушать, кушать хочу. Я есть хочу!

Но это – уже я, я – и никто другой, мое и только мое желание. Голоса превратились в нечто, покрывшее все мое тело. Оценивающе оглядываю подходящего мужчину. Голоса исчезли, внутри меня теперь царит полная тишина, там теперь совсем пусто, и что-то, не владеющее даром речи, трепещет трусливо в этой пустоте.

Прислушиваясь отныне лишь к поверхности своей кожи, я ищу глазами глаза мужчины. Слегка поднапрягшись, пытаюсь сконцентрировать во взгляде всю энергию своего тела. И тогда – на клочке пространства, которое можно охватить взором, прищурившись, – фактура воздуха изменяется, плотность его многократно возрастает, и тонкая гибкая нить, подобная струне, протягивается от меня к мужчине. Он принимает ее взглядом. Чуть вздергивает подбородок, демонстрируя, что получил мой сигнал, и тоже слегка напрягается – точь-в-точь как я. Струна уплотнившегося воздуха стремительно протягивается уже от него в мою сторону, мгновение – и мы накрепко связаны меж собою, и тогда – именно в этот миг – меня с ног до головы пробирает отчаянная дрожь.

Понятия не имею, что происходит. Я даже говорить не могу, единственный звук, что удается выдавить из горла, – всхлип, с которым я втягиваю воздух. Пульс учащается. Первая приходящая на ум мысль – это землетрясение. Прикрываю голову руками. Осматриваюсь. Во мне, вовне все яростно трясется, однако вокруг – никакой паники. Зал магазина по-прежнему залит светом. Люди читают журналы. Мужчина пристально глядит прямо на меня, он совершенно спокоен.

Это вибрирует мобильник у меня в кармане!

Когда я осознаю это, требуется какое-то время, чтобы вернуться в реальность. Интересно, как удалось мужчине перехватить контроль над моим телефоном? Что вообще происходит?

Этого просто не может быть.

Какого черта? Какого черта? Какого черта?!

Чуть наклоняюсь. Мужчина в упор смотрит на то место, откуда исходит вибрация.

Невозможно. Не может быть.

Господи боже мой, да это ж смерть мозга! Смерть мозга – единственная причина, по которой мне могут звонить так поздно ночью! Снова становлюсь журналистом. Я давно подумываю написать статью о смерти мозга и трансплантации органов – вот и попросила больницу связаться со мной, как только поступит подходящий пациент, в любое время суток. Недавно появилась технология, позволяющая предотвратить смерть мозга, – технология, срабатывающая на сто процентов. Она называется «гипотермическая терапия». Если понизить температуру человеческого тела, можно увеличить время, которое требуется, чтобы мозг перестал функционировать. Единственная сложность: если поддерживать низкую температуру слишком долго, в остальных органах тела начинается некроз. Нужен высокий профессионализм и огромный опыт, чтобы определить точный момент, когда будет достигнут необходимый баланс. Впрочем, это – не особо новая информация. Лично меня заинтересовало другое: больница, на всю страну известная своей гипотермической терапией, теперь лидирует также и в области трансплантации органов. Другими словами, с одной стороны – доктора, из последних сил старающиеся вытащить больного буквально с той стороны, а с другой – пациенты, чья единственная надежда на выживание – скорая смерть другого человека. Я собиралась провести глубокое, детальное исследование драмы, суть которой – конфликт между этими двумя взаимоисключающими ситуациями. Что случилось? Состояние кого-то из пациентов, с кем я уже встречалась, стало критическим? Или в больницу только что поступил новый?

Мне надо ответить. Я должна ехать. Мне надо ответить. Я должна ехать. Повторяю эти слова как заклинание, но сама будто парализована, тело отказывается двигаться. Смерть мозга. Может, вот так ее и ощущаешь? Тело – живое, по-прежнему теплое, сохраняет все функции, но команды не передаются по назначению, конечности холодеют, контролировать температуру тела невозможно, дрожь, судороги, нарушения перистальтики, глаза закатываются, дыхание почти прекращается, мускулы сокращаются совершенно бессознательно, нельзя скоординировать собственные движения.

Мужчина все приближается, но я не в силах сделать даже шаг ему навстречу. Мобильник провибрировал, с той минуты как я стала считать… и замер, когда мужчина поравнялся со мной. Кровь по-прежнему стремительно бежит по моему телу, но мысли наконец-то спустились на относительно твердую поверхность. Где-то в глубочайших глубинах моего содрогающегося от тока крови тела есть место, недоступное для движения. Что же это за место? Существует только мое тело, здесь и сейчас тело мое – это я. Во мне – метр пятьдесят восемь росту, ну, самое большее – метр пятьдесят девять, но место это – словно на сотни, сотни миль внизу. Мужчина проходит мимо, задев ладонью тыльную сторону моей руки. Ладонь его – чуть влажная. Очень теплая. А мне холодно. Ощущаю его руку целиком – даже грубость капиллярных линий на его ладони. Слышу шорох, что издали, соприкоснувшись, рукава наших курток – два разных материала. Но не могу взглянуть ни на наши руки, ни на наши куртки. Ничто во мне не способно двинуться. Он еще всего лишь на шаг от меня, а я уже забыла, каким был этот шорох. Мучительно, до смерти хочется обернуться, но я не в силах пошевелиться, не в силах заставить себя пошевелиться. В воздухе еще остался запах его волос. Что за шампунь? Мне нравится, как он пахнет.

Слышу звук влажной резины, с которым подошвы его сапог, чуть скользя, соприкасаются с линолеумом пола. Невероятный звук удаляющихся шагов…