Преображения

Четырехрукий темнокожий человек увидел среди многоликих созданий женщин своего вида: антропоморфных. Некоторые из них предавались оргиями, другие набивали желудки мясцом единорога или детей. Большая часть из них просто пряталась. Их инстинкт привел сюда для бурных сношений и неминуемой черной погибели в тяжелейших муках. Так погибали все жители Сада.

Темнокожий удерживал самку стылыми пальками двух правых рук от возможного побега. Волос ее лобка сколопендрой убегал в промежность. Один из двух бугорчатых членов вошел в лоно, второй уткнулся в анус. Двумя руками он рвал ей волосы. Члены прыгали в лиловых полостях. Он держал ее на весу, тело тряслось в ознобе. Ноги вяло болтались. Бугры членов терли наждаком нежную кожу. Самка пыталась кусаться. Но после того как он один раз стукнул своим крепким синюшным лбом по ее лицу, она стала харкать кровью и затихла. Нижний член кончил в анал, бледно-песочная жидкость потекла из задницы. Второй еще не опорожнялся. Две пары яичек свисали ниже пыльных ляжек. Их маятник остановил свое раскачивание после успокоительных спазмов верхнего члена.

Темнокожий расслабленно сел. Его костлявые ягодицы зарылись в теплый перегной. В нем было скрыто обиталище губоногих многоножек. Медно-рыжие насекомые атаковали клоаку четырехрукого. Кусали его ядовитыми ногочелюстями с коготками. Перегной земляных ходов сменился рассветом прямой кишки. Съежившиеся орехи мошонки вызвали смех у женщины. Она сидела и мастурбировала, растирая следы менструации и грубого слияния. Страждала вновь слиться с ним, но четырехрукий валялся скошенным отравой многоножек.

Кожаная пластина остановилась перед женщиной. Та с наслаждением указательным и средним пальцем теребила клитор. Она стонала и кряхтела. Ее глаза застлала темная мембрана оргазма. К двум пальцам присоединились безымянный и мизинец. Они стали дико массировать гениталии. Пластина упала на четырехрукого. Контуры его тела стали оставлять вмятины на ней. Дымчатая пена искупала темнокожего. С него слазила кожа, отваливались мышцы, и рушился скелет. Вся эта влажная мясистая рухлядь была поглощена без остатка.

Женщина в страхе сбежала и попала в объятья сиамских близнецов. Их безглазые лица довольно усмехались. Фаллосы, почуяв добычу, напряглись. В нишу ее вульвы ворвались муди, пылавшие от желания. Маска боли и услады врезалась в ее личико.

Кожная пластина, отведав чудное фрикасе, покатилось за беглянкой. Мироточившие слитки пластины накрыли мантией сиамских близнецов. Из их пустых глазниц заслезоточило, жжение кислоты занавеса из плоти выжало из них отчаянный вопль. Весь студень их тел был пожран.

Беглянка, сдирая кожу ног об угловатые корни, задела брюхоногий рот. Этот увалень, увлеченный её филейными частями, зауркал, перебирая десятью короткими ножками. Его фаллос расцвел тюльпаном. Смердя полукружьем многочисленных анальных дыр, он выпускал из них кашицу черного гавница, смоченного в илистой моче. Эти помои стекали по мелкой чешуе. Его корень предвкушал услады в опочивальне из женской плоти.

Он нашел ее уставшей у лужи кислых опарышей. Ее рвало. Когда его молотообразный орган рвал вагину, женщина не издала ни звука. Залитая дерьмом его глубоких пор, щурилась, как подслеповатая крыса. Мягкая брынза женских чресел глотала гранатовые яйца, поступающие мантрой из члена. В них находились зародыши-паразиты, когда они проголодаются, то трусливые лабиринты кишок станут для них главным провиантом. Шанкры мошонки оплыли мешковиной. Глазенки искрились сверхновыми. Настой из экскрементов залил ей глотку, сернистое семяизвержение законопатило пиздицу.

Вся в копровице она побрела сквозь джунгли. Ее съел нетопырь, его же слопал оборотень, потрахав ушастую раковину его брюшины.

Мрамор семени на глазах пораженных глаукомой. Его вытирает лапище. Тлеющая головня выскользнула из раскуроченной ямы. Коитус продолжился: у этой колоколотелой было три манды. Приапистый член спорыньей дудел в тупиках спелеологического карста. На эту телесную систему залаял пуделек, лакая пролившуюся бацилльную блевоту. Дубина, хлещущего жирным млеком фаллоса, ухнула псинку к ноздреватому гумусу.

Отростки вульвы втянули в себя член и стали его доить, насыщая нутряную катакомбу. Глазурное тело ебаря являло собой трагедию из хуища и вязкого костного сырца. В нем куце торчали конский волос и недоразвитые залупки. Этот дефлоратор бродил подливкой из шпрот, скумбрии и тиктаалика. Хоанистые железы периодически впрыскивали ее в ядро этого Приапа.

Саблезубый тигр рычал, его насекомьи жвалы набивали зоб увеченным пудельком. Собака косила глаза и слизывала с яшмовых цветов медальоны слипшихся тараканов. Осклизлая челюсть тигра захрумкала сухожилиями. Ему показалось эта трапеза малой для удовлетворения его аппетита, тогда он стал рвать телесную глазурь, обросшую сталактитами нечистот афродизиаков и рыбьих останков. Тело вздыбилось, как ошпаренное кислотой и из своей скисшей клоаки брызнуло калейдоскопом шлаков. Кошка с бубонами на морде, уже отмеченной смертельной коррозией, завалилась на бок и издохла. Витальная сила покидала приапохуевого. Он стал похож на гору жеванной пемзы, а тело стало опадать и растекаться. Колоколотелая загромыхала от горя.

Человек, покрытый клиновидными бледно-розовыми перышками, заквохчил. Его крайняя плоть жгучим током вулканизировала в попке маленького мальчишки, чей анус тек мармеладом. Руки с перьями крутили комочек яичек. Мальчик горланил. Его ножки подкосились, и он сложился ничком. Человек тряс мясистым букетом гребня и кудахтал, фонтанизируя спермой в урну задка. Мальчишка ладонями мял дерн и трезвонил о своей дефлорации.

Двуногое, с овальной обугленной головой и большими блюдцами агатовых глазищ, поглощало почки человекоподобных котят. Его привлек человек-петушок, моросящий семенем на поясницу ребенка. Двуногий веером извлек из кожных чехольчиков иглы когтей. Три прыжка и он уже резал насильника: шилья вошли ниже лопаток, поползли вниз и в глубину. Мальчишка снизу смотрел на смерть своего мучителя. Руки заломились назад, но поздно. Он упал на колени и стал ершить телом почву. Позвоночник весь вышел из спины. Мальчишку выебали всеми арками позвоночника. Двуногое третьим веком непрестанно вертело атолл своего либидо. Его фаллос запрудил детские ляжки, улитые клейстером спермака, поноса и кровищи.

Мелкое насекомообразное животное с корицей хитиновых доспехов, головкой попугая и задницей, пропитанной мускусом, паслось на мирной лужайке. Рядышком появилась самка с павлиньим хвостом. Вечная мерзлота её клоаки благовонием отвратила от зерен и жмыха. Самец поскакал к ней. Мускулистый бич вспахивал ледяную топь. Из него вырвалась бисквитная слякоть, рудиментом проказничая в зеве самки. Этих совокупляющихся, стылых тварей обитатели Сада не могли надолго оставить в амфитеатре одиночества, так как любой родничок насилия или страсти привлекал своим ароматом других.

Дебелая веретенообразная мышца, с волдырями на папирусе кожицы, охотилась на стайку карлиц-близняшек. Тонкогубые, курносые, кривоногие, узкоглазые они были погружены в ад сладострастья. Пальчики в опилках лобковых волос мяли половые губки, ротики сосали войлок промежности, твердые груди мылились язычками, ладошки гладили нейлон ягодиц. Этот клубок тел не замечал медленного свечения веретена. Оно подкрадывалось не спеша и курилось парком жженой ваты. Когда близняшки увидели его, то веретено уже сомкнулось дермой балдахина над ними. Сопротивляясь кишечному соку, который подобно смоле смягчал все их удары и яростные припадки, карлицы кусали друг друга, били кривыми ногами в пах и жалобно открывали рты. Веретено сожрало и безропотных насекомообразных животных. Их всех месят кишки, растирая в тугие соцветия аминокислотных дворцов.

Заклекотал орел, винтом спускаясь на загривок веретена. Чадящая испарина исходила от компоста из червей, утрамбованных в лабиринтах желудка. Вагина птицы вспучилась, из нее высыпались рулеты падали. Гнилое мясо было примято раскоряченным орлом и сардонической улыбкой половых губ.