Ангел за правым плечом

екоторые приятные для любого нормального мужского глаза особенности гибкого тела.

Уселась на диван, закинула босые ноги с узкими породистыми лодыжками на журнальный столик, прикурила сигарету, поманила меня пальчиком:

– Налей-ка нам виски, мальчик, – говорит, – и подтаскивай вон то кресло поближе, садись напротив. Будем с тобой долгие разговоры разговаривать.

Я только хмыкнул в ответ и недоуменно пожал плечами:

– Ты, – усмехаюсь ей в тон, – похоже, что-то перепутала, девочка. Мальчик давно вырос. К сожалению. Хотя виски тебе я, разумеется, налью. И даже себе чуть-чуть плесну, хоть и за рулем. С удовольствием.

Она в ответ чуть поперхнулась дымом, выгнула удивленно левую бровь и посмотрела на меня с новым, нескрываемым интересом.

– Вот так-то вот, – прикусывает нижнюю губу, – оно, оказывается, и бывает. Мальчики-то вырастают, оказывается. А девочкам только и остается, что начинать потихоньку готовиться к старости.

– Ну, – фыркаю, наливая виски в широкие стаканы толстого дымчатого стекла, – не кокетничай. Сама ведь все про себя знаешь…

Она вздыхает, стряхивает пепел в тяжелую каменную пепельницу.

Такой если кому переедешь – мало не покажется.

– Знаю, – говорит, мягко растягивая гласные, – знаю, Данька. И то, что в свои под сорок выгляжу от силы девчонкой двадцатипятилетней, знаю. И то, что по реакции на трассе, по чувству дороги, – любому мужику-спортсмену фору готова выписать. И то, что мальчики, типа тебя, готовы влюбляться и страдать, тоже, представь себе, понимаю прекрасно. Но я и другое знаю, мальчик. И сколько мне лет, и то, что я вчера человека убила. Насмерть. И сколько мне самой таких вот полноценных лет осталось, представь себе, тоже догадываюсь…

Усаживаюсь напротив, достаю из пачки сигарету и с тоской мечтаю о дожидающейся меня на стеклянном кухонном столике под твердой пластиковой карточкой белой горке кокаина.

Непросто мне придется сегодняшним вечером, думаю.

Ой непросто.

Они, с ее муженьком безумным, – вполне достойные друг друга персонажи, зря я об этом забывать начал.

Вот – и напомнила.

– Ну, – спрашиваю, – и если ты все это знаешь, то зачем я, спрашивается, здесь тебе нужен?

– А ты мне и не нужен, – затягивается. – Точнее, нет, нужен. Как друг Глеба. Как человек, которому он полностью доверяет. И которому, соответственно, нет никаких оснований не доверять и мне, идиотке.

– Ты его по-прежнему так сильно любишь? – спрашиваю, прикуривая.

Она фыркает:

– Да какая тебе, Данька, разница? Люблю, не люблю. Не в ромашки играем. Расскажи мне о нем. Что там происходит? Что с ним происходит? Что он делает, чтобы меня вытащить, можешь не рассказывать. Он в таких ситуациях всегда все делает правильно, тут мне можно совершенно не беспокоиться.

Я молчу.

Потом все-таки отхлебываю виски, хоть поначалу и не особенно собирался.

Мне еще за руль садиться.

И не приведи господи нарываться на какую-нибудь дурацкую гайцовскую экспертизу.

У меня ведь в крови – далеко не только один алкоголь