Роковые девчонки из открытого космоса

— И? Что тут нового?

— Ну, в общем, она срезала мне все волосы, пока я спал.

— Это несколько подло. Хотя довольно–таки решает проблему «Металлики».

— И весь прикид ножницами покромсала.

— Правда, что ли? Драное смотрится хорошо.

— И раздолбала все наши инструменты.

— Улет. И что ты теперь будешь делать?

— Женюсь на ней.

Джейк убрал трубку подальше от уха и скорчил ей рожу — очень недоверчивую.

— Н–да, на короткий срок — это нормально, — наконец изрек он. — Но как будет, в смысле, с группой?

— Ну, когда Дрын услыхал, что она сделала с его ударной установкой, он мне заехал. Поэтому даже если б у меня остались все волосы, вся одежда и вся гитара, я б все равно не смог выйти на сцену с этим фингалом. На самом деле — с двумя. Я с ними похож на какого–то бамбукожуя из китайского зоопарка.

— А как остальные восприняли?

— Гораздо цивилизованнее. Они просто со мной не разговаривают.

Джейк покачал головой:

— Вот сволочи.

— Я знаю. Пиздец. Но все равно я хотел спросить, ты сам найдешь кого–нибудь на замену или нам искать. В любом случае, наверное, придется звонить Трейси в «Сандо». А у нее всегда зиллионы команд, и все ей жопу лижут, так им на сцену хочется.

— Тимбо, ты просто шмякни на свои фингалы по бифштексу и остынь. Мне кажется, я чё–то придумал.

— Ты настоящий кореш, Джейк.

Но Джейка мотивировал отнюдь не корешизм.

§

— Как насчет «Зайгона»? — предложил Тристрам. — Злобная планета в «Этом острове Земле» [104]?

Ляси перестала жевать ложечку ровно настолько, чтобы нос задрать вверх, а большой палец опустить вниз.

— «Скотти»? — высказался Торкиль, выстучав барабанную дробь по бутылочке соевого соуса.

— Слишком мальчуковое, — задробила Бэби.

Хотя предлагал Торкиль, Джейк вдруг покраснел от такого отлупа.

— «Теория Похищения»? — Теперь Джейк покраснел от самого себя.

— Ммм, — задумалась Бэби. — Давайте внесем в список.

— «Суккуб», — настал черед Небы.

— Мне нравится, — признала Ляси. — А что это значит?

— Не уверена, — призналась в свою очередь Неба и потрюхала в подвал смотреть в словаре.

— Как насчет «Спинарно–мостового Пунктика»? — спросила Бэби.

Торкиль засмеялся:

— Ты имеешь в виду «Спинномозговую Пункцию» [105]. Уже было.

— Нет, я имею в виду «Спинарно–мостовой Пунктик». Вы что — спинары не знаете? — Ответом ей были пустые взгляды. — Это солнца черных дыр, — объяснила Бэби. Что вообще смыслят эти земляне?

— «Солнца Черных Дыр»? — в замешательстве переспросил Тристрам. — Как в песне у «Звукосада» [106]?

В трепете багрового и черного бархата возникла Неба.

— Это демоница, которая ебет мужиков во сне, — объявила она.

Джейк поперхнулся пивом.

— Что — демоница, которая ебет мужиков во сне? Ты вообще о чем? — Тристрам был уже в полном смятении.

Ляси вскочила, взобралась на стол и, держа перцемолку, как микрофон, загромыхала:

— Дамы и господа, я хочу представить вам: единственные и неповторимые, великолепные, неподражаемые, сказочно ебицки прекрасные — «Роковые Девчонки из Открытого Космоса»!

§

На следующий день в «Дочдочи» все системы звенели и скакали, а музыканты готовились к сейшаку. Двери, жужжа, ездили взад–вперед, пока девчонки метались из одного отсека тарелки в другой, подбирая прикиды, помады и медиаторы. За ними таскался целый шлейф похищенных. Теперь блюдце превратилось в натуральный бордель: везде валялась одежда, стены расписаны граффити, на полу — тарелки из ресторана «Себела» и коробки из–под пиццы, а куда ни кинешь взгляд разбросаны сексуальные игрушки.

Бэби вынырнула из своей каюты в тартановой миниюбке, белой майке и черных лосинах, уходящих в кожаные сапожки по щиколотку. Едва она повернулась, чтобы во всей красе показаться остальным, как на подиуме, подвалил Ревор, вспрыгнул ей на ногу и съехал по ней, раздирая лосины коготками. Не успела Бэби отреагировать, он проделал то же и с другой ее ногой, на которой тоже запестрели дырки и дорожки.

— Ревор прав, — кивнула Пупсик. — Так определенно лучше.

На самом Пупсике надето было то же, что и всегда. Кожа. Черная. Хотя в знак уступки сценическому гламуру она втерла блеск в рожки волос и череп.

Снаружи послышался голос — их кто–то звал. Пупсик нажала кнопку, открылся иллюминатор. Она глянула вниз.

— Опять этот мешок блевни, — сообщила она. Бэби закатила глаза:

— Лучше впусти его. Иначе он будет там стоять и реветь, и все мы тут спятим.

Пупсик вздохнула. Повозилась еще с какими–то кнопками, и блюдце выдохнуло волшебную лестницу. Эбола с трудом полез наверх — он никак не мог покрепче уцепиться ногами за изменчивые эфирные ступени.

— Привет, Еб. — Бэби чувствовала, что обязана по крайней мере быть с ним милой. Он ее нисколько не интересовал. По–прежнему невозможно было даже помыслить о самом крошечном сексуальном эксперименте с Эболой — с его–то уродливыми черепами на серебряных перстнях, оттенявших черные волосы на бледных пальцах, кошмарным пузиком, затянутым в корсет черной кожи, и привычкой кокаиниста постоянно дергать назад головой, шмыгая носом и поднося к нему указательный палец. Если это любовь — а Эбола твердил, что это именно она, — Бэби такой любви не хотелось ни кусочка. Однако ей нравились его истории из жизни крупной международной рок–звезды. Кроме того, она была счастлива удовлетворять его на одном уровне: Эбола желал быть попранным ею так же тщательно, как он в свое время попирал тысячи своих поклонниц. Все это, на самом деле, выглядело довольно кармически.

К тому времени как Эб взгромоздился в игровой отсек, он уже отдувался и пыхтел.

— Начисть мне сапоги, Еб, — приветствовала его Бэби. Не остановившись даже перевести дух, Эбола благодарно рухнул на пол, вывалил язык и начал с пятки.

— Могу сделать тебе татушку, — предложила Бэби Пупсик, не обращая внимания на гомункула у ее ног. — Время у нас есть.

Пупсик обожала делать татуировки. Тренировалась она на всех землянах. Поэтому, когда она сложила свой набор, у Бэби по левому бицепсу со свистом летела комета, а на правом красовался портрет их космолета–матки с сердечками и ленточками, подписанный словом «Мам».

Эбола, покончив с сапогами, наблюдал за процессом, и в глазах у него стояли слезы.

— Я делю твою боль, — сообщил он Бэби. — В самом деле делю. Я здесь для тебя, моя Бэби.

— Реальнорама, Еб, — безразлично отвечала та. — Но нам нужно быть в Ньютауне примерно через полчаса.

— Ты все время проводишь в Ньютауне, — заныл Эб.

— Ага, но у нас сегодня концерт.

Эбола заскакал вверх–вниз, повизгивая от восторга.

— Можно мне пойти? — взмолился он. — Можно, я тоже?

Пупсик решительно покачала головой. Эбола ударился в слезы.

Бэби протелепатировала Пупсику: «Ну вот посмотри, что ты натворила. Этот парень сентиментальнее баллады «Пушек–с–Розами» [107]».

— Будет, будет, — успокоила она его. — Нам нужно, чтобы ты охранял блюдце, Еб. Оно для нас много значит. А ты просто сиди у бассейна и не спускай с него глаз, хорошо? — И она пощекотала ему под волосатым подбородком. Эбола попытался храбро улыбнуться. Сквозь щетину его пробилась тоненькая струйка соплей и докатилась до верхней губы. — Хороший мальчик, Еб, — похвалила Бэби. — Увидимся позже. Нам еще нужно понять, чем Ляси занимается. — Она подала знак Пупсику, и та отправила Эболу обратно к бассейну.

В каюте Ляси словно кружила одежная метель. Ляси изучала свой гардероб со скоростью света — примеряла, сбрасывала, швыряла в воздух, доставала что–то со дна кучи и начинала заново. Группа похищенных, примостившихся на ее Платформе Восстановления Сил, вдохновенно болботала взаимоисключащие стилистические советы, на которые Ляси бодро не обращала совершенно никакого внимания. В конце концов она облачилась в любимую «бондовскую» футболку, джинсы и «конверсовские» «всезвездники», посмотрела в зеркало и ухмыльнулась.