Ты против меня (You Against Me)

– Нет.

– Скажешь ей?

– Зачем?

– А Карин? Она придет?

Он покачал головой. Глупый вопрос. Конечно, не придет! Карин боится даже из квартиры выйти, ей об этом все которую неделю твердят.

– Зато Джеко здесь, паркует машину.

Она кивнула и почувствовала, что краснеет. За закрытой дверью слышались голоса, они становились то громче, то тише.

Она знала, что он во всем винит ее и думает, что она его подставила. Они неуклюже стояли рядом, и ей ничего в голову не лезло, кроме какой-то бредятины – прекрасная сегодня погода, не правда ли, как дела на работе?

– Синяк твой выглядит не очень, – наконец проговорила она. – Болит?

– Не особо.

– Все равно.

Он пристально взглянул на нее:

– Ты бы видела того, другого парня.

Видимо, это подразумевалось как шутка, но ни он, ни она даже не улыбнулись.

– Я тебе сообщение послала.

– Угу.

– Почему не ответил?

Он пожал плечами, глядя мимо нее, на дверь зала суда:

– Решил, что незачем.

– Я не знала, что Том домой вернется. Это все было не нарочно.

– Да, я читал твое сообщение.

– Но не веришь?

Он махнул рукой на закрытую дверь:

– Все это дело… от него одни неприятности. То, как я с тобой поступил, было неправильно, то, что сделала ты… ну, наверное, я это заслужил. Так что считай, что мы в расчете, ладно? Никаких больше сообщений. Ничего. Давай просто забудем обо всем.

Он взглянул ей прямо в глаза. Она первой не выдержала и отвела взгляд.

– Я пойду, наверное, – пролепетала она. Он кивнул:

– Давай. Может, еще увидимся.

Двадцать семь

Места для зрителей в зале суда располагались не высоко, как в телепередачах про суд, – это были просто стулья, составленные в несколько рядов с проходом между ними. Когда Элли вошла, никто не зашептался, не притих, судья в окружении адвокатов не стал неодобрительно цокать языком, как бы отчитывая ее за опоздание. Люди просто сидели на стульях и ждали, когда все начнется. Стейси с приятелями устроилась в дальнем углу, и, хотя они таращились на Элли во все глаза, когда та прошагала по проходу и протиснулась, чтобы занять место рядом с матерью, никто, кроме них, не обратил на нее внимания.

– Я уж думала, ты заблудилась, – шепнула мать и погладила Элли по руке, точно обещая, что отныне все будет в порядке.

Все это было очень похоже на безрадостную свадьбу в душном ЗАГСе: шафер-пристав, снующий с документами в руках, Том в первом ряду, жених в ожидании невесты. Только вот невеста приходить не собиралась. Карин Маккензи сидела дома и плакала, свадебное платье было изрезано в клочья, и лимузин ждал напрасно. Не выйду я за него замуж, нет! Он – жестокое чудовище, и я его ненавижу.

Том был напутан – Элли поняла это по тому, как он вперился взглядом в пол, по его напрягшимся плечам. На нем был новый костюм, выбранный отцом за хорошую ткань и качественный пошив. Но Элли знала, что под пиджаком на спине и под мышками рубашка уже вся в поту.

Мать толкнула ее локтем:

– Ее мать только что вошла. Барри сказал.

Элли слегка повернула голову, притворяясь, что не так уж ей и интересно. Шагая по проходу, мама Майки, кажется, с трудом пыталась сосредоточиться: голову держала очень прямо, спину тоже. Майки шел за ней, а позади – Джеко. Элли глаз от них не могла отвести, глядя, как они ищут место.

– Какая молодая, – прошептала ее мать. – Думаешь, эти два парня от разных отцов?

– Они не братья.

– Всякое может быть. Ты-то откуда знаешь?

Элли даже не подумала отвечать. Ее сердце наполнилось нежностью, когда она увидела, как Майки помогает матери сесть, снять куртку. Она, кажется, очень нервничала; глаза ее бегали по залу.

Майки тоже снял куртку и окинул взглядом зал. Увидел Тома, их отца и адвоката, склонивших головы для совещания в последнюю минуту. А потом его взгляд упал на Элли, и словно невидимый электропровод протянулся от нее к нему через весь зал. Она поспешно отвернулась и принялась сосредоточенно рассматривать высокое окно над судейской скамьей. По небу плыло тонкое серое облачко. Она скрестила ноги под стулом, потом вытянула и снова скрестила.

Мать снова дернула ее:

– Начинается. Вот судья.

Пристав объявил: «Всем встать!» И все встали, как раз когда судья вошел через боковую дверь. Парик у него был получше, чем у адвокатов, а мантия черная с фиолетовым. Он сел за длинную судейскую скамью под геральдическим знаком, и всем велели сесть. Сам пристав тоже сел за маленький столик, а адвокаты оказались лицом к судье, разложив на своих столах ноутбуки и папки с бумагами.

Элли вдруг поняла, что не может сконцентрироваться, перед глазами все плыло. Майки сидел прямо позади, в каких-то трех рядах с другой стороны прохода. Со стороны невесты.

Адвокаты по очереди встали для разговора с судьей. Говорили о показаниях, на которые опирается обвинение, о материалах, которые могли бы пойти на пользу защите, сыпали юридическими терминами. Собравшиеся наблюдатели склонились вперед на своих стульях, пытаясь что-нибудь разобрать.

Смотрит ли на нее Майки? Ему вообще ее видно с того места, где он сидит? Может, только затылок? Или затылок и плечи? Адвокаты все говорили и говорили, и вот уже публика начала скучающе ерзать. Но только Элли обрадовалась, что Барри был прав и всем просто станет скучно и они уйдут домой, как Тома вызвали на скамью подсудимых. Тут уж все чуть стулья не опрокинули.

Скамья располагалась сбоку от адвокатского стола и была наполовину отделена перегородкой. К ней вела лестница. Когда Том взошел на нее в своем лучшем костюме, все в зале смогли увидеть его лицо. Он был еще бледнее, чем в машине, и выглядел очень испуганным.

– Ваше имя Томас Александр Паркер? – спросил судья.

– Да. – Его голос был очень юным – и таким родным, что у нее закололо сердце.

Судья зачитал его дату рождения и адрес. Даже индекс не забыл. Затем зачитал обвинение, и весь зал словно содрогнулся. Слово «изнасилование» зазвенело эхом в ее голове. Судья спросил Тома, понимает ли тот, в чем его обвиняют.

– Да, – ответил Том. Словно принес клятву.

– Признаете ли вы себя виновным?

Элли слышала, как бьется ее сердце, как тикает мозг – вокруг все словно замедлилось. Он бы мог отказаться от всяких признаний. Сказать, что было временное помутнение. Или признаться, что он это сделал.

– Нет, не признаю.

Зал взорвался негодованием, с одной стороны, и аплодисментами – с другой. Должно быть, кое-кто из друзей Тома тоже пришел на заседание, потому что раздался возглас: «Молодец, приятель!» Судья постучал молоточком и призвал к порядку.

Воспользовавшись переполохом, Элли украдкой взглянула на Майки.

Тот потупился в пол, и вид у него был такой, будто все кончено. Увидев его, она задрожала всем телом. Он любил свою сестру, поэтому и пытался ей помочь. И мать любил – достаточно посмотреть, как он ее обнимает, как она жмется к нему. Он ради них на все готов, наверное, – и разве не для этого нужна семья? Разве не об этом вечно твердит ей Том? Но теперь Майки придется пойти домой и сказать Карин, что через несколько недель, которые пролетят так быстро, что и не заметишь, она должна будет выйти из квартиры, явиться в суд и рассказать о том, что произошло. Всю ее жизнь разложат по косточкам и исследуют под микроскопом совершенно незнакомые люди; кто угодно сможет прийти в суд и смотреть на нее. «Нет, не признаю».

Эти слова точно отпечатались у Элли в мозгу. Каждый раз, закрывая глаза, она видела их горящими, как пламя.

Двадцать восемь

Майки варил кофе на кухне и следил одновременно и за Карин, и за Джеко. Вообще-то, он не хотел тут торчать, ему бы сейчас ехать на работу, но мать бросилась наверх, как только они вернулись с суда, а он знал: кофе – это единственное, что может заставить ее спуститься.

Карин наматывала волосы на палец и внимательно слушала Джеко. Тот рассказывал, как вслух назвал Тома Паркера ублюдком на лестнице в здании суда.