Летучий голландец

А еще там голуби, давно Вилли голубей не видел, с весны, наверное…

Здесь только чайки и эти… Как их… Honey bird, honey bird, motherfucker, shit and dirt!

Ни хрена не видно, ни справа по борту, ни слева. И звезд не видно — идиотский тент мешает, если его подпалить, то заполыхает!

Местная чикса с белым уже тут, странно, что не в казино…

Как ее зовут?

Вилли пытается, но не может вспомнить.

Только запах — он помнит запах всех кисок, что ему довелось попробовать.

У этой он был резким и терпким, с горьковатый кислинкой, но не лимон, скорее — грейпфрут…

И она была очень густой, он вообще заметил, что еврейки не любят бриться.

Форест Уитакер — вот это чувак, жаль, что его все же завалили…

One… Two…

One… Two… Three.. Four…

Ему хочется сегодня их положить сразу, грохнуть и расплющить.

Сегодня ночью он их не любит, сегодня ночью он будет их убивать…

Белый, что с еврейской телкой, как-то неприятно лыбится… И что это за хрень у него на плече? В Брайтоне бы точно сказали — бомба…

Капитан зачем-то дает гудок, тоскливый и уносящийся в темную пустоту моря, в сторону Синайского залива. Три недели назад он там был, на яхте. Приятель-дайвингист взял с собой. Тоже еврей, приехал еще пацаном из какой-то Грузии. Сейчас инструктор в клубе.

Они останавливались на ночевки прямо у пустынного берега и жарили на костре осьминогов.

Белый совсем напрягся, видимо, что-то ему не так — или наоборот: врубается…. Ты врубаешься, чувак?

Если бы тебя сейчас увидел Форест Уитакер, то он бы тебя пристрелил. Глаза у тебя слишком наглые Достал бы из своего чемодана пушку, навинтил глушитель и — промеж глаз…

А вот и дипломат выполз, проиграл, что ли?

Жара, а он все равно в смокинге…

Сейчас снимет и начнет жрать пойло…

Хотя нет, довольный, видимо — выиграл…

Попался бы он Белому Тапиру, вот только такие по Брайтону не ходят…

И даже не ездят, ездят они по Лондону, на «бентли» и «ягуарах»…

Сраный мир!

Впрочем, он ведь — бывший дипломат, не надо думать, что здесь никто ничего не знает, если клиент появляется во второй раз и в третий, то о нем уже знают все…

Осталось еще две речевки и можно передохнуть, сполоснуть горло и похлопать чиксу по заднице. Задница у нее крутая, жаль, что в нее тогда не впендюрил! А сегодня она с белым, значит — работает. Хотя и тогда была не одна, но тот белый не выползал из казино, белые все — уроды, от них пахнет усталостью. Впрочем, этот помоложе, тот-то был лысый пентюх, разве что бабок полные карманы…

Как ее зовут?

Дипломат коктейль какой-то дринкает…

А вот и усатый, покачиваясь… Этот точно — проигрался…

Странная рожа, и курит какое-то крепкое дерьмо… Вроде бы «Captain Black» называется… Лучше бы травку смолил, от нее хоть запах приятный…

А чикса смотрит так нежно…

Или ему кажется?

Зря он сегодня на работу поперся, лучше бы чипсы жрал да видик смотрел. Чует сердце — что-то будет, кому-то придется в рог дать… И скорее всего, белому, что с чиксой… Давно Вилли никого не бил, а от этого у него, как у бойцовского пса, — избыток невыпущенного адреналина вызывает паралич конечностей. У одной его подружки был стаффорд, так если он месяц никого не драл, то задние лапы у него отнимались и приходилось уколы делать — хвала Белому Тапиру, пес быстро оживал!

Белый на него как-то плохо смотрит, что-то ему в этом белом не нравится…

То ли он английский понимает плохо, хотя какой это английский, это чистый черный гон, чувак, тебе такое в твоей Лапландии и не приснится, ты ведь из Лапландии, а? Молчит, дурень, переваривает, сейчас Билли закончит последнюю телегу и даст тебе в лоб…

За что? Да просто не нравишься ты мне, вы мне сегодня все тут не нравитесь, но дипломат — клиент почетный, и этот пьяница с усами тоже — тюфяк с бабками, пусть и смолит дешевое дерьмо, а ты трахаешь мою бывшую чиксу, белый урод из Лапландии, и я дам тебе в рожу своей большой, сильной лапой…

Можно перевести дух, взять стакан с пойлом и влить себе в глотку.

Лоб мокрый, шея мокрая, сам весь мокрый.

Белый козел с чиксой стоит у борта, девка смеется, ее придурок курит.

Кажется, он что-то сказал в его адрес, а Вилли это услышал.

У Вилли хороший слух, Вилли все слышит, правда, мом?

Он отстегивает микрофон и разминает мышцы.

Надо снять майку — промокла насквозь.

Кинуть на палубу и пойти в сторону чиксы и белого придурка.

Подойти и сказать.

Хотя, может, это ему и показалось?

Так показалось или нет?

— Никогда, ты слышишь, никогда не говори при мне этого слова — негр! — сказал Адамастор и ударил белого в живот.

Тот согнулся, а чикса закричала. Дурная девка, зачем орать?

И царапаться тоже не надо, я все равно сильнее. Белый очнулся и начал махать руками. И остальные стали орать тоже, я ведь говорил — дурная будет ночка…

Только вот зачем усатый полез в драку, ему что, больше всех надо?

А дипломата не видно… Хотя нет — вон он, удерживает матросика, который вышел из рубки… У меня крыша поехала, мазэфака… Самое же интересное, что машутся везде, — сегодня у всех выброс адреналина…

Белый хватает свой дурацкий цилиндр… Усатый зачем-то орет «бомба», интересно бы только узнать: какая? What kind of bomb? А еще что-то где-то горит… Скорее всего, в казино… Матросы бегают с огнетушителями… «Голландец» полыхает как свечка… Усатый бежит к борту и прыгает… И зачем-то роняет в море тот самый цилиндр, в котором якобы — бомба… И чикса тоже прыгает… И дипломат…

А первым вслед за усатым ныряет белый… Наверное, за цилиндром…

Усатые приносят несчастье, так всегда говорит мом…

Вилли тоже пора прыгать…

Лучше прыгнуть, чем сгореть заживо…

Эти тупые никак не могут спустить на воду лодки.

Вилли прыгает за борт и с головой уходит под воду.

Выныривает, отфыркивается и начинает плыть к берегу.

Тому, который ближе.