Испанский сон

Не доверяя этим своим впечатлениям, она все же тихонько выбралась из подковы пульта, выглянула за одну из дверей и увидела офицера с забинтованной головою. Она увидела кровь, проступившую сквозь бинты. Она была на «ты» с кровью. Она знала кровь до молекулы — кровь здоровую и больную, кровь из разных частей человеческих тел, женских и мужских, молодых и старых, кровь разных групп, разных запахов и цветов; какова кровь на вкус, она знала тоже. Очень, очень долго уже кровь не внушала ей ни страха, ни отвращения. Но вид этой крови, слабо выступившей и запекшейся на бинтах, почему-то наполнил ее смущением и стеснил ее сердце; в прежней тревоге она тихонько закрыла дверь и отошла в уголок прежней, родной части кабинета; вокруг пульта снова возникло большое движение, но тревога ее почему-то не проходила, а лишь усиливалась, и она уже видела почему — ни на лице его сиятельства, ни на лицах вбегающих офицеров не было видно победного торжества. Вместо того они становились, наоборот, все мрачнее и озабоченней, и сердце Марины сжималось все больше.

— Пора уходить, ваше сиятельство, — сказал адъютант, стараясь казаться бесстрастным.

Он встревожен, сказала себе Марина. Он почти что боится. Он почти что как я.

— Еще нет, — бросил князь. — Кто в резерве?

Адъютант потупился.

— Уже нет резервов, ваше сиятельство.

— Как? А…

Адъютант отрицательно покачал головой.

— Галереи готовы? — быстро спросил князь.

— Да, ваше сиятельство.

— Приведите сюда царевича.

— Есть.

Адъютант выскочил за дверь. Его сиятельство встал за пультом, сложил руки на груди и какое-то время простоял так — капитан на мостике, покидающий судно последним. Затем он снял шлемофон. Он выбрался изнутри подковы. Он подошел к своему рабочему столу, ступил на тамошнее кресло — Марина бросилась поддержать это кресло, чтобы оно не отъехало на колесах — и своими руками снял со стены герб Российской Империи. Он спустился; Марина помогла ему поставить на пол тяжелый барельеф. Он улыбнулся ей.

— Ничего, — сказал он. — Мы еще…

— Конечно, ваше сиятельство, — сказала Марина и снова вытерла пот с его лица.

— Но что они тянутся? — проговорил князь. — Право, странно… так долго…

Он схватил телефонную трубку и нажал пару кнопок на столе. Потом еще пару кнопок. Он молчал и, держа трубку у уха, нажимал все новые кнопки, и лицо его становилось все более озабоченным.

Раскрылась дверь, и в кабинет зашел адъютант, с бледным лицом, блуждающим взглядом, трясущимися губами и руками.

— Что? — крикнул князь. — Говори!

— Беда, — пробормотал адъютант. — Они захватили его высочество.

— А-а! — закричал князь. — А-а!

Он схватился за голову, и Марина увидела в его глазах слезы. Он вскрикивал, стонал и раскачивался всем корпусом, как неизлечимо, смертельно уязвленный человек.

— Они предлагают переговоры, — сказал адъютант.

Князь перестал кричать и раскачиваться.

— Какие переговоры?

— Они согласны отдать его, если вы откроете департамент и сдадитесь в плен.

— Отдать его? — кому?

— Кому угодно, — сказал адъютант, — вплоть до того, что просто выпустить его на улицу. Вы можете сами это обговорить — они прислали парламентера; а не желаете говорить с парламентером, они согласны и на телефонный разговор.

— Запросите пятнадцать минут перемирия, — быстро сказал князь. — Мне нужно подумать.

— Есть.

Адъютант ушел. Князь осел в кресло и глубоко задумался. Марина старалась дышать потише, чтобы ничем не нарушить его покой.

Что-то будет, думала она тоже. Сбежать бы куда… если его сиятельство сейчас решит сдаваться — невозможный поступок в любых иных обстоятельствах — то и у нее, значит, защиты более нет. Хорошо, что Господа в Испании; вот бы самой туда, да и князя забрать… и царевича… Впрочем, улыбнулась она внутри себя, какой он без Ордена царевич — просто мальчишка… Уж видно, лучше бы его на улицу — туда, где ему было и так хорошо.

— Чужая голова полушка, — неожиданно произнес князь. — Своя шейка копейка…

Марина не осмелилась в такое время спрашивать его о смысле странных слов. Однако, поскольку он уже заговорил, она решила использовать шанс по-другому.

— Ваше сиятельство, — робко сказала она, — а ведь Ордену без вас не быть.

— Знаю, — отозвался он.

— Если вы сдадитесь — кто же водворит Игоря?

— Дура, — буркнул князь. — Не вышло у меня, выйдет у другого; а потерять царевича — значит потерять все. Это не вопрос; я сейчас думаю лишь о том, как бы обеспечить его дальнейшую безопасность.

— Думаете, его будут преследовать?

— Почему его взяли в заложники?

— Просто вызнали, что он дорог вам.

— А могут и вызнать, кто он… а если так, значит, непременно его изведут. Это уже бывало в истории много раз… в любом случае я им нисколько не доверяю.

— Что ж, ваше сиятельство, — заявила Марина, — в таком случае зря вы не выслушали моего сообщения! Сейчас докладывать просто времени нет. Так или иначе, если желаете, я готова провести царевича по ходам и забрать с собой в эмиграцию.

— Чего? — вымолвил князь.

— То, что слышали, ваше сиятельство, — с достоинством сказала Марина.

— Ты вправду можешь такое сделать?

— Надеюсь… У меня есть план.

— Какой?

— Говорю же, долго рассказывать; единственное — мне нужно добраться то того зала о шести дверях, о котором вы рассказывали… ну, с летучими мышами. И еще нужен направленный взрыв.

— Для какой-то из прочих дверей? Но разве ты знаешь, куда они выводят?

— Ваше сиятельство, — внушительно повторила Марина, — долго рассказывать — понимаете? Я знаю, куда ведет та дверь, что мне нужна. Да и какой другой выход вы предлагаете?

Князь недоверчиво и измученно смотрел на нее.

Сейчас он согласится, подумала Марина.

— Ваше сиятельство, — сказала она, улыбнувшись, — не забывайте… ведь это я нашла Игоря! Почему бы вам, в таком случае, не доверить его мне?

Они продолжали смотреть друг на друга — он тяжело, исподлобья; она со светлой улыбкою. Она вспомнила, какое у него было лицо, когда она впервые известила его о царевиче. Несмотря на несколько легковесных фраз, которыми она предварила свое сообщение, он как-то сразу понял, что это не шутка. И — растерялся. Ни до, ни после она не видела его таким. Он смотрел на нее, как ребенок, которому показали невиданное. И ждал. Потом говорил тихо, рассуждал, радовался, удивлялся. И очень, очень долго готовился, чтоб предстать перед отроком; все спрашивал у нее, советовался с ней, был с ней едва не на равных. Ну, быстрее же соглашайся, подумала она.

Он медленно поднял трубку.

— Адъютант!

Вбежал адъютант.

— Хочу переговоры.

— С парламентером?

— По телефону. Соедини их со мной; да пусть царевич будет с ними рядом. Хочу убедиться, что он еще жив.

— Есть.

Князь вздохнул и опять посмотрел на Марину.

— Ты понимаешь, что берешь на себя?

— Да.

— Это тот самый случай, которого я боялся.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Если детство попрет из тебя…

Она опять улыбнулась. Бесполезно было ему рассказывать, что без того, о чем он говорил, никогда бы ей не составить своего чудесного плана.

Зазвонил телефон.

— Да! — крикнул князь. — Дайте мальчику трубку.

Его лицо просветлело.

— Я знаю, дитя мое… прости, что называю тебя так… ты понимаешь почему… Прошу, не делай ничего; не препятствуй им; не пытайся освободиться.

Его лицо вновь сделалось суровым и мрачным, еще и мрачнее прежнего. Желваки заходили по его щекам.

— Я согласен на ваш ультиматум, — проворчал он. — Да… Нет… Этак нам не договориться, — сказал он презрительно, — что вперед, курица или яйцо? Предлагаю встречу в буферной зоне. Не смешите; какое посольство нас примет сейчас? Я сам оборудую зону… Конечно, на моей; как же я могу оборудовать зону на вашей территории? Да, да, проверите все подходы. Схемы? Да… передадим с парламентером. Это лишнее, — угрюмо усмехнулся он, — я дворянин. Как хотите… Согласны? Один час.