Сборная солянка (Reheated Cabbage)

За дверями паба на приятелей хлынул поток ослепительного сияния и оглушительных звуков. Шустрый ощутил, как покидает свое смертное тело и взлетает в космос, а затем резко возвращается обратно. Он оглянулся: со всех сторон по ушам била какофония странных и в то же время знакомых звуков, перед глазами крутился калейдоскоп вспыхивающих неоновых вывесок – все вместе сливалось в причудливое зрелище, которое мозг отказывался воспринимать. Сквозь ошеломительный поток ощущений с трудом различалась одинокая фигурка: Боби плелся вслед за приятелями.

– Давай быстрей, наркоша! – крикнул Кэлум и, повернувшись к Шустрому, добавил: – И на хрен он за нами увязался!

На самом деле Кэлум был рад, что Боби увязался за ними: его присутствие помогало отличить реальность от глюков.

Приятели осторожно пробирались по знакомым улицам, которые под воздействием наркотика приобрели очень необычный вид. Лишь время от времени, на несколько мгновений, картинка становилась узнаваемой, а потом будто пузырь лопался, открывая новый пейзаж. Они словно оказались в Дрездене после бомбежек: со всех сторон бушевало пламя, клубился дым, воняло горелым мясом. Приятели обернулись и увидели Боби, выходящего из пожара. “Как Терминатор из взорванного бензовоза”, – подумал Шустрый.

– Ну его на хрен так рисковать, – сказал он вслух. Шустрому и Кэлуму снова показалось, что душа

вылетает из тела в космос, а потом резко возвращается обратно. На мгновение сознание прояснилось.

– Ё-моё! – выдохнул Кэлум. – Я так больше не могу… Будто ядерная война началась…

– Точно, – насмешливо согласился Шустрый. – Только словишь кайф, как они бросают свои долбаные бомбы! Просто так, от нечего делать. Плевать им на всяких там Саддамов, ведь тут Кэлли пилюлю закинул!

Кэлум деланно расхохотался, и его отпустило. Шустрый – классный напарник в трипе: с ним гонки не страшны. Прикольный пацан!

Приятели вошли в туннель золотистого света, который пульсировал и гудел, и удивленно оглянулись. У Шустрого аж челюсть отвисла.

– Вот это глюк! Офигеть!

Кэлум вообще потерял дар речи и будто вновь превратился в малыша, который еще не умеет говорить и думает без слов. Он видел перед собой обыденные предметы домашней обстановки, только выглядели они непривычно: настольная лампа, стол, стул – все это было таким же, как в далеком детстве, когда маленький Кэлум еще только изучал окружающий мир. Эти воспоминания давно стерлись из памяти, а тут вдруг рифмы и ритмы непрерывным потоком проносились в сознании, но сказать он ничего не мог, потому что мысли выражались каким-то другим способом, не словами. Кэлум чувствовал, что стоит на пороге великого озарения, высшего знания, и впал в тоску: после трипа он все это забудет – не останется и следа от его тайных мыслей, невыразимых словами. Если бы он только сумел пройти дальше, за пределы сознания, в то, что было до рождения, в прошлые жизни… Нет, туда дороги нет. Можно лишь посмотреть, но понять ничего нельзя, ведь не с чем сравнивать. Ощущения ускользали, как песок, сыплющийся сквозь пальцы. Дальше дороги нет, если хочешь вернуться обратно. Кэлум хотел.

– Ни хрена-то мы не знаем… Какие же мы все придурки… – простонал он.

– Да ладно тебе, Кэл! – уговаривал его Шустрый.- Все ништяк! Видишь, мы почти дошли до Чиззи. И Боби, засранец, тоже тут. Эй, Боб! Не отставай! Ты как там?

– Не могу говорить… На герыче я… на герыче, – невнятно промычал Боби.

– Ну и дурак. Лучше б пилюлю закинул, – сказал Шустрый. – Говорил мне Ворон, что они настоящие и надо только половину глотать, а я подумал, что он, как всегда, треплется. Здорово зацепило, да, Кэл?

– Угу, здорово… – неуверенно согласился Кэлум. Это не кислота, а хрен знает что. Он не первый год

трипами баловался и думал, что уже повидал все на свете – Люся ему даже прискучила. А ведь предупреждали умные люди: как раз тогда, когда ты думаешь, будто все знаешь про кислоту, очередной приход всю жизнь тебе изломает. Сами они давно завязали с ЛСД после одного такого бэдтрипа. Правду чуваки говорили: все, что Кэлум испытал раньше, ни в какое сравнение не шло с тем, что происходило сейчас. Такого он и представить себе не мог. Чем бы это ни закончилось, жизнь никогда не будет прежней.

Минуты растягивались в часы, приятели продолжали идти: казалось, они ходят кругами, как во сне, где делаешь шаг вперед и два назад. Они проходили по узким улочкам с пабом на углу. Иногда паб был один и тот же, иногда выглядел по-другому. В конце концов они все же добрались до подъезда дома Чиззи, хотя так и не поняли, как им это удалось.

– Черт… я не знаю, который из них… – Шустрый попытался прочитать выцветшие имена на кнопках домофона. – Чиззи здесь нет.

– Как его по-настоящему-то зовут? – спросил Кэлум.

Боби вырвало желчью. Из пабов начали расходиться пьянчужки. Кэлуму не терпелось укрыться в доме: на улице он чувствовал, что их окружают демоны. Сначала это было просто подозрение, но теперь прям измена накатила.

– Давай быстрее, черт тебя дери! – заорал Кэлум. – Демоны вокруг!

– Что за хрень ты несешь! – рявкнул Шустрый. В разговорах о трипах приятели соглашались, что

во время путешествия всегда появлялись демоны. По негласному договору, о них можно было говорить, но только после трипа, а не во время него! А теперь этот дол бак…

Шустрый сдержался.

– Кажется, Чизхольм его зовут…

– Плевать мне, как его зовут! – крикнул Кэлум. – Жми на все кнопки, да поживей! Кто-нибудь откроет, зайдем в подъезд и услышим, где тусняк!

– Ладно, давай так! – согласился Шустрый, нажал на кнопку, и дверь открылась.

На подгибающихся ногах они потащились вверх по лестнице, в направлении шума, и с облегчением увидели на верхней площадке искаженную, но все же узнаваемую фигуру – Чиззи.

– Здорово, пацаны! – заорал он. – Давно не виделись! Как житуха?

– Все ништяк… мы это… в трипе, в общем… – признался Шустрый, чувствуя себя слегка виноватым: на тусовку они заявились без ничего – ни жратвы, ни дури не захватили.

– Ну вы даете! – заржал Чиззи, потом заметил, что гости пришли с пустыми руками, и веселости у него поубавилось. – Ладно, заходите.

Внутри помещения Шустрого и Кэлума охватила клаустрофобия. Они сели у фальшивого камина и, потягивая пиво, смотрели в огонь, стараясь не обращать внимания на тусовку вокруг. Боби притащился следом за ними, зашел в туалет и, кое-как выбравшись оттуда полчаса спустя, плюхнулся в кресло-качалку.

К приятелям подошел усатый парень с квадратным подбородком.

– Короче, пацаны, есть лотерейные билеты “Клуба 86”. Первый приз – “Ровер Метро”. Второй – туристический ваучер на пятьсот фунтов. Третий – рождественская корзинка со жратвой на стольник. Всего фунт за билетик.

– Не, мне не надо, – отказался Шустрый. Парень уставился на них бешеными от злости глазами.

– Говорю же, рождественская лотерея! – рявкнул он, потрясая кипой билетиков.

– А, ну ладно… – Шустрый зашарил по карманам, и Кэлум счел за лучшее последовать его примеру.

– Вы что, не врубаетесь? Всего-то фунт за билет! Жратва, турпоездка или тачка – за один фунт!

– Хорошо, один билет возьму… – Кэлум протянул монетку.

– Чего? Один? Ну ты и жмот! Это ж рождественская лотерея! “Клуб 86”, сечешь? В поддержку “Хибер-ниана”… Или ты за долбаный “Хартс”?

– Нет… А давай пять! – в приливе энтузиазма воскликнул Кэлум.

– Другое дело, чувак! – обрадовался усатый. Шустрый, болевший как раз за “Хартс”, неохотно

протянул два фунта.

– Ты в субботу идешь? – спросил Кэлум у парня.

– Куда это? – недружелюбно отозвался тот.

– На Истер-роуд, наши играют же.

Усатый уставился на Кэлума, потому раздраженно помотал головой.

– Я сюда на тусовку пришел и долбаные билеты загнать, а не про говномяч трындеть.

Он оставил приятелей в покое, а у них уже гонки начались.

– В таком трипе пивасик – самое то, – сказал Шустрый, поднося к губам банку. – Депрессант, типа. В чувство приводит.