Розаура Салседо

Последняя часть дороги, самая краткая, оказалась зато самой тяжкой. Могучему экипажу пришлось двигаться медленно и с усилием, чтобы не застрять неподвижно на мягкой почве, которая проваливалась под колесами. Это была не столько дорога, сколько трясина, в которой еще сохранились зеленоватые лужицы от дождя, выпавшего много дней тому назад. С обеих сторон,, на отлогих скатах виднелись ряды апельсинных деревьев, пальмы и стены, заплетенные цветами. Люди украсили этот участок земли, сражаясь с мертвой водой болот до тех пор, пока не превратили ее в плодородное поле; но никто не позаботился о дороге. К тому же эта дорога вела в местечко, где не существовало повозок, и большая часть торговли велась морем, или на лошадиных крупах.

Автомобиль двигался вперед, качаясь, с ужасными толчками. Но выйдя на побережье, напротив мыса Пеньискола, он понесся во весь дух по песчаному морскому берегу и перешейку. Хотя почва была мягкая, автомобиль скользил ровно, тихо, как если бы у него под колесами был толстый ковер. С обеих сторон узкой песчаной полосы земли были разложены для сушки большие сети цвета вина.

Судовая команда двух черных барок выгружала свой ночной улов. Мужчины со штанами, отвороченными почти до самых бедер, вытаскивали на берег большие корзины, сверкавшие расплавленным оловом. Группы женщин жадно рассматривали содержание корзин. Те, в которых находились лангусты, отставлялись в сторону, как ценный материал.

Автомобиль доехал до ворот первой стены. Большое количество женщин, собравшись вокруг прачечного плота, колотили изо всех сил мокрое белье, а затем подставляли его под светлый поток прозрачного источника, берущего свое начало из скал. Все бросили свою работу, издавая громкие крики, и к смутному шуму голосов присоединились возгласы множества детей.

Экипажу пришлось остановиться. Невозможно было проехать по узким и висячим переходам, пропускавшим лишь мулов и ослов с их грузами. Два человека, шедшие позади своих лошадей, навьюченных земледельческими орудиями, вышли как-раз из поселка рыбаков, чтобы обрабатывать маленькие полоски земли на побережьи.

Хотя женщины и дети кричали на каком-то смешанном диалекте, Розаура и ее шоффер поняли их указания. У скромной гостиницы, рядом с большими воротами, украшенными гербом Филиппа II, стояли под навесом две повозки из какого-нибудь ближайшего местечка: они тоже должны были остановиться у стены.

Когда Розаура вышла из автомобиля, она увидела себя окруженной любопытными, которые рассматривали ее с некоторого расстояния с враждебной робостью, внушаемой иностранцами. Несмотря на ее бледность и синеву под глазами вследствие утомления, этим бедным женщинам она показалась пришелицей из другого мира, которая сбилась с дороги и по ошибке заехала сюда.

– Великое небо, – говорили они. – Вот так красивая сеньора! Она как королева.

Несколько старух, более смелые благодаря привилегии преклонных лет, подошли к ней, но, прежде чем ответить на ее вопросы на кастильском языке, заставили ее повторить, так как плохо знали этот язык, и их сбивал аргентинский выговор Розауры. Они не могли угадать, кто такой этот дон Клаудио Борха, о котором их спрашивала знатная сеньора. Одна из более молодых открыла тайну.

– Это тот, из Мадрида, – сказала она остальным; и добавила, обращаясь к Розауре: – Поднимайтесь выше, сеньора, поднимайтесь все прямо вперед и найдете его в замке.

Ее приятельницы, казалось, поздравляли ее шумными раскатами смеха за ту легкость, с которою она говорила по-кастильски и за точные указания, где найти единственного иностранца, бывшего в местечке.

Розаура пошла вперед, а впереди нее бежала группа ребятишек, между тем как женщины вернулись к работе у прачечного плота, или же окружили автомобиль, изумляясь его величине, сравнивая его с другими автомобилями, которых они видели, и обращались с вопросами к шофферу, расспрашивая, кто его госпожа.

Креолка давала себе отчет в том, что толки бежали по поднимавшимся вверх уступам местечка, сообщая всем о необычайном событии – ее приезде. У дверей и окон появлялись головы, несколько растрепанные в этот ранний утренний час, потому что только к вечеру, когда вполне окончена домашняя работа, женский персонал Пеньисколы приводил себя в порядок. Дети упорно шли рядом с нею, подняв головы вверх, чтобы лучше рассмотреть ее. Из домов выходили другие и еще другие ребятишки, присоединявшиеся к детской свите. Они ничего не говорили, ничего не просили и следовали за нею, устремив взоры на ее лицо, предчувствуя какую-то тайну, изумленные ее несходством с другими женщинами, которых они ежедневно видели, и с наслаждением вдыхая окружавшее ее благоухание.

Розаура продолжала подниматься, доверяясь инстинкту тех, которые шли во главе ее детской свиты. Увидав человека с лицом, загоревшим до каштанового цвета от солнца и морской воды, с короткой и жесткой бородой, широкими плечами и качающейся походкой, тип хозяина барки, ушедшего на покой, – она спросила его, правильно ли она идет, чтобы попасть в замок.

Это был Алькальд, спускавшийся к единственным воротам местечка, несомненно, уведомленный об этом необычайном приезде. Он сделал усилие над собой, чтобы собрать в памяти своей все, что он, как официальное лицо, знал на кастильском языке, и ответил:

– Вы идете правильно. К тому же, куда и как бы вы ни шли, вы всегда дойдете до замка.

Потом добавил с простодушной гордостью, точно устанавливая преимущества своего города перед всеми большими столицами всего света, о которых ему рассказывали чудеса:

– Не бойтесь, сеньора. В Пеньискола никто не заблудится.

Расставаясь с ним, Розаура делала усилие над собой, чтобы не рассмеяться. Действительно, никто не мог заблудиться среди полдюжины улиц и уличек, окруженных стенами и все поднимавшихся на вершину скалы.

Алькальд не решился сопровождать ее; это казалось ему дерзостью. С такими знатными сеньорами простой человек никогда не знает, что хорошо и что дурно. Но дальше перед нею остановился крестьянин, у которого сверх платка надета была фуражка с золотым галуном. Он держал в правой руке палку со свисавшими с нее двумя черными шариками. Это был Алгуасил. Повинуясь приказаниям своего начальника, он стал кричать и делать движения палкой, чтобы нагнать страх на детвору. Разве они не видят, что беспокоят сеньору? Что скажут за границей о детях Пеньискола? И Розауре пришлось просить, чтобы он не разгонял своими угрозами эту молчаливую свиту, единственное преступление которой состояло в том, что они шли, точно прилипшие к ней, и только самые отважные из них прикасались к пуговицам и к сукну ее накидки.

У входа в замок Розаура попросила у сельского ставленника власти опору его мозолистой руки. Плиты выхода из крепости и древнего плацдарма были так вылощены росой, так омыты дождями, что казались хрустальными. Нужно было найти расщелину, в которой еще сохранилась земля, и где росла небольшая трава, чтобы ноги не скользили. Алгуасил, несомненно желая вселить в нее мужество, рассказал о нескольких посетителях, которые сломали себе руки или ноги, упав в этом самом месте.

Позади них осталось обширное пространство, окруженное стенами, куда выходили двери старинных крепостных построек. Эти постройки служили теперь гуменниками, или были заброшены. Замок вынес три продолжительные бомбардировки в последние столетия, и сохранились в целости только подвалы и первый этаж.

Они поднялись по каменной голубого цвета такой же скользкой лестнице. Алгуасил шел впереди, говоря с нею, но слова его ей нужно было угадывать. Позади них настойчивая детвора стала рассеиваться по всей крепости, пользуясь этим необычайным посещением, так как в обычные дни ключ от крепости хранился в Городской Думе. Розаура поняла, что этот человек говорил о мадридском сеньоре, как-будто хорошо его знал. Вскоре он громко крикнул:

– Дон Клаудио, визит. Визит к вам!

Борха незадолго перед тем слышал все увеличивавшийся шум, который ему казался необъяснимым среди безмолвия покинутой крепости. Так как самые незначительные звуки приобретают преувеличенное значение в глубокой тишине, он подумал, что какая-то бунтующая толпа проникла через калитку и идет вверх по лестнице. К шуму стрижей, летавших вокруг стен, присоединились крики детей и мужской голос, звавший его во все горло. Кто мог притти к нему сюда и разыскивать его в Пеньискола? Он появился между двумя амбразурами и увидел Алгуасила и увидел…