Города красной ночи

Все приготовлено, мы раздеваемся до костюмов Адама, и у нас обоих стоит прежде, чем мы успеваем снять с себя одежду. Я беру палочку из слоновой кости и обвожу круг вокруг наших тел, а тем временем мы оба произносим ритуальные изречения, читая по иероглифам на стене.

– Да не возымеют Сияющие власть надо мной. – Джим читает это на манер католической литании, и мы оба хохочем.

– Я очистил себя.

Мы зачерпываем воду из котла и трогаем друг другу лбы.

– Я помазал себя мазями.

Мы зачерпываем особой жидкости из алебастрового кувшина, трогая лбы, подмышки и копчики, поскольку ритуал включает в себя сексуальный климакс.

– Я приношу тебе ароматы и благовония.

Мы добавляем еще благовоний, несколько капель розового масла, и прыскаем ладаном в курительницу.

Мы свидетельствуем почтение четырем кардинальным точкам, призывая Сета вместо Хентаментиу, поскольку это в некотором смысле черный ритуал.

Сейчас как раз время заката, и мы свидетельствуем почтение Тэму, поскольку Ра с заходом принимает это имя. Мы омываем кардинальные точки водой и молоком, обмакивая веточку мяты в котлы, призывая сияющие стихии. Теперь время ритуального климакса, в котором боги завладеют нашими телами, а цель ритуала будет достигнута в момент оргазма и визуализируется в виде струи жидкого золота.

– Мой фаллос – это фаллос Амсу.

Я наклоняюсь, а Джим втирает ладан мне в задницу и вводит свой член. В моих ушах стоит рев, а в мозгу прокручиваются картины и ленты. Призрачные фигуры поднимаются из огня свечи: богиня Икс Таб, покровительница висельников-самоубийц… вереница виселиц и горящих городов с полотен Босха… Сет… Осирис… запах моря… Джерри, голый, болтается на балке. Сладкий, гнилой, красный мускусный металлический запах кружится вокруг наших тел, ощутимый, как дым, и, когда я начинаю извергать семя, в комнате становится светлее. Вначале мне кажется, будто выросло пламя свечей, а затем я вижу Джерри, стоящего передо мной голым, его тело излучает свет. На его лице – ухмылка скелета, которая переходит в загадочную улыбку статуи древнегреческого юноши, а затем он превращается в недоумевающего и заинтересованного Димитри.

В конце концов, мы отсылаем Сияющих восвояси и идем спать.

– Как ты думаешь, зачем была отрезана голова? – спрашивает Джим.

– Очевидная задача: скрыть причину смерти в случае, если тело найдут. Но они не рассчитывали, что его найдут. Был какой-то особый резон – использовать и голову, и тело.

Перед моими глазами мелькнули изображения трансплантированных обезьяньих голов.

– Как ты думаешь, где сейчас голова?

– В Нью-Йорке.

Верхом на деревянной лошадке

На следующий день, когда мы приехали в офис, там нас ждала телеграмма от Димитри:

Ближайшим самолетом мы вылетели в Афины и остановились в «Хилтоне». Димитри прислал за нами машину.

Джим был несколько мрачен, когда они пожимали друг другу руки в хорошо проветренном офисе Димитри… синий ковер на все четыре стены, письменный стол, обитые кожей стулья, картина Парфенона на стене, все опрятно и безлико, как номер в «Хилтоне».

Димитри поднял бровь.

– Я делаю вывод, что Вы не одобряете нашей политики, мистер Брэди. Что до меня, то я не одобряю ничьей политики. Пожалуйста, поймите, что я ничего не выгадываю на этом расследовании. Мое политическое начальство хочет, чтобы все это дело было брошено… несколько выродков-иностранцев… это плохо для туристического бизнеса.

Джим сердито покраснел и стал разглядывать свои ботинки, отставив одну ногу.

– Что там у вас за свидетель? – спросил я.

Димитри откинулся на стуле за письменным столом и соединил кончики пальцев.

– Ах, да – Адам Норт, идеальный свидетель. Уберег свою идеальность благодаря тому, что был арестован. В то утро, когда был убит мальчик Грин, восемнадцатого сентября, молодой Норт был задержан с четвертью унции героина. Когда я увидел лабораторный отчет, я приказал поместить его в изолятор. Героин, который он покупал у уличных банчил, был в среднем десятипроцентным. Этот же был почти стопроцентным. Он бы убил его в считанные секунды.

– Что ж, если они собирались убить его, чтобы заставить о чем-то молчать, зачем же было давать ему первым узнать об этом? – спросил Джим.

– Вопрос по существу. Видите ли, он являлся чем-то вроде камеры, из которой фильм можно было извлечь и обработать отснятую пленку. Но сначала кости, а потом мясо. К Адаму Норту подходил кто-то, соответствующий, – Димитри глянул на меня, – вашему описанию Марти Блюма, и предлагал четверть унции героина плюс тысячу долларов в придачу, которые уплатили бы в два захода, за присутствие на магическом ритуале, включающем в себя имитацию казни. Он вел себя очень подозрительно.

Димитри включил магнитофон.

– А че я-то? – сказал тупой и грубый молодой голос. И продолжил: – И вот этот персонаж со странички юмора говорит, что я идеальный. Идеальный кто? – я его спрашиваю. Идеальный свидетель, говорит он мне, и в руке у него пятихатка. Ну ладно, говорю. Но есть условие, говорит он. Ты должен пообещать отказаться от героина и остальных наркотиков на три дня перед церемонией. Твое сознание должно быть чистым. Клянусь честью скаута, говорю, и он отваливает мне лавэ. Но еще одно, говорит. Дает мне фотографию какого-то рыжего парня, который выглядит типа как я. «Вот субъект. Ты сконцентрируешься на этой фотографии на следующие три дня». Ну, я говорю ему: «Конечно, конечно…» и сваливаю. И, верьте или нет, с пятью сотнями зеленых в кармане я не могу затариться нигде и никак. И вот, когда шофер приезжает в «даймлере» меня забирать, меня ломает, как собаку.

Димитри выключил магнитофон.

– Его отвезли на виллу под Афинами, где он стал свидетелем нелепой церемонии, кульминацией которой было повешение этого мальчика Грина. По возвращении в Афины он получил четверть унции героина. На пути в квартиру своей подружки, его арестовали.

– Во всем этом пока нет никакого смысла, – сказал Джим. – Они втягивают его как свидетеля, Бог знает зачем, а потом мочат его, чтобы заткнуть.

– Они не собирались затыкать его. Они собирались открыть его и достать пленку. Адам Норт был идеальным свидетелем. Он одного возраста с Джерри, родился с ним в один день и похож на него настолько, что сойдет за его брата-близнеца. Вы знакомы с симптомами введения героина… болезненная интенсивность ощущений, легкая лихорадка, спонтанные оргазмы… сверхчувствительный фильм. А передозировка героина – это легчайшая из смертей, поэтому кадры этой сверхчувствительной пленки просматриваются без искажений даже после передозировки.

– Понимаю, – сказал Джим.

– Всё это здесь, на пленке, но, думаю, вы бы хотели сами повидаться с мальчиком. Он, должен вам сказать, настоящий тормоз.

Спускаясь с нами на эскалаторе, Димитри продолжал.

– Есть причина подозревать наличие латентного психоза, замаскированного

наркоманией.

– Он принимает какие-нибудь медикаменты? – спросил я.

– Да, метадон, перорально. Я не желаю, чтобы он здесь безобразил.

– Вы хотите сказать, что он может стать для всех обузой? – спросил я.

– Более того, он может представлять опасность с точки зрения гигиены.

Мы увидели Адама Норта в одном из приемных покоев, под флуоресцентным светом. Стол, магнитофон, четыре стула. Это был красивый белокурый ребенок с зелеными глазами. Сходство с Джерри было поразительным. Однако если Джерри описывали как очень умного и шустрого мальчика, то этот на вид был вялый, бессмысленный, тупой, взгляд у него был сонный и угрюмый, как у обиженной ящерицы, которую преждевременно разбудили от зимней спячки. Димитри объяснил ему, что мы – детективы, нанятые семьей Джерри, и у нас есть несколько вопросов. Мальчик смотрел на стол перед собой и ничего не говорил.