Роковые девчонки из открытого космоса

— Что у тебя тут, Джордж? — спросил он.

— «Оживители Животиков», — ответил Джордж.

— Ёшкин дрын, — кивнул Джейк, решив, что для добрососедских отношений этого вполне хватит. Он зевнул. — Прости, — извинился он, прикрывая рот. — Ночью немного перебрал.

Когда Джейк поднял руку, бдительные глаза Джорджа телескопически наехали прямо на его запястье.

— Новая татуха? — Он старался контролировать дрожь в голосе.

— Э–э, ну вроде, — буркнул Джейк.

— Особый повод?

— Да нет, — ответил Джейк. — Ну, может. Не знаю. Не могу сейчас об этом. Я мочалка. Потом увидимся.

Джордж пожал плечами, давя разочарование.

Джейк подтащил себя к обветшалому террасному дому по соседству, где и проживал. Толкнул скрипучую калитку, перешагнул картонную коробку, переполненную бутылками и жестянками, которую однажды они сдадут в утиль. Направляясь к двери, едва увернулся от попадания в свежую сигарку собачьей какашки. Джейк нащупал на шее кожаный шнурок с ключами. Ключей на месте не было. Блят–ть! Это уже чересчур. Он торопливо провел инвентаризацию. Потеряно: носок, ключи, ночь. Приобретено: татуировка и целый шмат бодуна. Ночь была явно памятная. Если б только ее вспомнить.

Он заколотил в дверь. Нет ответа. Все его соквартирники дрыхнут. Он слышал Игги Зардаста, своего бультерьера — тот примчался к двери, цокая когтями по неотделанным половицам прихожей. Игги исполнял номер «Невероятно Счастлив, Что Хозяин Вернулся» — царапал дверь, вилял и колотил хвостом, повизгивал с энтузиазмом не вполне напускным, но малопригодным для того, чтобы впустить Джейка в дом. Джейк вздохнул и побрел вокруг квартала к задам дома, перебрался через забор и выкопал запасной ключ из тайника под деформированным садовым гномиком.

Оказавшись наконец внутри, он почесал Игги за розовыми вислыми ушами и вдохнул знакомый аромат общего жилья — успокоительный мускус выдохшегося пива, немытой собаки, переполненных пепельниц, спящих тел, грязных тарелок и легендарного Пропавшего Банана. Ароматерапия. Как хорошо дома.

Джейк дополз до своей спальни. Выглядела она, как взрыв в прачечной–автомате. Грязная и чистая одежда похотливо совокуплялась кучами на полу или же лениво нежилась на шатком трехногом стуле, который Джейк изъял со «Свалки Темпи» [46]. Не покрытой трусами, футболками, старыми пиджаками, ретро–рубашками, носками и джинсами в комнате оставалась только вешалка для одежды у стены — с нее в состоянии матерой безработицы свешивалось полдюжины плечиков. Джейк разгреб тропу к матрасу ногами. Тяжело рухнул, взбудоражив целые колонии пыльных вшей, перепугав пару совокуплявшихся тараканов, досадив блохе, у которой и так было паршивое настроение — с тех пор, как она куда–то задевала Игги двумя днями раньше, — и вообще сильно потревожив хрупкий экологический баланс комнаты. Джейк довершил неистовства тем, что скинул ботинки. Воспоследовавший запах подхлестнул все местные формы жизни, и они наперегонки бросились к двери.

Голова Джейка кружилась, будто виниловый диск на проигрывателе. Сорокапятка на 78–ми. «Олвин и Бурундуки» [47] на спидах.

С того самого мига, как он обнаружил себя на Кинг–стрит, Джейку хотелось лишь одного — спать. В ту же секунду, когда голова его рухнет на подушку, он вырубится, как электролампочка. Однако свет не выключался. В мозгу воспроизводились фрагменты галлюцинаций. Но по мере того, как в систему просачивалась трезвость, что–то подсказывало Джейку: то, что он припоминает, — не просто галлюцинация. Хорошо, признал он, это реально. Это случилось. Он займется этим утром. Днем. Можно мне теперь поспать?

— А чего ж нельзя? — с откровенным облегчением ответила Сонная Фея, в нетерпении витавшая над его постелью. Мог бы и сразу спросить. Поглядев на часы и покачав головой, она сыпанула сонной пыли ему в глаза и вылетела в окно на следующую встречу, куда уже опаздывала. Сушки. Ну почему у них обязательно все так сложно? И опять–таки, заносчиво подумала она, появляются такие люди, как тот парень на улице с утра. В фей он, видите ли, не верит. Пфф. Посмотрим, удастся ли ему теперь когда–нибудь заснуть.

А во сне Джейк нежился в зеленых полях под изумрудными небесами. В воздухе полуденной луной витал мягкий рот Бэби, а ее эротичный тягучий прононс плел росистую дымку вокруг Джейковой головы. Сколько ни тщился он понять, что она ему говорит, — не мог разобрать ни слова. Он потянулся к ней и поймал за ногу. Изысканно маленькую, пухлую, розовую и с семью пальчиками. Джейк окаменел, застонал и кончил в простыни.

§

Примерно в половине третьего того же дня Джейк — голова как хорошенько пережеванный теннисный мячик Игги, кишки словно отыскали Пропавший Банан — обернулся полотенцем и поспешил по коридору в туалет. Уселся и машинально потянулся за экземпляром «Войны и мира», жившим на полке с банными принадлежностями. Но быстро его отложил — под раковиной он засек старый номер журнальчика «Навыки агрессивного вождения». В «В–и–М» он до сих пор не продвинулся дальше второй страницы. Это ничего. Прочтет, когда состарится. Пока же он вполне счастлив, увлекшись размышлениями редактора «НАВ» о том, почему он такой обсос в постели. Джейку немного полегчало. Не отрывая глаз от страницы, он пощупал стенку и сжал в пальцах картонную трубку.

— Парни! — взревел он. — Ку–ку! Кто–нибудь дома? — Помолчал и вздохнул. — Ну почему, как моя очередь хезать, никогда не бывает билетов?

— Все бы ныл, ныл и ныл, — заметил Тристрам, как раз случайно проходивший по коридору мимо двери. — Не надевай штаны. Погляжу, не осталось ли у нас запасных катышей в чулане.

И Тристрам убрел прочь — прямо в стенку, отскочил от нее, вошел в другую, затем дал крен, тем самым проложив себе курс к чулану. Он притворялся, будто находится внутри пинбольного автомата.

Для Тристрама такое поведение было нормой. Его и его точную копию — близнеца Торкиля — можно было бы назвать Саморазвлекающимися Агрегатами. Потомство шотландской матери и египетского отца, глазом они были фараонны, носом горды, а телосложением хрупки. Кожа у них была оттенка латте, а волосы — цвета недели. На этой неделе, к примеру, у Тристрама — лиловые, а у Торкиля — голубые. На Тристраме сейчас было платьице лососевого оттенка с кружевным воротником, которое он нашел на барахолке. Личным героем ему служил Квонг Хосе Абдул Фу из брисбенской банды «Блевун». Квонг Хосе был еще одним мультикульти–рок–героем, которому нравилось носить платьица. Тристрам считал Квонга Хосе четким, как он не знал что.

В конечном итоге Тристрам вернулся с рулончиком сортирной бумаги. Но едва собрался открыть дверь, как заметил, что Игги, похоже, стоит на страже.

— Что такое, Игги? — поинтересовался Тристрам. Пес засвидетельствовал присутствие Тристрама вилянием хвоста и тихим гортанным вздохом. Его розовые свинячьи глазки не отрывались от точки, расположенной где–то посередине двери. И тут Тристрам заметил, что Игги не сводит глаз с крупного таракана, который медленно преодолевал филенку. Интересно, сколько Джейк там уже сидит? Тристрам улыбнулся и потрепал Игги по голове. На свой жуткий бультерьерий манер Игги улыбнулся ему в ответ, показав зубы.

Осторожно, чтобы не потревожить таракана, Тристрам приоткрыл дверь и швырнул рулончик в щель.

— Торк! Спаситель! — благодарно возопил Джейк со своего фаянсового насеста.

— Я Трист. Я на этой неделе лиловый. Не забыл? Эй, а ты где был вчера ночью, хряк? — осведомился Тристрам через дверь. — Мы видели, как ты охренительски нырнул со сцены, а потом как бы исчез. После сейшака мы тебя везде искали, но нигде не нашли. И подумали, что ты, наверно, себе цыпочку надыбал.

— Вообще–то, — осторожно ответил Джейк, когда мимолетное видение себя, привязанного к столу, на быстрых крыльях впорхнуло к нему в сознание, — мне кажется, меня похитили чужие и заставили заниматься с ними сексом в летающей тарелке.