Джим Моррисон после смерти

– Отчасти она. Когда отправила меня в лимб. А остальное уже довершили её монашки во главе с Бернадеттой, Надо думать, они всё-таки подняли бунт, а это так – вспомогательный погром.

Док с Джимом встревожено переглянулись:

– Монашки?

– Подняли бунт?

– Вспомогательный погром?

– У нас что, даже не будет возможности оклематься после Портала Дракона?

Переход по Порталу Дракона, в сущности, мало чем отличался от перехода по обычным телепортационным порталам, но там были свои особенности: странные завихрения и сдвиги энергии, кошмарные видения и галлюцинации, которые били по нервам, давили на подсознание и калечили психику. Так что Док с Джимом были сейчас вымотаны до предела. Сэмпл досталось не меньше, но злость и ярость придали ей сил. Где-то на полдороге через Портал Дракона Джим даже подумал, что, наверное, этот портал создавал некий демон-шутник с извращённым чувством юмора: он специально устроил, чтобы путь проходил через самые жуткие области человеческих страхов из коллективного бессознательного – сквозь залитую кровью, пропахшую смертью Лунную Пирамиду, сквозь кошмарное логово Великого Палача Моче [70], сквозь межзвёздное пространство, пронизанное смертоносным излучением, где разыгрывались эпизоды из плохих фантастических фильмов про звёздные войны – например, как доблестный экипаж «Боевой звезды» [71] отбивает атаки килонов под предводительством графа Балтара.

Вновь раздалась автоматная очередь. Джим быстро взглянул на Дока, потом – на Сэмпл:

– Не знаю, как вы, ребята, а я бы, пожалуй, отсюда смылся.

Сэмпл мрачно взглянула на него, но ничего не сказала. Джим скривился и покачал головой. Он понимал, в каком она сейчас состоянии, но надо же трезво оценивать ситуацию.

– Мне неприятно об этом говорить, но здесь уже вряд ли что-то поправишь: здесь все разрушено и восстановлению не подлежит. И я не вижу причины, зачем нам влезать в какую-то там феминистскую разборку. Оно нам надо?

Как бы в подтверждение его слов, где-то поблизости грохнул взрыв. По полу прошла дрожь. Сэмпл стиснула зубы:

– Они разгромили мой дом. И я этого так не оставлю.

Где-то взорвалась граната. Док покачал головой:

– Мстить за обиды – дело хорошее, я бы даже сказал, благородное. Но только когда тебя не превосходят по численности и по вооружению.

Джим был полностью с ним согласен. Ему было жаль Сэмпл, но выстрелы приближались.

– Он прав, малышка. Надо смываться отсюда, пока не поздно.

Но Сэмпл, похоже, уже все для себя решила.

– И как, интересно, мы смоемся? У кого-то осталась энергия после Портала Дракона? Да мы сейчас даже по комнате пролевитировать не в состоянии.

Сэмпл была абсолютно права, но Джим уже начал терять терпение.

– Ну и что ты тогда предлагаешь?

Но прежде чем Сэмпл успела ответить, что-то зашевелилось в проёме обвалившейся мавританской арки. Молодая женщина с бритой налысо головой переступила через упавшую с потолка балку и вошла в зал. На ней был алый свободный плащ со странной эмблемой на груди: золотой молоток-гвоздодёр и три гвоздя. Наверное, это была новая форма мятежных монахинь: красный цвет, надо думать, символизировал кровь, пролитую убийцей-маньяком Иисусом, а что означал молоток с гвоздями – тут вообще не было ни малейших сомнений. В общем, как говорится, стиль выдержан. Вот только тяжёлые, на шнуровке, ботинки парашютиста-десантника и патронташ на груди как-то не вписывались в общий имидж. В руках у монахини был автомат какой-то новейшей модели конца двадцатого века. И автомат был нацелен прямо на Сэмпл, Джима и Дока. Похоже, что их неожиданное появление нисколечко не смутило и не испугало монашку. Она решительным шагом направилась к ним:

– Вы трое. Ни с места.

Взорвалась очередная граната, и один из резиновых стражей согнулся пополам и упал. Из дырки у него в боку потекла какая-то синяя жидкость, густая, как патока. С потолка посыпалась штукатурка. В воздухе было не продохнуть от пыли. Где-то что-то горело. Монахини в алых плащах передвигались по коридору быстрыми мелкими перебежками, паля на ходу из своих МАС-10 и АК-47. Мистеру Томасу было ясно, что Эйми и горстке её верноподданных не выстоять в этом сражении. Даже при помощи стражей Сэмпл.

Их теснили всё дальше и дальше в глубь дворца. Мятежницы – в своих новых алых плащах и обритые налысо – тоже несли потери, но это уже не имело значения. Эти красные сестры с готовностью уходили в Спираль за правое дело Бернадетты, Молота Господня, их вдохновительницы и вожатой. Если они решат взять Эйми измором, ей конец. Они просто задавят её числом – с её жалкой горсткой монашек и ангелов. Они уже вынудили её бежать с Небес и искать убежища во владениях сестры, к которой Эйми всегда относилась с презрением и собственноручно отправила в лимб. И теперь у неё просто нет выбора. Вернее, выбор-то есть, только весьма ограниченный: либо погибнуть, сражаясь в заведомо безнадёжной битве, либо сдаться и быть распятой.

Мистер Томас вовсе не собирался затевать Великое и Последнее противостояние Томаса, бесстрашного козла. Но похоже, все к тому шло – хотя пока он благополучно забился в угол в самом дальнем конце горящего коридора, по возможности дальше от «театра боевых действий». Глаза слезились от дыма. Отступать было некуда. Мысленно он уже приготовился к неизбежной реинкарнации. Он убеждал себя, что, наверное, как козёл, он себя исчерпал; пришло время что-то менять. Насколько он мог судить, его единственная надежда остаться в этой реальности – держаться подальше от Эйми, чтобы мятежницы не подумали, будто он с ней. Надо изобразить из себя невинную жертву – или даже беспомощного заложника. Может быть, у него даже получится занять пост Агнца Божьего при новом режиме, чтобы целыми днями лежать на травке, пить пиво и жевать глянцевые журналы, которые будут ему подносить бритоголовые дамочки в красных плащах. Но не стоит загадывать так далеко. Агнец Божий – это одно, а вот «Божий Козёл» совсем не звучит.

Взорвалась очередная граната, вызвав смятение в рядах защитников. Из-за пыли и дыма мистер Томас не видел, что там происходит, в дальнем конце коридора, – но вот дым немного рассеялся, и над кучей обломков поднялся белый флаг. То есть даже не флаг, а какая-то грязная тряпка. Всё было предельно ясно. Эйми Макферсон сдаётся. Выбрасывает полотенце, если выразиться на боксёрском жаргоне. Это был не призыв к перемирию. Это была полная, безоговорочная капитуляция. И теперь мистера Томаса волновал только один вопрос: распинают ли козлов на кресте.

– Похоже, пока что у нас боевая ничья.

Монахиня с автоматом разом подрастеряла весь свой воинственный задор, когда увидела Дока, целившегося в неё из Пистолета, Который Принадлежал Элвису. Легендарный пистолет появился в его руке, словно по волшебству. Монашка в алом плаще растерянно замерла, а Док рассмеялся:

– Я бы не стал так расстраиваться, голубушка. Понимаю, обидно. Но я – пьяный ли, трезвый – всяко лучше тебя обращаюсь с оружием. И в этом нет никакого позора – отступить перед Доком Холлидеем. – Он прищурился и внимательно посмотрел на молодую женщину. – Кажется, я тебя знаю.

Монашка смутилась:

– Да, Док. Ты меня знаешь. Ты бы, наверное, узнал меня сразу, если б не эта причёска.

Док нахмурился: – Ты…

– Я Аура-Ли. Я раньше работала…

Док улыбнулся. Продолжения ему не требовалось.

– Ну конечно.

– Пока я не отринула грехи плоти…

– Какие ещё грехи плоти? Прямо викторианство какое-то. Насколько я помню, тебе очень нравилась твоя работа.

– Она мне нравилась, потому что тогда я не знала ничего лучше. Бернадетта нам говорит…

– Какая, к чертям, Бернадетта?

– Бернадетта, Молот Господень.

Док, кажется, начал терять терпение.

– Какой ещё Молот Господень? Это что, должность такая? Или профессия?