Испанский сон

— Не совсем, — сказала Марина. — Честно говоря, этот вопрос был как бы подготовительным. Меня больше интересует, как ты попала в это учебное заведение?

И она показала на диплом, висящий на стене.

— Но это же было гораздо проще, — удивилась Ольга, — если тебя интересует именно это, почему ты не спросила об этом прямо и сразу? Я могла бы не тратить душевные силы, рассказывая тебе, как попала в Москву…

— Извини, — тихо сказала Марина, — мне казалось нетактичным задать такой вопрос с бухты-барахты.

— Но сейчас ты готова его задать?

— Сейчас — да.

— Ну, так задавай.

Марина сделала глубокий вдох и спросила:

— Ольга, как ты устроилась во Второе Ждановское?

— Сказать по правде, я хотела в Первое, — сказала Ольга с легкой досадой. — Но что поделаешь, если один из моих попутчиков оказался директором именно Второго!

— И ты…

— Да, — гордо сказала Ольга. — Отдалась ему. Но не сразу! Вначале…

Вначале, наученная изрядным опытом общения с Анатолием Петровичем — а это, если ты помнишь, был директор китежского ресторана, — я спросила: «А вы точно зачислите меня в училище?»

Он сказал: «Конечно, дорогая».

Я подозрительно спросила:

«Что, без вступительных экзаменов?»

«Нет, — сказал он, — это было бы попросту глупо. Ты знаешь, что такое проверяющие?»

Я подумала и сказала:

«Более или менее».

«Ну так вот, при первой же проверке выяснится, что ты поступила без экзаменов, и мне поставят на вид, а тебя просто отчислят».

«Вы правы, — признала я. — Как же быть?»

«Сдавать экзамены, — ответил он, — я сделаю так, что ты сдашь их все наилучшим образом».

«А если обманете?»

«Что ты, — сказал он, — вот те крест!»

«Не надо, — ответила я ему, — я атеистка; давайте-ка лучше отложим это дело до моего зачисления. И кстати, мне еще нужно общежитие, как иногородней».

«Да? — Теперь уже в его голосе зазвучало подозрение. — А если ты поступишь, общежитие тоже получишь, а потом меня — по бороде?»

«Тогда выгоните меня, как обманщицу».

«Нелогично, — сказал он. — Ведь если ты выполнишь свое обещание, в этом случае я тоже могу тебя выгнать».

Пораженная, я опешила.

«Вы правы».

«Поэтому давай лучше на доверии. Меньше слов, больше дела».

«Нет, — твердо сказала я. — Особенно после вашей остроумной, но неосмотрительной оговорки — мне нужны твердые гарантии».

Ты, может быть, думаешь, что я зря проявляла такое упорство, рискуя тем, что он потеряет терпение и выгонит меня взашей? Такая мысль была бы крайне наивной. Во-первых, я уже видела, что он без ума от меня и что за обладание мною готов на все, а во-вторых, без гарантий я слишком сильно рисковала бы в итоге остаться при своих интересах. Мне нужно было иметь в руках что-то существенное, что я могла бы при необходимости использовать против него. Конечно, не как орудие шантажа — шантаж с целью получения незаслуженных благ я считаю безнравственным — а исключительно как средство самозащиты. Ты же понимаешь, кто был он и кто была я. Мы были в разных весовых категориях — у меня даже прописки московской не было; в любом неблагоприятном для меня случае поверили бы не мне, а ему.

«Какие еще гарантии? — недовольно спросил он. — Расписку тебе написать, что ли?»

«Да, — сказала я. — Так было бы по-деловому».

Он фыркнул.

«Чтобы ты меня потом этой распиской…»

«Глупенький, — улыбнулась я, — зачем мне это? Если все будет хорошо… Кому и где я покажу эту расписку? Да она мне самой будет хуже петли».

Такая подробность произвела на него впечатление.

«Ну ты и… — Он покрутил головой. — Никогда таких не встречал. Ладно, будет тебе расписка».

«Хорошо. Договорились».

«А когда…»

«Как только — так сразу».

Вот и все. Написал он мне… Видишь, какая простая история. Никаких особенных коллизий.

— Да, — признала Марина. — А когда ты закончила училище, ты вернула ему расписку?

— Договоренность была, что верну.

— Ага.

— Но я не вернула.

— Как? — удивилась Марина. — Обманула доверие?

— Ты моя подруга, поэтому я могу признаться тебе. Да, я поступила нехорошо; с формальной точки зрения, я нарушила договор. Но, — сказала Ольга со вздохом, — мне так хотелось сохранить эту расписку на память! Ведь это кусочек моей жизни… реликвия… она стала дорога мне за годы учебы…

— Я понимаю тебя, — сказала Марина. — Ведь ты сохранила ее не с мыслью использовать против него?

— Что ты! — сказала Ольга с отвращением. — Как такое только могло прийти тебе в голову?

Марина устыдилась.

— Да она уже и силу свою потеряла, — добавила Ольга более мягко, — сразу же, как только я получила диплом… Это как деньги старого образца. На них ведь ничего не купишь, но люди бережно их хранят… смотрят на них, вспоминая былое… показывают внукам…

— А где она? — полюбопытствовала Марина.

Ольга заговорщически посмотрела на дверь, потом, поколебавшись, подошла к ней и закрыла ее на ключ. Встав на стул, она сняла со стены рамку с дипломом Ждановского училища. Достав из письменного стола скальпель, она ловким движением отделила плотный картон, вставленный в рамку сзади. Из-под диплома на стол выпал старый, пожелтевший от времени бумажный листок, вверху которого выцветшими чернилами, но вполне разборчиво значилось: «Расписка».

— Ну и ну… — прошептала Марина.

— Можешь прочесть, — великодушно позволила Ольга.

Марина, затаив дыхание, прочла реликвию.

— Учись жить, — сказала Ольга и аккуратно уложила листок на место. — У нас есть повод выпить?

— Даже несколько, — сказала Марина, нежно поглаживая в нагрудном кармашке листок, исписанный каракулями Этого, и неосознанно процитировала, может быть, один из упомянутых Ольгой литературных шедевров: — Во-первых, нет повода, чтобы не выпить…

Работа кипела вовсю; банк господ пришел в движение. Количество данных на каждого неуклонно росло. Возраст, биографические данные, рост, вес, цвет глаз и волос, пропорции тела и лица, резус-фактор и группа крови; пульс, давление, температура и их колебания; результаты самых разнообразных анализов, вплоть до анализа тканей на микроэлементы; состояние внутренних органов; кардиограмма, энцефалограмма, допплерограмма; биоритмы, гороскопы, описания запахов, результаты психологических тестов и других испытаний, а также превеликое множество всяких прочих данных, которые она была способна получить или украсть. Среди всех этих данных, пока что разрозненных, скрывались какие-то, присущие лишь Господину. Ее обязанностью было их обнаружить, идентифицировать, описать.

Это был высший пилотаж, завершающий этап ее исследования. Оно перестало быть лихорадочным; она работала как часы. Чтобы обрабатывать большие массивы данных, она купила компьютер и научилась им пользоваться. Одновременно она заканчивала училище на отлично. Ее прочили в институт, но институт был не нужен — учеба лишь отнимала время, а лучшей экспериментальной базы, чем в клинике, она все равно не смогла бы получить.

В середине лета случилось событие, которое прежде надолго выбило бы ее из колеи. Был чудный, теплый, безветренный вечерок; в такое время особенно хорошо работалось. Большое зеркало, видавшее виды, отражало ее сосредоточенный, внимательный взгляд, устремленный в экран новенького компьютера. Она занималась полюбившимся ей трудом — анализом вновь поступивших данных. Она наслаждалась своим спокойствием. В это-то самое время и зазвонил телефон.

Такое происходило нечасто. Всех своих друзей и осведомителей она попросила по возможности не отвлекать ее от важных научных работ, и они осмеливались беспокоить ее только по экстренным случаям — например, если происходил день рождения или нужны были деньги.

После некоторого раздумья она подняла трубку.