Сборная солянка (Reheated Cabbage)

Настроение у кекса портится, несмотря на долгожданную Таню; даже набирающая децибелы музыка не помогает: играют всякое говно, тупую ниггерятину, а ведь могли бы кантри поставить, что-нибудь клевое из ковбойских времен, когда бабы были верны своим мужикам. Мало-помалу, однако, обаяние Тани берет верх: она уже у края подиума, извивается и завлекает; волшебный шрам парит у самого кексова носа – тонкий ровный росчерк брезжит над застиранными трусиками, по-над бритым лобком, как закатный луч любви. Грудь кекса надувается, кровь отливает от головы, в кислом воздухе не хватает кислорода. Его рука зачарованной змеей тянется вверх, и указательный палец нежно трогает… Таня отстраняется с криком: “Отвали!” По залу пролетает гул. Нагнав убежавший ритм, Таня продолжает танец.

Наш герой беспокойно ерзает: девчонок Сикера лапать нельзя, то есть вообще, без вариантов. Это каждому известно. Однако Сикер ему улыбается, типа все зашибись, и думайте что хотите про этого Сикера, но он в натуре правильный пацан, и девки у него ходят по струнке, как на параде, и кекс с достоинством ему кивает, потому что нормальные мужики должны держаться вместе, и вообще все ништяк. Он думает: вот они с Сикером, два реальных пацана; не первый день на районе, друг друга знают в лицо, живут по понятиям; не друзья, конечно, но что поделать, такой расклад, а выпади случай – и будут кореша до гроба, чё, нормальный ход.

Таня заканчивает номер. Кекс выдувает еще пару кружек и решает, что пора домой. Он выходит через заднюю дверь и огибает здание бара, чтобы по переулку мимо пустыря срезать путь к остановке. Сзади слышны шаги. Это Сикер – с мотоциклетным шлемом в руке.

– Ну чё, братан!

Кексу хочется ответить, что типа все ништяк, да еще для верности подпустить извиняющихся ноток, потому что чужих баб щупать западло, кто бы спорил, и мужику надо показать уважение, все дела. Но тут Сикер шлемом – хрясь! – заряжает ему по скуле. Кекс пятится. Вторым ударом – хрясь! – Сикер лишает его передних зубов и опрокидывает навзничь. Потом с размаху топчет каблуком яйца. И напоследок добавляет с носка в голову.

Экзекуция занимает сорок две секунды.

Сикер возвращается в бар с сознанием выполненного долга; бедного кекса даже словом не удостоил. Только окликнул вначале, да и то зря: слишком много чести.

Кекс некоторое время отдыхает. Затем поднимается и, опершись на стену, натужно блюет, распространяя пивную вонь. Вроде жив. Нетвердым шагом, щупая искалеченный рот, он направляется через пустырь к остановке.

Обидно ли ему? Безусловно. Но злится кекс не на Сикера. Сикер нормальный пацан; в конце концов, любой бы так поступил на его месте. Другое дело – подлая шлюха со шрамом. Вот кого удавить мало! Все они, твари, одинаковые. И Джулька, сучка, того же поля ягода. Ишь, думает, что соскочила. Ничего, сегодня он ее навестит по-соседски. Вправит мозги по полной программе.

А потом они, может, помирятся. Целовать и мириться – это же самый кайф! Если там еще останется, с кем мириться.

ПРОИСШЕСТВИЕ В РОУЗВЕЛЛЕ

Кении, Крейгу и Буди посвящается

1

Очередной табор бродяг, протиснувшись сквозь пробки на оживленных улицах, съехал с объездного шоссе на извилистую загородную дорогу и направился к полю, где толпились люди и гремела музыка.

Констебль Тревор Драйсдейл внимательно наблюдал за происходящим с заброшенного железнодорожного моста. Со свистом втянув в легкие горячий, отравленный машинами воздух, полицейский вытер мокрый лоб и поднял взгляд на редкие облака, беспрепятственно пропускавшие солнечный жар.

Невидимо и неслышимо для стража порядка, в грязном закутке под бетонными опорами съезда с шоссе, местные пацаны тоже невольно травились вонючими выхлопными газами в дополнение к отраве, принятой добровольно.

Жара стояла невыносимая, но Джимми Малгрю вдруг бросило в дрожь. Это все от выпивки и наркоты, решил он. От них всегда мерзнешь. Да еще и не выспался к тому же. Его скрутила новая судорога, куда хуже предыдущей.

Клинт Филлипс с размаху треснул тяжелым молотком по челюсти распростертого на земле Семо. Челюсть была закрыта привязанной к голове подушкой, и снаружи виднелись только глаза, нос и рот, тем не менее от удара голова Семо мотнулась в сторону.

Джимми глянул на Данки Милна, но тот пожал плечами. Джимми сделал шаг вперед, раздумывая, не пора ли вмешаться. Все-таки они с Семо приятели. Нет, не стоит: Клинт, похоже, бьет не во всю силу.

– Ну как, Семо? – оскалился Клинт в зверской улыбке. – Готово? Сломалась уже?

Семо поднял взгляд. Челюсть болела, несмотря на таблетку темазепама, запитую пивом. Он подвигал челюстью: больно, но кости целы.

– Не, пока все на месте, – пробормотал Семо. Изо рта у него потекли слюни, заливая подушку.

Разозленный Клинт, подобравшись как боксер на ринге, посмотрел на Джимми и Данки. Они ответили ему безразличным взглядом. Джимми стало нехорошо на душе, захотелось сказать “Хватит!”, но он не издал ни звука, когда Клинт снова поднял молоток и со всего маху опустил его на голову Семо. От удара голова мотнулась в сторону, однако Семо сумел подняться на ноги.

Из-за угла неожиданно вышел старик с громадным черным Лабрадором. Парни с ненавистью уставились на незваного гостя. Ошеломленный увиденным, старик резко дернул поводок и потащил скулящего пса прочь, не давая ему оросить облюбованную было бетонную колонну. Старик скрылся за поворотом, откуда дорога вела к старой деревне, и не видел, как парень с привязанной к голове подушкой вырвал молоток и врезал им прямо по незащищенному лицу “обидчика”.

– Псих ненормальный! – заорал Семо.

Скула Клинта вмялась, раздался тошнотворный треск сломанной кости, и посыпались зубы. Джимми замутило, и в то же время он обрадовался, потому что на самом деле терпеть не мог Клинта: тот работал в автомастерской, где все время околачивалась Шелли. Кроме того, Джимми не особо вдохновляла задуманная компанией махинация.

Прижав ладони к искалеченному лицу, Клинт уставился на Семо диким взглядом и заорал, как чокнутая гиена. Во все стороны полетели брызги крови и осколки зубов.

– Почему я?! – жалобно простонал он, повернувшись к Джимми и Данки. – Ведь договаривались, что он! Это же он пилюлю заглотил! И подушка у него!

У Семо, похоже, совсем крышу снесло. Он не сводил кровожадного взгляда с Клинта и не выпускал из рук молоток.

– Теперь уже поздно, – отозвался Джимми. – Пошли к фараону, и ори погромче! – Он подмигнул Семо, и тот опустил молоток.

– Да идите вы на хрен! – заскулил Клинт. – А я домой пойду!

– Пошли лучше ко мне, – предложил Джимми.

Не в силах сопротивляться, Клинт позволил дружкам тащить его. Они пришли к Джимми домой, поднялись на второй этаж в его комнату и врубили музыку. Клинт кое-как проглотил пару колес и, развалившись прямо на полу, ушел в астрал. Джимми подложил под голову приятеля принесенный из кухни пластиковый пакет, чтобы кровь не растекалась по всей комнате.

Только Джимми начал расслабляться, как папаня внизу включил телик погромче, пришлось тоже прибавить звук. Телик заорал еще сильнее, Джимми увеличил громкость: такое состязание устраивалось каждый день. Джимми подмигнул Данки, и оба с довольным видом переглянулись. Клинт уже вырубился, Семо тоже уснул. Джимми осторожно разрезал клейкую ленту и, развернув подушку, уложил друга поудобнее. Челюсть Семо сильно распухла, но это была фигня по сравнению с тем, во что превратилось лицо Клинта. Открыв тюбик клея, Джимми выдавил пару капель жгучей жидкости на язык и с удовлетворением почувствовал, как пары наполняют легкие, вызывая удушье.

2

У Шелли Томпсон было шесть пальцев на ногах. Когда она была маленькой, отец сказал ей, что она – инопланетянка, брошенная своими настоящими родителями и найденная в НЛО, упавшем возле Роуз-велла. На самом деле если кто ее бросил, так это отец: однажды он просто не вернулся домой. Шелли тогда было шесть лет. Лилиан, мать Шелли, упорно отказывалась отвечать на вопросы о нем, поэтому Шелли сохранила об отце только радужные воспоминания. Это остро стало сказываться в подростковом возрасте, когда ее противостояние с матерью приобрело особенно ожесточенный характер.