Митьки

А (кланяясь во все четыре стороны и делая движение поцеловать землю): Отопью я глоточек самый маленький, чтобы вас не обидеть, и прошу у неба и земли, и братков своих прощения за всю прорву, что за ваш счет вылил себе в пасть, яко в бездну бездонную, и никогда уж больше….

С (прерывающимся от волнения голосом): Всегда! Всегда теперь ты будешь пить, сколько тебе полагается, хватит, мы тебя обижали!

А (кобенясь и давясь от умиления, пьет).

В и С (хором): Пей до дна! Пей до дна!

И так далее до конца собрания.

Вот какие митьки хорошие, добрые! А сколько про них ходит нелепых, злых слухов – и в основном потому, что не могут отделить исторической реальности от митьковской мифологической символики.

Поговаривают даже о сексуальной распущенности митьков, что уж ни в какие ворота не лезет. Митьки, как известно, несексуальны настолько, что кичатся этим. Д.Шагин, например, тщеславно утверждает, что ни разу в жизни не знал женщин. От этих разговоров ему делается гордо и горько; он гладит по головам своих трёх дочерей и жалостливо закусывает губу. И так это всё высоко и благородно, что язык не повернется спросить – откуда три дочери-то? Я однажды решился спросить; под давлением фактов Д.Шагин признался, что всё-таки, да, три раза в жизни он знал женщину (показательно, что назло своему свободолюбию, митьки плодовиты, как кролики). Итак, вопрос: откуда в общественном мнении появляются порочащие нравственный облик митьков сведения? Ответ: из митьковской мифологии. Сознание неразвитого слушателя выхватывает из мифа не суггестивные слои и даже не мораль, а то, что это неразвитое сознание принимает за факты. Проследим это и опровергнем на примере двух мифов, сложившихся в митьковской среде примерно в одно и то же время.

Невеста. Рассказ Фила

Невеста. Рассказ Флореныча

Любопытно, что обе эти истории от первого до последнего слова – фантазия, точнее, митьковский миф с характерными мифологическими штампами. Оба рассказчика, например, не сговариваясь, употребляют в своих мифах светлый образ яичницы с ветчиной, которой, как понятно каждому, не было не будет и быть не может в мастерской А.Флоренского.

Основой мифов послужило то обстоятельство, что Флореныч и Фил действительно пили (как и каждый день) в мастерской с сестрёнкой Оленькой, у которой под глазом есть маленький белый шрамик от того, что она в детстве упала с горки. Зачем же понадобилось Филу и Флоренычу так чернить друг друга? Затем, что они на пользу движению создают митьковскую мифологию, не взирая на лица. Оба рассказа несут в себе одну и ту же нехитрую мораль: одни только ножки торчат – хорошо, судьба-карамелька – плохо. Отрицательный персонаж – сытый, пьяный, довольный, пользующийся успехом; положительный – бедный, больной и голодный.

Так что же: митёк – это обязательно бедный, больной и голодный? Нет, это справедливо для данного мифа. Что такое митёк, сформулировать трудно. И зачем? Я вообще не могу сказать, что такое митёк.

Дело вот в чем: первые части «Митьков» написаны отстранённо, это взгляд на движение извне. Но каждый, кто хоть на короткое время остановился поглазеть на победное шествие митьков, сам как магнитом втягивается в их ряды. Любое определение движения, сделанное самими митьками, очаровательно, но неполно (например, один из пионеров движения, А.Горяев, в своей работе «Митьки и живопись» выдвинул в ней такое определение: «Митёк – это человек, который тонко чувствует прекрасное»).

Так что я больше не могу быть бесстрастным и объективным наблюдателем движения и вынужден отложить перо – я уже не думаю о том, что такое митёк.

Как не может человек, живущий полной жизнью, ответить: зачем ты живешь? И художник: зачем писать картины? И не стал Гребенщиков отвечать на вопрос телезрителей: почему ты поешь?

Что такое митёк? Сколько звезд на небе? Зачем растут цветы?

Невеста. Рассказ Фила

Однажды Фил решился показать свою невесту (Оленькой звать, конечно) Флоренычу – смотрины устроить.

Долго с ней мотался по улицам, не решался, всё сомнение брало – понравится ли Флоренычу невеста; замерз, как собака, бедный, больной, не жрамши с утра. Наконец, купил бутылочку винца – приходит к Флоренычу.

Сидит Флореныч. Пьяный в жопу, рожа красная, уминает яичницу с ветчиной.

Фил сел напротив на табуретку, поставил на стол винца бутылочку, волнуется, ждет, что Флореныч скажет. Флореныч умял яичницу с ветчиной, всё вино, что Фил принес, выжрал, потом пододвигается к невесте и начинает её мацать: сиськи гладит, под платье лезет. Видно, собирается использовать право первой брачной ночи.

Использовать право превой брачной ночи (мифологич.) – манера А.Флоренского держать себя с подругами своих знакомых.

У Фила в глазах потемнело: опустил голову, сжал челюсти, одни только ножки торчат.

Да сердце не каменное – схватил со стола нож и бросил во Флореныча. Но или Фил так дрожал, или Флореныча шатало – а только нож в невесту попал, чуть-чуть по щеке проехал – так и остался шрамик. Маленький, белый. Под глазом.

Невеста. Рассказ Флореныча

Сидит однажды Флореныч – бедный, больной, совсем холодно. Пришел с работы не жрамши, устал как собака, спину ломит, башка разламывается; сидит на табуретке, одни только ножки торчат.

Сделал себе яишенки с ветчиной – дай, думает, хоть раз в жизни покушаю спокойно.

Приходит Фил. Пьяный в жопу, рожа красная, двух лялек под мышками держит. Причем одну ляльку для смеха невестой называет, Оленькой.

Сел Фил за стол, яичницу с ветчиной умял; винца бутыллчка у Флореныча была припасена – выжрал. Поставил стакан, вилку положил и начинает одну из лялек (не невесту, другую) мацать. Сиську гладит, под платье лезет.

Флореныч, бедный, напротив сидит на табуретке, смотрит – а у невесты Филовой одни только ножки торчат. Голову опустила, плечики вздрагивают, носом захлюпала. Флореныч думает, может и вправду невеста? Пододвинулся к ней: не плачь, мол, это он нажрамшись такой, – и по спине погладил. Вдруг Фил вскакивает, рожа пьяная, красная, схватил со стола нож и бросил во Флореныча. Не попал, конечно, а невесту-то задело, чуть-чуть ножик по щеке проехал – так и остался шрамик. Маленький, белый. Под глазом.

Часть VI. Дальнейшее развитие мифа-катастрофы у митьков

Трудно было предугадать, что именно миф-катастрофа (типа двух вариантов «Невесты Фила») займет ведущее место в мифологии митьков. Но случилось именно так, ибо жизнеутверждающий оптимизм митьков – не пустая, бессмысленная веселость. Через тьму к свету, через распятие к воскресению.

(Отметим всё же, что митёк действительно обладает талантом всегда действовать неоптимальным и дурацким образом, отчего жизнь его и кажется нелегким испытанием.)

Вот представим: митёк желает поправиться с лютого похмелья. Кто-то в это время ищет его с сеткой «Ркацители». Ждёт его очаровательная особа в ажурных чулочках с бутылкой шампанского. Где-то накрыт стол и ломится от вина, водки, пива и макарон по-флотски, верные друзья и обаятельные девушки не начинают: ждут его. На выставке корреспондент Си-би-эс нервно потягивает пиво «Туборг», жаждет взять у него интервью с оплатой наличными и баночным пивом. А где же митёк? А митёк в это время томится в многочасовой очереди к пивному ларьку, чтобы взять на последние тринадцать копеек склянку непрозрачного отвратительного пива и, тяжко икая, уйти в жару и пыль).