Джек

— Бедняжка! Не привык ходить! — пояснил Белиэер. — Он ведь из дому не выходит. Для того, чтобы иногда брать его с собой, я и заказал ему по мерке эти славные башмачки… Матери по целым дням дома не бывает. Она разносит хлеб по квартирам. Нелегкое занятие, сами понимаете. Но она женщина стойкая… Уходит из дому в пять утра, разносит хлеб до полудня, забежит на минутку к себе, перекусит и опять уходит до вечера в булочную. А ребенок все время сидит дома один. За ним соседка приглядывает, а когда ей недосуг, его сажают на стульчик, привязывают, чтобы он до спичек не дотянулся, и пододвигают к столу… Ну вот мы и дома.

Они вошли в подъезд одного из тех огромных домов, где живут рабочие. Он был весь изрезан узкими оконцами и пересечен длинными коридорами, где бедный люд устанавливает железные печки и прибивает вешалки, чтобы хоть немного освободить свои тесные комнаты. В этот коридор выходят все комнаты, и в открытые двери видны были полные дыма помещения, где плакали и кричали дети. Сейчас люди обедали. И Джек, проходя мимо, видел, как все сидят за столом, освещенным свечою, слышал, как дребезжит дешевая посуда.

— Приятного аппетита, друзья! — то и дело повторял продавец шляп.

— Добрый вечер, Белизер! — весело и дружески отвечали ему, не переставая жевать.

Проходили они и мимо других, более мрачных углов. Здесь очаг не теплился, свеча не горела. Женщина и целая куча детишек с тоской поджидали отца, надеясь, что хоть сегодня, в понедельник вечером, он что-нибудь принесет им из субботней получки.

Комната бродячего торговца помещалась на седьмом этаже, в конце коридора, и, пока они туда добирались, Джек успел рассмотреть множество убогих каморок, где ютились рабочие, — они тесно жались одна к другой точно сотовые ячейки в улье, самую верхнюю занимал Белизер. И все же бедняга, видно, очень гордился своим жилищем.

— Сейчас вы увидите, Джек, как хорошо я устроился, сколько у меня места… Только погодите. Прежде чем идти к себе, я должен отвести малыша госпожи Вебер.

Как человек, запросто бывающий в доме, он достал из-под соломенной подстилки, лежавшей у порога соседней комнаты, ключ, отпер дверь и, направившись прямо к печке, где уже с полудня на медленном огне варился суп к ужину, зажег свечу, потом, усадив ребенка и привязав его к высокому стульчику возле стола, сунул ему в руки две крышки от кастрюль, чтобы тот не скучал.

— А теперь пойдемте отсюда, — сказал он Джеку. — Госпожа Вебер скоро придет. Любопытно было бы поглядеть на ее лицо, когда она увидит, что ее сынок в новых башмачках… То-то она удивится!.. Ей вовек не догадаться, откуда они взялись, нипочем не догадается. В доме много жильцов, и все жильцы ее так любят!.. Да, забавно.

И он уже заранее ухмылялся, отпирая дверь своей комнаты, этого длинного чердачного помещения, перегороженного пополам. Сквозь стеклянную дверь видна была спаленка. Наваленные всюду фуражки и шляпы говорили о занятии жильца, а голые стены свидетельствовали о его бедности.

— Кстати, Белизер, — вспомнил вдруг Джек, — вы, что же, больше не живете со своими родными?.

— Нет, — ответил торговец, слегка смутившись, и поскреб в затылке — к этому жесту он неизменно прибегал в подобных обстоятельствах. — Знаете, в больших семьях не всегда легко столковаться… Госпожа Вебер нашла, что так неправильно получается — я работаю больше всех, а мне ничего не достается. Вот она и посоветовала мне поселиться отдельно… И верно, с этих пор денег у меня стало в два раза больше, я и родных поддерживаю и кое-что откладываю на черный день. А все госпожа Вебер придумала! Она женщина башковитая, ей-богу!

Разговаривая с Джеком, Белизер заправлял лампу, раскладывал товар, накрывал на стол; он подал замечательный картофельный салат и копченую селедку: это кушанье стояло уже три дня, пропиталось маринадом и стало очень вкусным. Из простого деревянного шкафчика он достал две расписные тарелки и два прибора — один оловянный, другой деревянный, хлеб, вино, пучок редиски, и все это разложил на колченогом буфетике, а вернее, кухонном столике, который так же, как и шкаф, смастерил столяр из предместья. Это не мешало Белизеру гордиться своей обстановкой не меньше, чем комнатой, и он говорил «мой буфет», «мой шкаф» с таким видом, как будто это была дорогая мебель.

— Ну теперь можно и садиться, — объявил Белизер с сияющим лицом, показывая на «сервированный стол», а стол был и впрямь отменно сервирован: газета заменяла скатерть, так что тарелка Джека как раз пришлась на рубрику происшествий, а перечень политических новостей выглядывал между хлебом и редиской. — Чего там говорить, мой скромный обед не идет ни в какое сравнение с той знатной ветчиной, которой вы меня угощали тогда в деревне… Господи боже мой, что за ветчина!.. В жизни такой не едал!

Тем не менее салат из картофеля тоже был очень хорош, и Джек оценил его по достоинству. Белизер, радуясь аппетиту своего гостя, не отставал от него, но не забывал при этом обязанностей хозяина — каждую минуту вскакивал, смотрел, не вскипела ли вода, булькавшая на очаге, молол кофе, пристроив мельницу между своих острых колен.

— Да у вас тут целое хозяйство, Белизер, — сказал Джек. — Я вижу, вы уже обзавелись всем необходимым.

— Тут не все принадлежит мне… Многое мне одалживает госпожа Вебер, пока мы еще…

— Пока еще что, Белизер?

— Пока мы еще не поженились, — собравшись с духом, проговорил торговец, но на щеках у него появились при этом два красных пятна. Потом, убедившись, что Джек и не думает смеяться над ним, он продолжал: — Мы уже давно решили пожениться. Должен сказать, для меня это — большое и неожиданное счастье, что госпожа Вебер надумала вторично выйти замуж. Она так намыкалась с первым мужем, этот мерзавец пьянствовал, а нализавшись, колотил ее… Ну разве не грешно поднимать руку на такую прекрасную женщину!.. Она скоро придет, вы сами увидите… Она такая терпеливая, такая хорошая!.. Уж можете мне поверить, я-то бить ее не стану, а коли ей самой захочется меня ударить, пусть себе, на здоровье.

— Когда же вы собираетесь обвенчаться? — осведомился Джек.

— В том-то и закавыка! Я хоть сегодня готов. Да вот госпожа Вебер — она ведь у меня такая разумная, — она считает, что при нынешних ценах нам не по средствам самим содержать дом, и хочет подыскать компаньона.

— Компаньона?

— Ну да!.. У нас в предместье бедняки часто так делают. Подыскивают себе компаньона, холостяка или вдовца, и он берет на себя часть расходов. Ему отводят угол, кормят, обстирываю! а расходы — поровну. Понимаете, как это выгодно для всех? Где двое едят, там и третий прокормится… Самое трудное — найти хорошего человека, надежного, работящего, который не был бы обузой.

— А что вы скажете обо мне, Белизер? Я достаточно надежный человек? Подойду я вам?

— Вы и вправду согласны, Джек? Я ведь битый час об этом думаю, да все не решаюсь вам предложить.

— Почему же?

— Понимаете, какое дело… Ведь у нас все так убого… Мы ведь будем жить очень скромно… Боюсь, что наши харчи покажутся вам незавидными, ведь вы рабочий-механик и станете выколачивать шесть, а то и семь франков в день.

— Нет, нет, Белизер. Мне такой стол как раз подойдет. Я тоже должен беречь деньги, вести себя благоразумно, ведь и я подумываю о женитьбе.

— Ах, вот как?.. Ну, тогда вам это не подойдет… — с сокрушенным видом пробормотал торговец шляпами.

Джек рассмеялся и пояснил, что его женитьба произойдет не раньше чем через четыре года, да и то при условии, если он до тех пор будет много и успешно работать.

— Тогда, значит, решено! Вы будете нашим компаньоном — надежным, настоящим… Какая удача, что мы встретились!.. Как подумаю, что, не приди мне мысль купить малышу башмачки… Тссс!.. Внимание!.. Госпожа Вебер вернулась. То-то мы посмеемся!

Послышались торопливые, грузные, почти мужские шаги, — лестница заходила ходуном, перила затрещали. Ребенок, без сомнения, тоже услышал их — он замычал, как теленок, и принялся изо всех сил колотить по столу крышками от кастрюль.